Провокатор (СИ) - "Д. Н. Замполит". Страница 29

На четвертый день святок к ним заехал мамкин и дядьки Василия младший брат Никита, работавший в самой Москве на кирпичном заводе. Был он молод, покамест неженат и привез последние новости о семье — хорошей было то, что по осени Матрену сосватали и весной, на Красную Горку, будет свадьба. Митяй даже зажмурился, представив, как он будет там плясать, но в ушах завыли противные черницы и он поскорее отбросил эти мысли. Накормят — и слава богу. А вот о Дашке новости были плохие, Никита видел ее поначалу пару раз за портновским делом, потом та самая старушка стала отговариваться от встреч и вот уже год о сестре ни слуху, ни духу, дядька считал, что она померла.

Братья выпили за помин ее души и захмелевший Василий начал выговаривать Никите о том, что городские все такие, а хуже всего господа — дескать, поманят калачом, а потом бросят или выгонят. Брат ему кое-где поддакивал, но когда Василий перешел от десятников и подрядчиков к анженерам, неожиданно встрепенулся и возразил.

— У нас на кирпичном прошлый год стачка была, конные жандармы всех плетками отлупцевали, человек двадцать заарестовали, потом пятерых в ссылку наладили, так когда замятня была, мимо шел инженер с соседнего завода. Так он кинулся баб от жандармов защищать! Трех с коней свалил, пока его шашкой по голове не успокоили.

— Зарубили??? — вскинулся Василий

— Не, плашмя, дух вышибли.

— Их ты… да. Хорошие люди везде бывают.

За это и выпили, а Митька на полатях повернулся носом к стенке и заснул, замечтавшись о хороших людях и своей семье.

Глава 12

Сентябрь 1898

В Цюрихе меня ждал радостный Хаген, с которого Эйнштейн успел снять воз непонятной полицейскому работы, систематизированные Альбертом по рубрикам названия фирм — возможных наших клиентов, счет за рассылку первых ста рекламных писем, который я с чистой душой оплатил. Ну и билет до Вильгельмсхафена — меня ждала встреча с Францем Кульманом, к которому я отправился, уверившись что теперь мои доходы пойдут в гору.

Поездка получилась короткая, по-настоящему деловая — Франц, хоть и был молод, соображал отлично и деловую хватку имел отменную. Патент на чертежный стол он буквально обнюхал, вчитываясь в каждую букву, сразу понял, какие перспективы за ним стоят и приготовился биться со мной за каждый пфенниг. Но тут он жестоко обломался — я, наверное, кое-где циничная сволочь, но брать деньги с настоящего автора изобретения было как-то слишком. Потому я широким жестом отдал патент в бесплатное и бессрочное пользование во всем мире. Оговорив при этом право российских компаний выпускать кульманы для внутреннего пользования, а коли они вдруг захотят немецкого качества, то поставок по себестоимости, но без реэкспорта или перепродажи. Прикинув, что российский рынок составит вряд ли даже сотую часть от европейского, Кульман легко согласился. Мы составили договор у нотариуса, подписались, отметили это дело в приятном рыбном ресторанчике, и я убыл ночным поездом в Берлин и далее на Москву.

Пограничный контроль с американским паспортом прошел на ура — зашли, спросили, поклонились, ушли. До маяковского с его “глазами доброго дядю выев, не переставая кланяться, берут, как будто берут чаевые, паспорт американица” было еще далеко, но все равно гражданин любой из великих держав, к которым относилась и САСШ, мог свободно путешествовать по миру практически без виз и прочей мороки.

