Я тебя ненавижу (СИ) - Рахманина Елена. Страница 30
Она стоит и смотрит на меня огромными глазищами, готов биться об заклад, сейчас принявшими тёмно-бирюзовый оттенок, на щеках пылает румянец, делая её невероятно красивой, так что мне стоит огромных усилий держаться на расстоянии.
- Ты играешь в грязные игры! – хватает попавшее под горячую руку полотенце и кидает в меня, ловлю его прежде, чем оно ударится об мое лицо и ухмыляюсь.
- Не хочу страдать в одиночестве, - подмигиваю ей.
Закрываю холодильник.
- Поехали, возьмем твои вещи, ты остаешься здесь, пока твоя бабушка не вернется, купим еды и что-то от простуды.
Алена долго злится, дуется, но к моему удивлению соглашается, должно быть ей чертовски не хочется ночевать в доме одной, да и я не смог бы спать нормально, думая о том, что она там.
Стоим вместе в прихожей, одеваемся, вдруг девушка дергает меня за рукав, понуждая подойти ближе и показывает на наши отражения в большом зеркале:
- Как ты думаешь, что о нас сейчас прохожие подумают?
Оба в синяках, у нее разбитая губа, у меня щека.
Кладу по-хозяйски руку ей на плечо, притягивая к себе. Она маленькая кнопка, и я дядя Степа Великан, но мне нравится, как мы вместе смотримся.
- Если бы синяки были только у тебя, то думали бы, что я распускаю руки, если только у меня – то, не сочти это сексизмом, что я подрался с кем-то напившись, ну а так как мы украшены оба, то будут думать, что у нас просто слишком дикий секс.
Повела плечом убирая мою руку и фыркнула.
- Или мне просто этот «дикий» секс не понравился.
Шлепнул её по попке, подталкивая к выходу.
- Готов прямо сейчас доказать обратное.
- Как только Олимпийские игры закончатся, дам тебе шанс обелить репутацию в глазах общественности.
В доме бабушки она сменила содержимое рюкзака, переоделась и как пионер-отличник с ранцем за спиной встала передо мной, пока я докуривал очередную сигарету. Ближайшие месяцы курить я точно не брошу. Вот так, не любил двадцать один год – трахался сколько хотел, стоило влюбиться и пришлось, мать вашу, начать блюсти целибат.
Мы приехали в самый большой в городе гипермаркет, и я наблюдал, как Алена бродит между прилавков, рассматривая состав продуктов. Последнее время она ела все меньше и меньше, будто практиковала аскезу не только в сексе, но и в еде, потому что была очень худенькой.
- Мне практически ничего из этого нельзя, - грустно посмотрела в заполненную до краев тележку с едой.
- Так возьми то, что тебе можно.
- То, что мне можно, не очень хочется, - кисло пояснила девушка, - тренер сказала, что нужно есть больше белка, а на мясо я уже смотреть не могу.
Взяли все что подходило под понятие высокобелковой пищи и направились к кассе. Стоя в очереди Алена с интересом рассматривала товары, там были в основном шоколадки, презервативы, батарейки и жвачка.
- Что-то еще будете брать, молодые люди? – поинтересовалась кассирша похожая на ожившую мумию, пробив все наши покупки.
- Алена, ты же просила взять побольше презервативов, - доставая с витрины рядом с кассой пару пачек и кидая на ленту, «напомнил» девушке, потом потянулся за смазкой, делая вид, что обдумываю необходимость этой покупки, - как считаешь, брать?
Я повертел перед носом девчонки лубрикантом, назначение которого она возможно не знала.
- Можно взять клубничную, но мне, кажется, мы обойдемся и без нее, - пожал плечами, возвращая товар на место.
Продавщица никак не реагировала, а Аленка стояла красная как вареный рак и совершенно механически собирала покупки в пакет, словно контуженная неловкостью.
- Клим, как ты мог, она же может знать мою бабушку, это очень маленький город!
