Ученики, учителя (СИ) - Коллектив авторов. Страница 32

И чистил меч.

Ишафель

(Ishafel)

Снова в пути

С обивки сиденья чертовски трудно смыть кровь, а такое рано или поздно замечают. Митос бросил джип где-то в южной Калифорнии, попрощавшись таким образом с Адамом Пирсоном. Он оставил на пассажирском сиденье видавшие виды диски, в бардачке — потрёпанные карты; оставил и старенький рюкзак с потёртыми джинсами и кипой дешёвых книг в мягких обложках — на удачу. Теперь, когда Джо был мёртв, ничто не удерживало его здесь, ничто не привязывало ни к западному побережью, ни к двадцать первому веку. Квикеннинг, который он получил по пути в Лос-Анжелесский аэропорт, был только бонусом, своеобразным залогом того, что пути назад нет.

Он отдавал себе отчёт в том, что на стюардесс он производит впечатление человека, только что покинувшего грандиозную попойку — но это его вполне устраивало. Несмотря на жару и отличный дорогой костюм, купленный в дьюти-фри, его бил озноб. Он не снимал тёмные очки, скрывавшие круги под воспалёнными усталыми глазами. Он не спал с тех пор, как потерял Джо, и под его ногтями всё ещё была чья-то кровь. Единственное, о чём он мог думать — как выбраться из страны и убраться куда подальше; и ещё о том — что чем старше он становится, тем труднее уходить и терять.

А ведь это была почти земля обетованная, так долго ожидаемое будущее, в котором всё должно было быть проще. Человечество справилось с полиомиелитом и оспой, человечество забыло, что такое цинга, но так и не научилось излечивать рак. Люди смогли создать оружие, убивающее на громадном расстоянии, но так и не открыли секрет, как спасать от смерти тех, кто был им дорог, кто был дорог ему, Митосу… Он осознал это за последнее столетие; этот безумный век не был к нему более жесток, чем предыдущие, но понимание того, что и эта рана исчезнет без следа, вовсе не делало ее менее болезненной.

Он несколько успокоился к тому времени, когда самолёт сел где-то за пределами Буэнос-Айреса. Он пришёл в себя и стал кем-то другим. Квикеннинг, который он получил, словно растворился в нём и помог ему обрести новый образ, новое имя, которое Джо никогда не узнает. Возможно, через столетие-другое его занесёт в Сикувер, проездом, и он сможет улыбнуться, вспомнив о нём. Не вечно же он будет скорбеть о смерти лучшего друга. Он знал это, потому что такое уже случалось. Но от этого ему было не легче.

Марина

Ученик

История ученичества молодого бессмертного в Советской России 30-х годов прошлого века. Оригинальные герои, не связанные с каноном сериала «Горец».

^{_{Коллаж автора}}

Часть 1

Свет?

Свет просачивался сквозь закрытые веки. Так не могло быть — так не должно было быть. Человек открыл глаза. Туннель, вернее неширокий лаз, оканчивался сияющим от яркого света проемом. Лианы спускались с его краев на белые известняковые глыбы. «Как экран кинематографа», — возникла отстраненная мысль.

«Стоп, что же это такое», — это не сон, что-то было совсем необычно, что-то кроме этого нереального подземелья.

В голове был полный сумбур. Он попытался сосредоточиться, и вдруг вспышкой пришло осознание: «Вижу, и ничего не болит». Он прислушался к себе: попытался ощутить руки. Сжал и разжал пальцы правой, потом левой руки. Ноги тоже не болели. И он их чувствовал. Осторожно потянулся. Сладкая ломота прошла по позвоночнику — так было когда-то в детстве.

Человек вскочил на ноги.

И тут пришла боль.

Голова раскололась от резкого удара о низкий свод пещеры. Он рухнул на лежанку, отдышался, провел пальцами по голове и ощутил неприятную, липкую жидкость: «Ничего себе врезался». Через несколько мгновений шум в голове от удара прошел. Он опять ощутил свое тело. Совершенно здоровое тело.

И это был не сон.

Теперь он отчетливо вспомнил кошмар последних дней.

Какой невыносимой была боль! Он смирился с тем, что это конец, даже пытался скрыть от Раи свое понимание, делал вид, что не замечает сестру и врача, что приходили к нему.

Кто он?

Вернулось имя — Николай, Николай Островский.

Так он что — умер? Это — рай? Или ад? Пещера какая-то.

Николай осторожно, помня о низком своде, поднялся и сел на лежанке, застеленной бараньими шкурами. Долго и с удивлением рассматривал пальцы рук. Ощупал суставы. От воспаления не осталось и следа, правда, казалось, под кожей совершенно не было мышц, какая-то вялая масса.

«Этого не может быть», — подумал Николай, но все же сделал еще одну попытку встать. В первый раз у него ничего не получилось. Он едва не упал на камни, но уже понял, что может подняться. Наконец это удалось, и он осторожно направился по узкому проходу к выходу. Ноги дрожали от слабости, соскальзывали с камней, устилавших пол тоннеля. Несколько раз он падал, с трудом поднимался, но продолжал двигаться вперед. Тоннель резко оборвался, и над головой закачались деревья, прикрывая прозрачное, изумрудно-голубое небо юга.

Сколько лет он не видел неба? Шесть или семь.

Это определенно был Кавказ. Только таким он не видел его никогда. Он жил с людьми, зависел от людей, от Раи, мамы, когда она бывала у них, от сестер и нянек в больницах и санаториях. Он видел горы и море, субтропическую растительность: влажные Колхидские леса подступали к дороге, по которой его везли в Мацесту в ту последнюю поездку, когда он еще что-то видел; но этот сияющий мир, что открылся сейчас, тогда был где-то далеко. Все заслоняла боль, стремление побороть ее, доказать себе и окружающим, что он еще жив…

Жив!

А теперь он жив?

Странное ощущение ударило его по нервам. Размышления прервались, и Николай оглянулся по сторонам, пытаясь понять, что проиcходит.

Из-за камня, прикрывавшего метрах в пяти вход в пещеру, показался человек. Войлочная шапочка на голове, мягкие сапоги, патронташ. Черные лукавые глаза улыбались на заросшем недельной щетиной лице.

— А, очухался!? Я уже думал, что придется-таки пустить тебя на закуску.

— На закуску? Вы кто? И где это я, … мы?

— Не все сразу. Есть хочешь? Я тут кое-что сообразил. Вылезай скорее.

Человек снова скрылся за глыбой. Странное ощущение, возникшее перед его появлением, ослабело, почти исчезло. Вопрос же о еде вдруг пробудил зверский аппетит. Сколько же времени он не ел?

И Николай пошел за незнакомцем. За валуном открылась небольшая поляна на склоне горы, куски белого известняка высовывались сквозь буйную зелень лиан и трав, покрывающих склон. Высокие, уходящие колоннами в небо, буки делали поляну похожей на фантастический храм. Странное ощущение вернулось, и Николай вновь увидел незнакомца. Тот выкладывал из торбы хлеб и сало на белую скатерку, постеленную на толстом поваленном стволе.