Я тебя никому не отдам (СИ) - Франц Анастасия. Страница 47

“Верь Давиду. Он никогда тебя не обидит”, — эти слова резко всплыли в голове. С силой зажмурилась и через боль, которая выворачивала меня наизнанку — не от слов, как оказалось, не родной мне матери, а мачехи — а от слов Давида, которого я всем сердцем любила. Я обхватила костыли и сделала шаг вперёд.

Я хочу, чтобы Давид мне прямо в лицо сказал, что я ему не нужна. Я хочу увидеть это в его глазах и понять, правда это или же нет. Он не может врать. Глаза его никогда не врут.

Осторожно вышла из своего укрытия. Моё лицо было всё в слезах и, скорей всего, глаза уже опухли. Но мне было всё равно. Я хочу посмотреть в его глаза.

Когда я вышла из кабинета Давида, то увидела, как Полонский стоит возле моей нематери и зло ей что-то говорит. Я видела, как он весь напряжён, а на руках выступили вены. Давид. Любимый.

Нет. Он просто не мог со мной так поступить. Я же ему нужна. Я же видела, чувствовала. Поэтому сейчас все его слова не могли быть правдой.

Сейчас я подойду к нему, и он всё мне объяснит. Я ослышалась. Неправильно поняла. Наверняка, он имел в виду что-то другое. Мне надо просто посмотреть на него, увидеть его взгляд. Тогда он не сможет мне солгать, потому что я увижу правду.

Слёзы текли по моим щекам, превращая окружающие предметы в размытые пятна, а я даже не могла смахнуть их, потому что слишком сильно вцепилась в свои костыли, боясь упасть.

Продвигаясь вперёд, я не заметила, как зацепила костылём стоящий неподалёку стул, ненароком с шумом двигая его с места, и от этого раньше времени привлекла к себе внимание.

Две пары глаз резко повернулись ко мне. Кажется, они очень удивились, что я так неожиданно возникла здесь. Лицо моей ненастоящей мамы исказила гримаса шока, а вот в глазах Давида я увидела всепоглощающую боль, которая внутри меня отозвалась не меньшей тревогой.

— Аля! — крик-хрип Давида.

Глава 34

Давид

Я дёрнулся в сторону своей девочки, но тут же застыл. Меня окутал страх, я ощутил почти физическую боль, пронзившую моё тело. Что Аля услышала?

То, что моя малышка слышала разговор с её матерью, которая ей совсем не родственница — в этом нет никакого сомнения. На бледном личике любимой девочки я видел слёзы, а в глазах всепоглощающую боль, которая отозвалась болью в моём сердце. В этот момент я хотел ударить самого себя. Вмазать со всей силы за те слова, которые, возможно, моя Сашка слышала. Но это совсем не так, моя девочка.

Я люблю тебя. Люблю так, как никто на этой чёртовой земле ещё никогда не любил. И ради тебя, моё маленькое сокровище, я готов на всё. Даже горы свернуть, если это понадобится. Я слишком сильно тебя люблю, чтобы предать.

Любил с самой первой встречи, хоть и не мог себе в этом долго признаться. Твой образ преследовал меня с самой первой встречи: маленькое милое личико, большие голубые глазки, веснушки на аккуратном носике и щёчках, такие незаметные на расстоянии, но отчётливо видимые, когда я смотрю на твоё лицо, пока ты спишь. Пухлые губки, которые так приятно целовать, словно пьёшь нектар. Твой умопомрачительный запах, который свёл меня с ума в первую же секунду, и тонкая талия, которая так к себе манила.

Но больше всего люблю твой характер: силу воли, ум, настойчивость, потому как после того, что с тобой случилась, ты смогла встать и идти вперёд.

Ты моё самоё родное, дорогое. То самое светлое, что осталось во мне где-то в глубине.

Но эту секунду внутри меня всё взрывается при мысли о том, что вот сейчас я могу потерять то самое ценное, что у меня есть в жизни — мою Сашу.

Лёгкие пронзает острая стрела, я чувствую всю ту боль, что и Аля, которая сейчас стоит напротив меня и, чёрт побери, стоит на костылях, и смотрит мне прямо в глаза своим взглядом, в котором море адской, всепоглощающей боли. Кровоточащие раны, которые, возможно, своими словами я нанёс на её хрупкое маленькое сердечко.

