Ученики, учителя (СИ) - Коллектив авторов. Страница 42

— А чего это бандиты решили его лечить?

— Им нужен был обмен. Поймали одного из их главарей. Я думаю, красные бы на это не согласились. Слишком долго гонялись за бандой, а бед она натворила — немерено.

— И что? Этот красный рассказал тебе свою историю?

— Не мне. Он рассказывал ее Лене. Она была сестрой милосердия в нашем лазарете. Если б он выжил, и его удалось вытащить из банды, может быть, все было бы иначе.

— Иначе — это как?

— Не уехала бы Ленка в Париж…

В этот раз до Сочи они добрались к полудню следующего дня. Можно было и быстрее, но лошадям нужен был отдых, и Джордано избегал открытых шоссейных дорог.

Оставив лошадей на конюшне на территории главного корпуса заповедника, Джордано, не тратя времени, отвел Николая к старику фотографу. Вечером тот принес в джорданову хибарку готовые фотографии. Уже через час, приклеив фотографии, расставив печати и немного поколдовав с химикалиями, придавшими бумагам естественный, немного потертый вид, Джордано протянул Николаю паспорт, военный и комсомольский билеты и еще несколько бумажек.

Николай с внутренним содроганием взглянул на красную книжечку с головой Ильича, не решаясь взять ее в руки.

— Зачем это нужно?

— Как зачем? Ты же нормальный советский молодой человек. Как без комсомола? Отслужил в армии, вернулся, решил мир посмотреть.

Николай осторожно открыл книжечку, рассматривая штампики об уплате членских взносов.

— Это ложь!

— Слушай! Не принимайся за старое. Что такое ложь в нашем положении? Ты не разделяешь взглядов членов союза коммунистической молодежи?

— Разделяю…

— Вот и раздели их завтра вечером у секретаря городского комитета партии.

— Что?! Он же меня знает! Знал…

— Когда он тебя видел в последний раз?

— В мае, когда я сюда приехал. Тогда вся городская верхушка меня встречала.

Джордано задумался. Потом встал, порылся на полке и положил перед Николаем вырезку из какого-то журнала с портретом Островского и зеркало. Николай некоторое время разглядывал свое обветренное, загорелое лицо.

— Ну что, похож? Если бы не залысины, тебе и двадцати не дашь, а так не больше двадцати пяти. Запомни, — Джордано постучал пальцем по портрету, — этого доходяги больше нет.

Николай еще раз перевел глаза с зеркала на портрет и обратно, провел пальцами по чуть округлившейся щеке.

— Жуть. Кулацкая рожа.

— Так сразу и кулацкая, просто — справный хуторской парубок. И легенда это подтверждает. А то, что ты секретаря знаешь — это просто замечательно, значит, не сморозишь какой-нибудь глупости.

Весь оставшийся вечер Джордано выстраивал схему поведения Николая вначале у начальника метеорологического проекта, а потом в горкоме партии, осуществлявшем его курирование. Следующий день прошел благополучно, ученик выполнил все, что от него требовалось. Только Джордано видел, как у мальчишки в кабинете секретаря от напряжения дрожали пальцы, и ручеек пота стекал по вискам. Но это были мелочи, которые легко объяснялись простым волнением.

Когда они вернулись домой, Островский не раздеваясь лег на выделенный ему Джордано топчан и так и не сказал ни слова до самой ночи.

Часть 3

Джордано разжал пальцы Николая и вынул из его руки саблю. Смотреть на изумление, застывшее в глазах ученика, и вытекающий изо рта ручеек было тошно. Вздохнул. Еще мгновение помедлил. Перетащил тело на чистый от крови участок тренировочной площадки, расстегнул пропитавшуюся кровью рубаху ученика и оголил грудь. Конечно, лучше бы все это делать в доме, на столе, но времени не так много, а самое интересное должно быть в начале.

