Ученики, учителя (СИ) - Коллектив авторов. Страница 33

— Бери, ешь, а то видок у тебя! Хоть ты теперь от голода и не помрешь, но …

Не обращая внимания на странные слова незнакомца, Николай, с трудом сдерживая себя, принялся за еду. Только минут через десять, с удивлением обнаружив, что внушительный шматок сала исчез, он почувствовал на себе изучающий, насмешливый взгляд выразительных глаз странного человека.

— Наелся!? Теперь можно и поговорить. Ну, судя по твоим успехам с салом, ты, наверное, понял, что мы не на небесах. Это всего лишь окрестности Сочи. Километров пятнадцать от Хосты. Это насчет последнего вопроса. Он был самым простым.

То, о чем поведал незнакомец далее…

Это никак не могло уложиться в голове.

Николай некоторое время сидел молча, пораженный услышанным. С тоской поднял голову к сияющему небу, но восторга, что ощутил, выбравшись из пещеры, больше не было. Была растерянность, боль, не та знакомая физическая боль, что пожирала его последние годы, а какая-то внутренняя, пустотой поселившаяся глубоко в груди.

— Зачем Вы это сделали?

— Как зачем? Да я от скуки тут уже закис, а потом, если бы ты не восстановился, то твоей энергией можно было бы и воспользоваться. Не пропадать же добру! — человек усмехнулся. В глазах вспыхнул недобрый огонек. — Кстати, если ты мне не понравишься, я, может, и воспользуюсь твоей силой. Когда она чуть увеличится.

— Ах ты, контра недобитая! — кулаки Николая сжались, и он попытался вскочить.

— Да ладно, я пошутил, — человек властно остановил его движение. — И насчет контры, ты эти штучки брось. Ну, был я лет двадцать назад русским графом, так кем я уже только не был. Сам-то от контры не зарекайся. Проживешь лет сто, столько личин поменяешь… Может и буржуем когда-нибудь станешь, если кто голову раньше тебе не снесет.

Человек поднялся с дерева.

— Кстати, меня зовут Джордано, я когда-то был итальянцем. Это мое настоящее имя, по крайней мере, меня так звали в первой жизни. А здесь, на людях, если они появятся, называй меня Аванес, Аванес Саркисян. Я егерем в заповеднике работаю. Ты племянник моего сослуживца, в гости приехал, работу ищешь. С твоим дядькой мы воевали на Дальнем Востоке.

— Я никогда там не был.

— Ничего, бог даст, побываешь. И это моя легенда, я был на Востоке. Твою легенду еще придумать надо.

Джордано-Аванес негромко свистнул. В ближайших кустах что-то зашевелилось, и на поляну выбралась некрупная лошадь местной, привычной к горным склонам, породы.

— Бывай. Я завтра попытаюсь приехать. Из еды что-нибудь достану.

Он подошел к лошади, покопавшись в седельной сумке, бросил к ногам Николая небольшой сверток.

— Это тебе. Не ешь все сразу, мало ли что меня задержит. Если появятся люди, лучше спрячься, а то твои партийные товарищи не слишком доверчивы. Представляю историю, как знаменитый писатель помер, а потом воскрес в пещере! — Джордано усмехнулся. — Вариант Иисуса в твоем случае не пройдет!

Джордано громко рассмеялся, крутанул коня и пустил его вниз по едва приметной тропинке.

Николай остался один. Поднял сверток, там оказалось немного хлеба и спички. Времени прошло, как оказалось, немало. Здесь в лесу должно было рано темнеть, а ночью становилось прохладно. Бессмертный пошел собирать хворост.

Зачем ему это бессмертие, какая-то Игра, рубка голов? Чертовщина какая-то.

Николаю казалось, что эти мысли не дадут заснуть. Но на поиск хвороста и разжигание костра в пещере ушли все небольшие силы. Лишь только его тело оказалось на лежанке, пристроенной в глубине грота в пещере, как глаза закрылись.

Он проснулся от холода и ощущения присутствия вчерашнего человека.

— Ну, ты даешь! Так и проспал весь день?

Николай открыл глаза. Джордано разжигал хворост. В отличие от вчерашнего на нем был прорезиненный, непромокаемый плащ.

