Светоч любви - Холт Виктория. Страница 2

— Я тоже хотела бы… Поэтому мне надо бросить школу.

— Немыслимо! — вскричала она. — Твой отец и слышать об этом не захочет. — Она говорила о нем по-прежнему так, как будто он был с нами. — Если я подыщу что-нибудь приличное — я имею в виду место, — как-нибудь выкрутимся, — добавила она.

— Какое еще место?

— Я кое-что умею, — ответила она. — Когда мой отец был жив, я помогала ему обслуживать постояльцев нашей гостиницы. Я хорошо готовлю и умею вести хозяйство. Словом, я могла бы стать домоправительницей в каком-нибудь приличном доме.

— У тебя есть конкретные предложения?

— Моя дорогая Джейн, с избытком. Хорошие домоправительницы на деревьях не растут. Правда, существует одно условие…

— А можешь ли ты еще и условия ставить?

— Да, могу. Я возьмусь за дело, только если будет выполнено мое условие. Оно следующее: моя дочь тоже должна жить в том доме, где буду служить я!

— Не слишком ли высокую цену ты требуешь за свои услуги?

— Если я не буду требовать, то мне никто ничего и предлагать не станет.

Она все же была довольно самоуверенной. Хотя просто не имела права быть другой. Я думаю, что в случае, если из жизни так неожиданно ушла бы она, отец без нее просто совершенно потерялся. Она-то, по крайней мере, могла стоять на собственных ногах, да и меня поддерживать еще в придачу. И все же я считала, что она требует слишком многого.

Мне предстояла еще одна четверть в школе, перед тем как во весь рост встанет волнующий вопрос — в состоянии ли мы оплатить счета на будущее, и как раз в течение этого периода я впервые услышала имя Сильвестера Мильнера. Мама прислала мне в школу письмо:

«Моя самая дорогая Джейн!

Завтра я отправляюсь в Нью-Форест. Меня пригласили для беседы в поместье Роланд. Джентльмену по имени мистер Сильвестер Мильнер понадобилась домоправительница. Это довольно большая, по моему мнению усадьба, и хотя мое условие, от которого зависит, принимаю я эту должность или нет, еще как следует не оговаривалось, я буду настаивать на нем, и это пока не отбило желания у будущего хозяина говорить со мной Я напишу тебе, когда будет окончательная ясность. Если мы договоримся, то моих доходов вполне хватит на продолжение твоего обучения, потому что мне лично много не надо — только постель и кров. А ты будешь приезжать на каникулы. И это будет замечательный выход из наших проблем. Теперь мне остается только одно убедить их нанять меня».

Я вообразила себе, как тщательно готовилась она к предстоящему собеседованию — ведь предстояла борьба за ее место под солнцем, а точнее — за мое, а не ее место.

Она была маленькой хрупкой женщиной. А я вроде бы собиралась еще расти и расти. Я пошла в отца и уже сегодня была на несколько дюймов выше мамы. У нее были румяные щеки и густые волосы, черные до вороного отблеска. У меня волосы были похожи на мамины, но кожа была бледной, как у отца. А вместо ее маленьких, как бусинки, искрящихся глазок у меня были унаследованные от отца большие серые, глубоко посаженные.

Внешне мы не очень походили друг на друга — моя мама и я. Но роднило нас главное: глубочайшее внутреннее убеждение в том, что надо преодолевать любые барьеры, мешающие достижению цели.

В данном конкретном случае, когда так много было поставлено на карту, я была уверена, что у нее были неплохие шансы на выигрыш.

И оказалась права. Через несколько дней я узнала, что она действительно получила должность домоправительницы в усадьбе Роланд. А когда закончилась четверть, я отправилась уже на наше новое местожительство.

Я поехала в Лондон вместе с группой девочек из школы Клантона. А там пересела в поезд, который должен был доставить меня в Хэмпшир. Когда я добралась до Линдхерста, то мне пришлось пересесть еще и в местный поезд.

Моя мама изложила в письме все инструкции очень четко. На остановке Роландсмер меня должны были встретить, но если ее обязанности помешают ей сделать это самой непосредственно, значит, мы увидим друг друга, как только я войду в дом.