Сейчас мне наплевать на всё вокруг, только бы Сашка меня выслушала, поняла, как она мне дорога. Поверила, что я её люблю, и никогда, никогда не сделал бы ей больно. Не смог бы предать.

Да, может быть, в начале, когда я её не видел и не знал, она была мне не нужна, и мне не хотелось возиться с маленькой девчонкой, но всё это круто повернулось в другую сторону, когда увидел её. Такую хрупкую, одинокую и почти никому не нужную. Мне хотелось защитить её, укрыть от всех бурь, невзгод. От её матери — как потом выяснилось, ненастоящей. От всего мира закрыть.

И это не изменилось до сих пор. Даже когда она попала в аварию, и её ноги отказали, а мечта — та, которой она жила и дышала — разбилась. Я всё равно её любил. Мне нравилось за ней ухаживать, купать, готовить завтраки, разговаривать обо всём и ни о чём. Мне нравилось делать с ней абсолютно всё. Но большим наслаждением стало спать с ней в одной кровати. Когда она прижимается ко мне во сне. Когда её хрупкие пальчики и маленькая ладошка лежит на моей груди. Она мило сопит мне в шею, а я вожу аккуратными ласкающими движениями по её спине.

Мне нравится в ней абсолютно всё. Даже вздёрнутый носик, щёчки и иногда вредный характер. Но это всё я люблю.

Из моих лёгких выкачивают кислород, а к глазам, чёрт побери, подступают слёзы боли от возможной потери моей девочки, моей хрупкой Саши. Чёрт побери, я сейчас выгляжу, как тряпка, но ради неё я на всё готов. Только бы её не потерять.

Рядом со мной стоит её недомать, которая так же как и я шокирована тем, что девушка стоит, а не сидит в инвалидной коляске. Пытаюсь сделать глубокий вдох, но он причиняет мне боль. Хочу подойти к моей Саше и узнать, как так получилось, почему она на ногах, хоть и с помощью костылей. Нет, я знал, что однажды она обязательно встанет, но не думал, что так быстро. Почему она не сказала?

— Аля, — с губ срывается хрип, и я, не отдавая отчёт о том, что делаю, шагаю к ней, не видя никого вокруг. Только она одна в моих глазах. Только она одна в моём сердце.

И вот я уже рядом. Бережно обхватываю своими большими ладонями её кукольное личико, по щекам которого текут тонкие струйки прозрачных слёз. Большими пальцами стираю влагу на лице Саши, приподнимаю голову чуть выше, чтобы заглянуть в её глаза, в самую душу.

— Что ты слышала? — задаю тот самый вопрос, который меня волнует, один из самых важных.

Задаю и затихаю, жду ответа от девушки. Я так боюсь её потерять. Больше жизни.

— Я тебе не нужна? — спрашивает она мгновением позже дрожащим голоском, в котором чувствуется боль.

По телу разливается волна облегчения — вот глупышка, как она могла такое подумать? Не в силах сдерживаться, я припадаю к её губам — таким манящим, пухлых, цвета спелой вишни — и легко целую, надеясь, что она поймёт всё без слов.

— Глупышка, — отрываюсь от её губ, прислоняюсь лбом к её лбу, прикрыв глаза. — Ты всегда была мне нужна, — обдаю своим дыханием её лицо. Я держу её лицо в своих ладонях, не давая возможности разорвать зрительный контакт — смотри на меня, малышка, прочти в моих глазах, что я не лгу тебе.

— А почему?.. — не договаривает, запинается, и я чувствую, как ей больно выговорить эти слова, которые терзают её душу.

— Чшш… Молчи, малыш. Не надо говорить. Я знаю, о чём ты хочешь спросить. Но, девочка моя, это было до того, как я тебя увидел, узнал. Не скрою, мне не хотелось возиться с дочерью женщины, которая окрутила моего отца. Но стоило только тебя увидеть… и я пропал, малыш, — вновь лёгкий поцелуй, но уже в уголок губ.

Саша меня не обнимает, не прикасается, потому что тогда она упадёт — понимаю я. Но я бы никогда не дал этому случиться — я крепко держу её и буду держать в своих руках.

По щекам любимой вновь бегут слёзы, и я, забыв о том, что рядом находится Ольга, не стесняясь, осушаю губами каждую слезинку. А потом заглядываю в её глаза, которые приворожили меня, шепчу так, чтобы эти слова услышала только она одна, потому что они принадлежат только ей — моей Сашке: