Лабиринты Роуз (СИ) - Абалова Татьяна. Страница 29

Он хотел немедленно уйти, не в силах смотреть на то совершенство, в которое превратилась малявка. Но как незаметно вызвать портал? Даже не в магической фразе дело. Он научился открывать дорогу Бахриманов, не произнося ни слова, и для ритуального жеста не надо было задирать руку, хватало едва заметного соединения пальцев в нужную фигуру. Но куда деть серебристое свечение?

Фарух с Анвером не относились к семейству Верховного жреца, поэтому магия давалась им труднее, запас исчерпывался быстрее. Он, Петр, в первый же год обучения перегнал названного брата в умении пользоваться магией, а через пять лет уже учитель поражался силе и умению импровизировать, создавать новые магические формулы, о которых старый жрец и не подозревал. Петр мог усыпить человека одним щелчком пальцев, отнять у него воспоминания, влюбить в себя до беспамятства.

Как ни соблазнительно было бы использовать любовную магию против принцессы, Петр не стал. Да, он усыпил ее, когда похищал, и не сразу вернул возможность двигаться. Знала бы Роуз, почему так долго приходила в себя, возненавидела бы еще больше. Ему ничего не стоило сделать так, чтобы, проснувшись, она думала только о нем, ластилась, плавилась от любви в его руках. Он мог. И желал этого. Очень. Но ему хотелось искренних чувств, живого отклика души.

Повстречайся Роуз маг, равный ему по силе, сними он насланное им наваждение любви, смогла бы она простить его? Нет.

Никто не догадывается, каких сил стоило ему сдерживаться и не брать Роуз как женщину, когда они проводили ночи в одной постели. Поставив себе запрет трогать чужую невесту, готовясь передать ее Руффу, он изнемогал от одной мысли, что отпустит ее.

Да, у него был быстрый способ вернуть ее на родину — провести еще раз дорогой Бахриманов. Но что стало бы с ним? Всю жизнь мучиться, сгорать от привязанности к той, что любит другого? Быть зависимым от чужой жены? Только сила воли, свойственная Верховным жрецам и их потомкам, помогала справляться с зависимостью от Роуз после первого перехода. Он угрожал ей смертью, чтобы оттолкнуть, заставить думать о себе плохо, не проникаться симпатией к похитителю. Он по себе знал, как легко потерять голову в плену и оказаться в постели у человека, которого должен ненавидеть. Лолибон сотворила с ним подобное.

Он был уверен, что Роуз любит бреужца. После похищения со свадьбы, она, находясь в магическом сне, звала жениха по имени, плакала. Петр чувствовал себя подлецом, но надеялся, что любящий Руфф обрадуется возвращению невесты и не станет винить ее в случившемся.

Петр вздохнул и положил голову на ладонь спящей после исцеления Роуз.

Он запустил магию исцеления, как только появился в комнате.

— Отец, уходите, — бросил он причитающему Фаруху. Времени на раздумья не оставалось, нужно было успеть спасти Роуз.

— Прости нас, Петр, — сказал жрец, пятясь к двери. — Мы так перед тобой виноваты…

Как только королева ушла, Фарух, водя руками по каменной кладке, обнаружил опоясывающую помещение магическую решетку, и понял, почему Анвер спит — он истощился, проведя сложный и опасный ритуал. Нет, не сама решетка была опасна. Чтобы создать клеть, впускающую мага и не выпускающую его назад, достаточно нарисовать ее внутри комнаты.

Прикоснувшись к стене, старый жрец был потрясен величиной ненависти сына к Петру: воспользуйся Анвер обычными ингредиентами для заклинания, и все кончилось бы тем, что Петр не смог бы открыть портал, находясь внутри комнаты. Но нарисовав решетку и применив ядовитый белок яйца птицы Турух, ревнивый сын сотворил ловушку, высасывающую магию. У любого мага, без разбора. Войдя в комнату, старик сразу почувствовал, что его магический запас и без того скудный медленно опустошался. Он не кривил душой, когда предупреждал Лолибон, что не сможет изготовить омолаживающий эликсир, если начнет лечить Роуз.

Ему бы следовало бегом бежать из опасной комнаты и сразу признаться королеве, какую глупость сделал его сын, но старик не стал. Узнай она, что ловушка высосет из Петра магию, Лолибон не пощадила бы глупого Анвера и убила бы его. Да, Фарух пытался спасти Петра как мага, отсылая его прочь, но разве можно переубедить влюбленного Бахримана?