— Там дождь?

— Нет никакого дождя. Завтра поедем в горы. Мне участок обойти надо, записи сделать, проверить, не было ли чужих. Ночи в горах холодные, а мерзнуть я не люблю. Вон тебе бурку привез.

Николай поднялся намного увереннее, чем вчера, вышел из пещеры по малой нужде. Было еще светло, но солнце уже спряталось за противоположную гору. Неужели проспал целые сутки? В теле ощущалась легкость и сила. Воздух, напитанный влагой и прогретый солнцем, свободно вливался в легкие. Голова кружилась, но не от слабости — от ощущения красоты открывшегося мира. Так не было никогда, по крайней мере, он этого уже не помнил. Опять захотелось есть.

Возвращаясь, у входа в пещеру увидел Джордано. Холодная сталь сверкнула и замерла у горла.

— Что? Решил убить? — Николай поднял глаза на бессмертного.

В них читалось ожидание чего-то. Действия, слова?

— Убери железку, — Николой отвел клинок и прошел вглубь пещеры. — Еду привез?

— А ты ничего держишься. Играешь почти убедительно.

Джордано вложил саблю в ножны и аккуратно положил у стены грота, начал доставать из принесенной торбы продукты.

— Хотел бы убить, не ждал, пока я проснусь, да и не возился бы со жратвой, бурку вон привез.

— Оружие тоже тебе, — бессмертный улыбнулся. Небритая физиономия сморщилась, как у скалящейся собаки.

Николай протянул руку за саблей, вынул из простых, потертых ножен. В неверном свете костра мягко блеснула благородная сталь. Островский никогда не держал в руках такого оружия. Необычный изгиб клинка, тянущаяся вдоль лезвия витиеватая надпись на незнакомом языке, пальцы непроизвольно погладили блестящий металл.

— Нравится! — в оскале Джордано опять показалась мордочка хищника.

— А Ваш где?

— Увидишь, когда время придет.

В котелке над костром забулькала вода.

— Ладно, давай чай пить.

Некоторое время ели молча.

— Это ощущение в вашем присутствии… — Николай поднял голову, прислушиваясь к чему-то в себе. — Так всегда бывает?

— У разных людей Зов немного разный, как отпечатки пальцев у смертных.

— А таких, как мы, много?

— Достаточно чтобы научиться беречь свою голову.

— Почему вы назвали свое настоящее имя?

— Если меня убьют, кто-то или ты…, поставишь свечку в храме.

— Я атеист.

— А меня когда-то сожгли как еретика.

Николай вздрогнул, пристально взглянул на собеседника.

— Сожгли?

— Ну, Святая Инквизиция не любила еретиков. Твои вон партийные товарищи тоже устроили охоту на ведьм. Троцкисты, уклонисты. Кто там у Вас еще?

— Ты партию не трогай.

— А ты глазами-то не жги. Не я это придумал. А ты не святой. В одном дерьме сидим.

Джордано вздохнул. Разлил по кружкам остатки кипятка. Достал из кисета по щепотке какой-то травы. Бросил в чашки. Терпкий и пряный запах разлился по гроту.

— Нравится?

Николай только кивнул.

— Это я лет десять назад с Тянь-Шаня привез. Красные нас тогда из Самарканда выбили. Дружки-белогвардейцы в Китай и Монголию подались. Да надоели они мне, и нашего брата, бессмертных, там много, кто покоя и знаний по святым местам ищет, а кто и охотой промышляет.

— И после всего приехал сюда? Сволочь!

Николай вскочил, схватил, казалось, тщедушного итальяшку за грудки, но в момент оказался на жесткой лежанке.

— Остынь мальчишка. Не суди, чего не понимаешь.

Джордано сел на место, на небольшой чурбан, стоящий в противоположном углу грота. Взял в руки кружку. Потянул носом воздух.

— Белые, красные. Теперь вон еще коричневые. Сумасшедшие времена начались. Даже иезуиты перед этим слабаки, — потянул терпкую жидкость. Откинулся к стене, блаженно прикрыв глаза. — Лет через пятьдесят от своих партийцев плеваться будешь, если с такой гордыней голову сохранишь.