Светоч любви - Холт Виктория. Страница 5

— А он не явится домой к Рождеству? — спросила жена одного из садовников.

— Надеюсь, что нет, — заявила Джесс, горничная, на которую весьма выразительно посмотрел, явно не одобряя такой тон, мистер Каттервик, а я в очередной раз почувствовала нечто среднее между благоговением и страхом. Так бывало всякий раз, когда я слышала имя мистера Сильвестера Мильнера.

Моя мать, как и мистер Каттервик, некоторым образом держалась на определенном расстоянии от слуг. Человек должен иметь твердую позицию, говорила она мне и добавляла, что за это убеждение слуги и уважают ее.

Они знали, что мама многое повидала на этом свете, и знали, что я учусь в школе Клантона, куда, как информировала их миссис Коуч, ходила и одна леди из Семьи.

— Конечно, — подчеркнула миссис Коуч, — когда здесь обитала Семья, дочь домоправительницы не могла бы посещать ту же школу, что и одна из девочек Семьи. Это даже не пришло бы никому в голову. Но теперь все по-другому.

Я никогда бы не поверила, что могу так радоваться рождественским каникулам без моего отца. Это было как-то странно, но все перевешивала тайна мистера Сильвестера Мильнера.

Я старалась узнать все, что возможно, о нем. Я установила, что он никогда не говорит много, но совершенно определенно дает понять, что все в этом доме должно следовать заведенному им порядку. Он переоборудовал дом с того времени, как стал его владельцем после отъезда Семьи. Он даже установил этих языческих драконов внизу.

Семья, видимо, попала в тяжелую ситуацию и была вынуждена продать дом. Тут появился он и купил его. По дому он передвигается бесшумно, — подчеркнула миссис Коуч. — Вдруг ты обнаруживаешь, что он здесь. Он объясняется с этим Линг Фу на каком-то тарабарском языке. Часто они закрываются вдвоем в сокровищнице.

Я думаю, мне повезло, что мое первое Рождество без отца прошло совершенно не так, как бывало раньше. Это снизило боль воспоминаний. Я поделилась с мамой своими соображениями, назвав это чудом, но мама объяснила мне, что все устроено отцом; это он привел нас сюда, потому что продолжает, как и раньше, заботиться о нас.

Похоже, так оно и было, потому что все шло просто прекрасно.

Мы очень весело украсили ту часть дома, где жила прислуга, омелой, плющом и падубом, и даже мистер Каттервик, добродушно усмехаясь, только мягко корил расходившихся горничных. В канун Рождества пришли исполнители рождественских гимнов и пели их внизу перед домом. А мама опустила от имени нашего дома шиллинг в их жестяную кружку.

— Конечно, когда здесь была Семья, — припомнила миссис Коуч, — бродячих певцов приглашали в холл и Хозяин, и Хозяйка, и все другие члены Семьи угощали их горячим пуншем и сладкими пирожками. И такая традиция держалась не одно поколение. К сожалению, времена поменялись…

У нее на кухне стояло кресло-качалка, и она очень любила раскачиваться в нем туда и обратно после нелегкой работы по кухне. Так она отдыхала. С тех пор как появилась я, ей понравилось беседовать со мной, а мне все было интересно, и я была рада подолгу слушать ее. Я провела немало часов на кухне в обществе миссис Коуч. Мою маму радовало, что мы стали друзьями, потому что, без всяких сомнений, кухарка в этом доме имела власть.

Миссис Коуч очень любила поговорить о Семье и о том, как все было в те старые времена.

— Настоящее умение содержать дом — это искусство, — начинала она, как бы отмечая, что сейчас что-то делалось не так и это «не так» ей не очень нравится. Но потом она отходила от этой линии и продолжала:

— Здесь жили Хозяин и Хозяйка и их две дочери. Но Хозяин был игроком, всегда был… а перед тем таким же был его отец. Так вот они и спустили потихоньку все свое состояние.

— И им пришлось продать дом, — подсказала я. Она наклонилась поближе ко мне:

— Причем, за бесценок, — прошипела миссис Коуч. — Мистер Сильвестер Мильнер — настоящий делец. Он купил дом, когда у Семьи не оставалось никакого другого выхода, как только продать его.

— А что дальше произошло с Семьей?