Догадывался ли Петр о подлости Анвера, когда вошел в комнату? Скорее всего, да. Он должен был почувствовать высасывающую магию, но все равно закончил переход.

— Идите, отец, — Петр провел ладонью по лицу Роуз и та слабо застонала. — Время на исходе.

— Я могу остаться с тобой и помочь. — Фарух старался загладить вину сына. Он даже готов был пожертвовать последними крупицами своей магии, чтобы превратиться в презираемого всеми жреца.

— Не надо, — Петр даже не посмотрел в сторону старика, он сосредоточился на Роуз. — Я справлюсь. Я, как никто другой из Бахриманов, знаю, что значит жить без магии.

И совсем тихо добавил, скорее всего, даже не замечая, что произносит вслух: — Но я не знаю, как жить без любви…

Петр не думал, сколько прошло времени с момента его проникновения в комнату: глубоко под землей, в пещерах нет разделения на день и ночь. Он сидел за столом и смотрел, как розовеет кожа Роуз, как выравнивается дыхание. Принцесса, наконец, перестала стонать. Она выздоравливала.

Погрузив девушку в сон, Петр и сам устало склонил голову, прижавшись лбом к ее руке.

Нет, он не будет колотить руками в дверь, пытаясь как можно быстрее покинуть комнату, чтобы сберечь то немногое, что осталось от магии. Она ему больше не нужна.

Роуз жива — это главное.

Воспоминания опять вернули его к тому дню, когда он прятался за шторой и наблюдал за танцующей принцессой.

— Мама, как же я счастлива!

Свон только что зашла в комнату, и Роуз бросилась к ней на шею. Две женщины стояли, крепко обнявшись, слегка раскачиваясь, не пытаясь спрятать рвущиеся наружу чувства.

— Ты его любишь?

— Да! Да! Я тысячу раз готова прокричать «да»! — Роуз, поцеловав Свон, опять закружилась в танце. Ее лицо раскраснелось, движения стали раскованнее, из них исчезла нарочитая грациозность. Дикий танец влюбленной женщины. Кто же тот счастливчик?

Роуз взлетела на кровать и несколько раз подпрыгнула, складывая ноги в полете то так, то эдак. Свон засмеялась, стала прихлопывать.

Петр смотрел теперь только на Свон. Ее улыбка не смогла скрыть залегшие под глазами тени. Не было больше в лице приемной матери того света, что делал ее неземным созданием. Нет, она земная, вполне. Даже обыкновенная. Волосы выбились из тяжелого узла на затылке, у глаз разрослись морщинки, да и сами глаза утратили яркий цвет небес. Их словно выстирали, разбавили водой.

Он стиснул зубы, чуть не выдав себя движением тяжелого занавеса, так он смял его в руках.

В глазах Петра плескалась ненависть.

Свон Эрийская стала причиной смерти его матери. Знала, что той скоро рожать, но пошла с доносом на отца. Не будь ее, нищей бродяжки, проданной за грош рабыни в замке Пигеон, все могло сложиться иначе. Фарух рассказывал, что любил свою жену и готов был расстаться с магией, лишь бы уберечь ее от смерти. Значит, и его отец, наследник Верховного жреца, Халид, тоже любил Леоль. Разве не служит тому доказательством, что Халид не убил Леоль после рождения мертвого первенца-девочки. Он так ждал его, Петра, рождения. А Свон выкрала их ребенка из замка Пигеон и передала в руки деревенской женщины в Дохо. Она не дала ему ни шанса увидеться с отцом. Если бы не Лолибон и Фарух, он вообще никогда не узнал бы, что владеет магией. Чтобы разбудить способности жреца, рядом должен находиться отец. Или наставник. Но допустили бы принцы Эрийские к нему Бахримана? Нет, никогда.

В дверь просунула голову фрейлина, увидев дикий танец Роуз, тоже заулыбалась. Кашлянув, чтобы на нее обратили внимание, вошла, присела, приветствуя принцесс, и сообщила:

— Ваше Высочество, Руфф Бреужский ожидает свою невесту в дворцовом саду.

Роуз спрыгнула с кровати и подбежала к столику с расставленными на нем изящными коробочками и склянками, пытаясь, с помощью гребня на длинной ручке, инкрустированной самоцветами, привести волосы в порядок.