Я с трудом дождалась момента прибытия. Хотя мне казалось так странно ехать в совершенно незнакомое место. Мама ничего не рассказала мне о мистере Сильвестере Мильнере. Мне это показалось удивительным. Обычно она не была скрытной. И о самом доме она писала очень скупо, лишь отметила, что он большой, и вся усадьба занимает площадь без малого гектаров десять.

«Ты увидишь, как этот дом отличается от нашего маленького», — написала она. Кстати, это было совершенно излишне, я и так могла догадаться о различиях. Но так или иначе, любопытство мое она разожгла.

Усадьба Роланд! Кем был этот Роланд и почему так названо это место? Обычно имена что-нибудь да означают. К тому же, почему мама не рассказала ничего о хозяине — мистере Сильвестере Мильнере?

Я стала фантазировать относительно его особы. Он должен быть молодым и красивым. Нет! Не был он молодым. Он был среднего возраста и был обременен большой семьей. А может, он старый холостяк, сторонящийся общества? Циник, уставший от жизни? Он затворился от мирской суеты в поместье Роланд. Нет, он был чудовищем, которого вообще никто не видел. О нем сплетничали только шепотом. В его доме наверняка по ночам происходят странные вещи. Мне, конечно, скажут:

— Не обращай внимания. Это прогуливается мистер Сильвестер Мильнер…

Мой отец частенько говорил, что я должна усмирять свое воображение, когда оно слишком разыгрывается. А мама считала, что оно уносит меня слишком далеко. К тому же, по ее мнению, любопытство ко всему на свете, к окружавшим меня людям в сочетании со столь развитым воображением составляет довольно опасную комбинацию.

В силу этих обстоятельств я пребывала в стадии крайнего возбуждения и предчувствия чего-то необычного, когда подъезжала к маленькому полустанку Роландсмер.

Дело происходило в декабре, и солнце было заслонено туманной дымкой. Это придавало загадочность всему на этой маленькой станции со странным названием и платформой, окруженной плотной стеной деревьев. На платформе было малолюдно, и я сразу заметила крупного человека в цилиндре и пальто с золотыми галунами.

Он так уверенно шел вдоль платформы, и от него исходило такое чувство уверенности в себе, что когда он приблизился ко мне, я произнесла:

— Простите, вы случайно не мистер Сильвестер Мильнер?

Он остановился, озадаченный какой-то мыслью, и разразился рыком, означавшим смех:

— Не, мисс, — прокричал он. — Я кучер! — Затем пробормотал, обращаясь сам к себе:

— Мистер Сильвестер Мильнер — это было бы недурно! Ну ладно, — продолжил он, — это твой багаж? Ты прямо из школы? Ну, поехали.

Он внимательно оглядел меня с головы до ног.

— А ты не похожа на свою мать, — прокомментировал он. — Не сказал бы, что ты ее дочь!

Затем с резким криком он повернулся к человеку, который томился от безделья, прислонившись к стенке небольшого киоска:

— Эй, Гарри, ну давай!

И Гарри взял мой багаж. Мы составили маленькую процессию, причем я следовала за кучером, вышагивавшим с чванливой миной, которая должна была, судя по всему, свидетельствовать о том, что сей джентльмен — очень важная персона.

Мы подошли к рессорной двуколке, сначала туда забросили мой багаж, потом наверх вскарабкалась я, и тогда кучер с тяжелым вздохом взялся за поводья.

— Такой, как я, не должен был бы возить такие мелочи, так что с твоей мамочки причитается…

— Спасибо, — сказала я, — мистер… э?..

— Джефферс, — подсказал он. — Меня зовут Джефферс, такое у меня имя.

И мы тронулись в путь.

Мы ехали заросшей кустарником узкой дорогой, вьющейся вдоль опушки леса, деревья в котором казались мрачно загадочными.

Здешние места сильно отличались от наших гористых. Это был тот самый лес, напомнила я себе, в котором охотился Вильям Завоеватель и где его сын Вильям Руфус погиб загадочной смертью.

Я сказала:

— Довольно странно называть это место новым лесом.

— Что? В каком смысле?

— Как же лес может быть новым, если ему уже лет восемьсот от роду?