Джордано еще раз вздохнул, взглянув в лицо Николая, и вскрыл грудную клетку, раскрыл сердце и увеличил разрез от сабельного удара на левом желудочке. Дальше времени на рассуждения просто не было. Он доставал из заранее приготовленного ящика пронумерованные баночки, колбочки и предметные стекла, через равные промежутки времени делал срезы тканей сердечной мышцы, ребер, плевральных тканей, наносил кровь на предметные стекла. Полученные образцы аккуратно возвращал в ящик на определенные им места.

Когда вся приготовленная тара была заполнена, взглянул на часы. Удовлетворенно хрюкнул. В отведенный себе норматив он уложился. Да и этап регенерации сердца, похоже, соответствовал тому, что Джордано предполагал, готовясь к этому мероприятию. Бессмертный свел края рассеченных тканей внутри грудной клетки, соединил разведенные ребра. Этого было достаточно, чтобы дальнейшая регенерация протекла без внешне видимых изменений. Джордано застегнул рубашку ученика и закрыл ящик.

Бессмертный поднялся, засунул ящик с образцами тканей в снежный сугроб на краю тренировочной площадки, вернулся к залитому кровью месту падения ученика, поднял брошенное оружие и спустился к реке. Снял пропитавшуюся своей и чужой кровью рубаху, разбив тонкий ледок все еще появляющийся по утрам, засунул ее в воду и придавил камнем. Смыл кровь с себя, сел на лежащий рядом у кромки воды камень так, чтобы видеть тело, и стал ждать.

Только теперь он позволил себе немного расслабиться, и придушенные мысли понеслись, перепрыгивая с предмета на предмет.

«Надо же! Попал-таки в желудочек!» — он ощутил слабое удовлетворение тем, что за почти десятилетие «растительной жизни», как сам называл свое нынешнее существование, прошлые навыки, похоже, не исчезли.

«Все-таки хорошо бы отнести тело в тепло…» — мысль Джордано переключилась на все еще лежащего без движения ученика, состояние которого после потери крови, последовавших экспериментов и переохлаждения обещало быть на редкость паршивым. Но делать этого он не стал, даже не пошевелился, решив, что раз уж затеял игру, то надо играть до конца. Все равно мальчишка не примет заботы после того, что с ним сделали.

«Интересно, мне его теперь нужно бояться?» — очередная отрывочная мысль всплыла в голове, вызвав слабую усмешку.

Он ждал достаточно долго, прежде чем увидел, как судорога выгнула дугой грудь Николая, тогда достал из кармана мел, завернутый в бархотку, начал, изобразив невозмутимое спокойствие, полировать клинок. Краем глаза он видел, как Николая тяжело рвало ошметками крови, наполнившей легкие, как потом он повалился на покрытую изморосью жухлую, еще зимнюю траву и никак не мог отдышаться.

Когда, пошатываясь, ученик спустился на берег, Джордано успел окончательно замерзнуть. Взглянув в глаза Николая, он жестко велел, не давая тому опомниться, привести в порядок себя и оружие.

— Скотина, монстр. Что ж не добил? — Кулаки Николая сжались в бессильной сейчас ярости.

Джордано поднялся:

— Да, я монстр. Только не забывай, что и ты такой же. Твое присутствие здесь и сейчас тому яркое подтверждение! А теперь послушай и постарайся понять. Я тебе не давал указания закончить бой. В другой, реальной ситуации вон там, — Джордано указал на площадку для тренировок, — валялся бы цыпленок с открученной головой.

Похоже, ему удалось сбить накал ярости ученика:

— Но я же достал тебя!?

— И что с того! Что, эта царапина должна была остановить меня?! Меня, бессмертного монстра, как ты сам сказал! Такие вещи только разжигают противника, а ты, как дурак, раскрылся.

— Но…

— Что но! — Они бешено смотрели друг на друга. — Это ты допустил две ошибки.

— Две!?

— Да две. О первой я тебе уже сказал — ты раскрыл свою защиту, а вторая была потом, после моего удара.