И поехали через границу письма эмигрантов, запрещенные газеты да журналы, зарытые между чертежами и пояснительными записками, а мы с очередным попутчиком продолжили вагонные споры, начатые обсуждением перипетий кампании лорда Китченера в Судане. Пока поезд шел по российской территории, коллежский советник Министерства иностранных дел (чин немалый, на военный лад — полковник) взялся рассказывать мне о перспективах политики на Балканах и о том, что там непременно нужно учредить военный союз под эгидой России. Видимо, эта идея вызревала в недрах министерства не один год — в реале Балканская лига была создана за пару лет до Первой Мировой войны, успела вломить Турции, развалиться и передраться между собой. Примерно в таком духе я и оппонировал, упирая на то, что в балканском котле сам черт ногу сломит, что каждый тамошний народ имеет по десять тыщ претензий к соседям — и зачастую претензий весьма серьезных, что столетия непрерывных войн и османского владычества начисто убили там возможности для этнического и политического диалога и что под этот котел будут подбрасывать дровишки не только враждебная нам Австро-Венгрия, но даже и союзные французы. А если учесть, что тамошние экономические позиции России куда как слабее остальных Великих держав, даже Италии, то создание прочного союза представляется мне невозможным. Сосед приводил в доказательство какие-то трактаты, соглашения и другие официальные бумаги — но когда и кого останавливали договора, не подкрепленные силой? Мы так и не пришли к общему мнению и расстались уже в Москве в некотором обалдении, он от моего, как он называл, “политического цинизма”, а я от наивности МИДовца, хотя, казалось бы, все должно быть ровно наоборот.

Дома все было хорошо — к моему приезду Марта отдраила квартиру, надоконные перемычки начали свое победоносное шествие, все товарищи были на свободе и активно работали — не зря я вывалил на Савинкова все свои познания о проверках персонала, без которых нашу фирму в девяностые просто сожрали бы. Плюс изрядную часть того, что я знал о методах конспирации из фильмов и книг — мы с Серегой носились с идеей “марксистской партии” как раз с конца восьмидесятых, когда издавать стали буквально все, вплоть до секретных инструкций и внутренних сборников КГБ.

Первым делом я отправил через Бориса письмо Наташе, в котором постарался успокоить и объяснить, что нисколько ее не виню, что жизнь не кончается и что мы обязательно еще встретимся. Затем кинулся разбирать накопившуюся почту, среди которой нашел и записку от Собко, ему я и позвонил из конторы Бари по новомодному телефону. Василий Петрович сообщил, что в Москве проездом некий молодой коллега, работавший на строительстве Великого сибирского пути, и хорошо бы с ним переговорить и, коли потребуется, внести в проект поправки по результатам общения с практиком. Порешили встретится вечером, в Художественном кружке.

Приехал я на Воздвиженку заранее, в надежде сыграть разок-другой в шахматы, но постоянных моих партнеров еще не было, и компанию мне составил молодой человек лет тридцати. Был он на редкость хорошо одет — галстук в тон костюму и рубашке, даже заколка в галстуке сидела как-то франтовски. Играть было трудно, у соперника были оттопыренные острые, почти эльфийские уши и мне приходилось все время себя сдерживать, чтобы не хихикать, отчего ходу на десятом я попал в неприятное положение и надолго задумался, по привычке начав бубнить какую-то мелодию.

Выбубнив боле-менее анализ позиции, я двинул пешку и поднял взгляд. Щеголь глядел на меня круглыми глазами, но тут же спохватился, вернулся к партии и сделал, как мне показалось, первый попавшийся ход — ошибочный, на мое счастье. Интересно, что его так ошарашило? Я ответил слоном и, пока противник задумался, встал, прошелся по комнате и огляделся, но за моим креслом тоже не было ничего особенно выдающегося.

— А, вот вы где! — раздалось от дверей, проем которых почти целиком занял Собко.

Я было собрался извиниться и сдать партию, но партнер тоже встал и двинулся навстречу Собко.

— Вы уже познакомились?

Мы синхронно переглянулись и отрицательно помотали головами.

— Как дети малые, ничего сами не могут, — хмыкнул инженер и представил нас. — Михаил Дмитриевич Скамов, изобретатель путеукладчика. Леонид Борисович Красин, мастер-путеец.

Красин??? Я чуть было не подпрыгнул на месте — это ж какая удача! Это ровно тот человек, который и нужен! Но пришлось взять себя в руки и сделать вид, что я как-то участвую в происходящем разговоре, а самому судорожно соображать, как бы его заполучить. Партийную кличку Красина я помню, “Никитич”, но черт его знает, может, он ей еще не пользуется, да и вывалить такое в лоб никак невозможно, тут же заподозрит. Черт, черт, черт, никак его нельзя упускать! Что же делать? Сейчас ничего не получится, надо тет-а-тет. Ладно, набьюсь потом прогуляться, глядишь, что нибудь и придумаю…