Я посмотрел на продавщицу и ответил:
- Судя по её виду, она может знать и твою прапрабабушку тоже.
Очень переживала что, когда бабушка узнает о случившемся, ей может стать плохо, поэтому заранее приготовила её сердечные лекарства. Чтобы не шокировать своим видом, я попыталась замазать синяки, но получилось не очень, с разбитой губой, выглядела как жертва домашнего насилия.
Я смогла ей все рассказать спокойным голосом, без накатывающих рыданий, как это случалось в первые дни после попытки изнасилования, и возможно поэтому она относительно нормально перенесла эту новость. Как мой опекун, она должна была присутствовать при даче показаний в милиции против Кирилла и мне пришлось проявить всю выдержку, чтобы вновь не разреветься, рассказывая или вновь и вновь отвечая на вопросы следователя. Думаю, все было бы еще хуже, если бы с нами не было адвоката Самгина, который останавливал представителя власти. Вся процедура больше походила на мучительную пытку и, хотя я являлась потерпевшей, порой мне начинало казаться обратное, но я понимала, что Кирилл должен быть наказан и была благодарна Климу за то, что удержал меня тогда от малодушного желания забыть и простить насильника.
Пока находилась в доме молодого человека, он вытягивал меня из темных глубин моего сознания, в которые я погружалась, возвращаясь в тот день, к Кириллу. Шутил, злил, выводил меня из себя, целовал так, что хотелось забыть о всех запретах и отдаться ему. Мы смотрели вместе романтические комедии, на которых я настаивала, хотя его вкусы в кино сильно отличались от моих, поэтому с видом мученика Самгин комментировал нелогичности сюжета, вызывая у меня приступы хохота.
Лежа на его груди, глядя на большой экран телевизора, мне казалось, что счастливее меня просто никто не может быть. Под ухом размеренно билось его сердце, пока он рисовал узоры на моем предплечье, а я вдыхала в легкие непередаваемый аромат, состоящий из микса туалетной воды, сигарет и запаха его кожи.
Никогда не думала, что мне будет нравится, как пахнут сигареты. Не знаю, какую марку он предпочитает, но выбранный им табак дурманил мое сознание. А еще я любила наблюдать за тем, как он достает из пачки сигарету, зажимает зубами, подносит зажигалку, прикрывая ладонью пламя от ветра, поднимает на меня темные глаза, и втягивает в легкие дым. Когда он так на меня смотрел, мои внутренности будто стягивало в жгут, и я забывала дышать, краснея удушливой волной, как в стихах Цветаевой, задыхалась потопая в бездне эмоций, рождающихся к нему, и точно знала - умру если узнаю, что он потерял интерес ко мне.
Простуда прошла через два дня, я не умела долго болеть. Но до середины недели тренер не пускала меня на тренировки, настаивая на том, что я должна отдохнуть и прийти в себя. К тому же, врач в той клинике передала мне довольно сильнодействующие успокоительные от которых меня штормило, поэтому я кое-как смирилась с данной ситуацией, успокаивая себя тем, что передышка мне не помешает.
Поняла, что творится что-то неладное, сразу как переступила территорию базы. Ребята суетились, бегали, о чем-то переговаривались, выглядели взволнованными.
Как ни странно, царившая на базе атмосфера не была связана с арестом Кирилла и завершением его спортивной карьеры. Сознательно ожидала, что меня будут винить, но отношение ребят, как было прохладно-отстраненное, таким и осталось.
- Таисия Андреевна просила, чтобы ты зашла к ней, она сейчас в тренерской, - передала одна из девочек.
В раздевалке все хранили какое-то странное молчание, пока я переодевалась, переглядывались между собой, будто знали то, чего не знаю я. Смысла задавать вопросы не было абсолютно. На меня смотрели враждебно и вряд ли что-то вразумительное услышала бы в ответ.
Зашла без стука в тренерскую, Таисия Андреевна шагами мерила комнату, но заметив меня остановилась и жестом показала на стул.
- Таисия Андреевна, что случилось?