— Хозяин умер. Считалось, что от пережитого шока. Хозяйка вернулась в свой родной дом. Одна из юных леди уехала с матерью. Другая, как я слышала, заняла место гувернантки. Это ужасно. Она, у которой была собственная гувернантка, когда она росла, конечно же рассчитывала, что и у ее собственных детей тоже будет гувернантка…

Я про себя подумала, чем мне придется заняться, когда я подрасту. Может, и мне придется стать гувернанткой. Это была не самая радостная мысль.

— Он спросил меня, останусь ли я на своем месте, я согласилась. Я ведь свое дело всегда хорошо вела. Не много, однако, я понимала…

— А что происходит, когда он здесь? — спросила я.

— Мистер Мильнер? Ну, например, он приглашает на обед друзей. И они заходят в сокровищницу как ни в чем не бывало. Беседуют. О делах, о чем еще беседовать деловым людям! Но все это совсем не то, чего ожидали мы, я и мистер Каттервик.

Я тут же поинтересовалась:

— А что вам мешает уйти отсюда и найти дом, в котором живет Семья, причем никто из ее членов не проигрывает состояние.

— Ну нет, я решила жить здесь, потому что я привыкла жить именно здесь! К тому же, дело облегчается тем, что… хвала Богу, он же не все время здесь.

— О чем вы подумали, когда впервые увидели его? — спросила я.

— О чем? Да о том, что он отличается…

— Отличается от кого?

— Да практически от любого, о ком бы вы ни подумали. А потом все эти сокровища и его род занятий. Что-то там не так, мне кажется. Странный бизнес. И странные люди, которые его окружают. Мы с мистером Каттервиком, впрочем, привыкли к этой публике…

— Он когда-нибудь разговаривает с вами? Она склонила голову набок и затем изрекла:

— Он единственный, кто никогда не приходил на кухню и не давал меню, как это принято в нормальном доме.

— А когда он приедет на этот раз, миссис Коуч?

— Он не из тех, кто информирует заранее.

— Возможно, он хочет приехать неожиданно и увидеть, чем вы все тут занимаетесь.

— Я не стала бы думать о нем так плохо.

Вот так мы и беседовали, и я все время старалась увести ее от Семьи, переключая разговор на нынешнего владельца усадьбы.

В день Рождества сначала подали утку, за ней последовал пудинг, торжественно доставленный на стол самим мистером Каттервиком. Пудинг был объят мистическими огненными языками горящего бренди, за которыми с любовным восторгом наблюдала миссис Коуч. На почетных местах на одном и другом концах стола сидела мама и мистер Каттервик. А вокруг стола собрались все слуги с семьями.

В куске пудинга мне досталась шестипенсовая монетка, а стало быть, и три желания, которые должны были исполниться. Одно перевешивало. Я очень желала себе увидеть мистера Мильнера до того момента, когда мне надо будет возвращаться в школу; вторым желанием было побывать в сокровищнице и третьим, чтобы мама и я продолжали бы жить в усадьбе Роланд.

Я поймала себя на мысли, что если бы папа был здесь, то нынешнее Рождество было бы самым лучшим во все времена, но, естественно, я понимала, что, будь он жив, нас здесь не было бы.

После торжественного обеда каждый должен был что-то «изобразить». Миновала сия чаша маму и мистера Каттервика, которых спасло их высокое положение, и миссис Коуч, от которой тоже не решились требовать чего-нибудь, учитывая ее параметры. Были исполнены песни, кто-то декламировал, некоторые решились на несколько танцевальных па, один из садовников играл в дуэте с сыном на скрипке. Я продекламировала «Гибель Вечерней звезды», миссис Коуч вторила мне шепотом. Я читала так великолепно, что у нее в глазах блестели слезы.

Мама попросила меня подняться наверх и принести ее шаль. Как только я вышла из шумной комнаты и закрыла дверь, за которой остались свет и веселье, у меня появилось чувство, что тихий дом сомкнулся вокруг меня. Я поднялась по лестнице и вдруг явственно ощутила, как меня окутывает сверхъестественно холодное нечто. Предчувствие чего-то охватило меня. Та теплая людская, где продолжался праздник, казалась мне целым миром, от которого я ушла. Поддавшись необъяснимой панике, я взлетела по оставшимся ступеням, отыскала в комнате мамы шаль и собралась бежать назад. Я стояла у окна и пыталась что-либо рассмотреть через него. Свеча, которую я захватила с собой, позволяла мне видеть только собственное лицо, отраженное в стекле. Я слышала, как ветер шелестел ветвями, и знала, что совсем недалеко стоял лес, где, как говорила легенда, за своими обидчиками охотились тени пострадавших.