Лекарки тоже воюют 2 (СИ) - Ветреная Инга. Страница 42

На мое замечание лекарка лишь грустно усмехнулась:

- Каждый шалит в меру своих возможностей, в силу своего жизненного опыта, в случае Син - боевого. А у моей дочери безграничные возможности, как, впрочем, и у тебя, и у твоих друзей! – не преминула уточнить Данейра.

Доводы хомочки были довольно убедительны, но я все же попробовал ей возразить:

- Это все так, госпожа Данейра, но подрыв школы – по-моему, за гранью дозволенного.

Мягко улыбнувшись, старшая лекарка напомнила мне:

- В своих суждениях ты забыл учесть, что, несмотря на боевой опыт, Син всего шестнадцать, и она не всегда понимает, почему за один и тот же поступок в одной ситуации ее похвалили, а в другой - произошел скандал.

- Мне сложно представить ситуацию, в которой за подрыв учебного заведения можно похвалить! – усмехнулся я.

- Как ты уже знаешь, о нашем госпитале по фронту ходили легенды, - напомнила она, на что я утвердительно кивнул. – Эриконцы во что бы то ни стало решили нас уничтожить и устроили настоящую охоту. Несколько групп диверсантов преследовали госпиталь по пятам. Чтобы отвести удар одной из таких групп, мы устроили ловушку: заманили преследователей в здание старой школы, где ранее размещался наш лазарет и, забаррикадировав все выходы, взорвали ее. В том взрыве не выжил ни один эриконец. А мы смогли еще какое-то время спокойно работать и спасать жизни наших парней.

- Син минировала школу?

- Да, у нее неплохие способности в саперном деле, - в голосе хомочки слышалась неподдельная гордость, отчего я даже поежился.

- Не понимаю, как можно хвалить девочку за умение взрывать здания? – моя настойчивость была сродни упрямству.

- Мы хвалили Син за то, что она нас спасла, а ты пытаешься осудить ее за то, что она это сделала, видите ли, не подобающим для ее пола и возраста способом. Тебе не кажется, что это лицемерие?!!– из голоса хомочки исчезла мягкость, в нем появился металл. – С фронта моя дочь вернулась воином, а ты настойчиво желаешь видеть в ней только хрупкую легкомысленную девушку.

В ушах, словно эхо, пронеслись слова Лории, в том числе, и в мой адрес: «Убийца! На твоих руках реки крови!». Хомочка права, я последний, кто мог обвинять в чем-то ее дочь и читать ей мораль.

- Поэтому для Син в желании выиграть спор у молодого самоуверенного профессора и утереть тому нос не было сомнений в подрыве старой школы. Для нее было важно лишь одно: чтобы никто не пострадал. А взорванное здание можно восстановить или отстроить заново. Сколько таких сейчас стоит в Туринии, Рунии и там, где прошлась разрушительным катком война?

Я лишь усмехнулся, кивая головой. С точки зрения шестнадцатилетней девочки все действительно было логично и просто.

- Разница лишь в восприятии данного события. Такие, как мы, можем терпеливо переносить тяготы военной неустроенности, потому что способны самостоятельно решить любую возникающую перед нами проблему. Другие же не желают терпеть какие-либо неудобства, а считают, что о них должны позаботиться и, сделав за них всю грязную работу, предоставить не просто безопасные, а комфортные условия для жизни, - с горькой усмешкой делилась своими мыслями хомочка.

- Но это их сложности! – в памяти всплыл насмешливый взгляд Син, и именно это ее утверждение я, не задумываясь, произнес.

- Общение с моей дочерью не прошло для тебя даром! – легко рассмеялась лекарка, хотя в глубине ее глаз мне все же удалось разглядеть скрытую грусть.

Она уже поднялась из кресла и вновь собралась уходить, когда я поделился своими подозрениями:

- Мне кажется, что это не все. Что есть еще какая-то причина, по которой Вы не ограничиваете свободу Син.

Данейра тяжело опустилась в кресло.

- Однажды я едва не потеряла своего ребенка, - еле слышно прошептала лекарка, словно боясь произносить эти слова вслух. При этом она, широко раскрыв глаза, смотрела в пустоту и надолго замолчала, будто проживая тот страшный момент заново.

- В воспоминаниях Син мы видели, как пленный эриконец чуть не убил ее, - пытаясь побыстрее закрыть неприятную для лекарки тему, сообщил я.

- Полковник Хлост – это семечки, - горько усмехнулась печальная хомочка. – Мне тогда впервые пришлось отдать приказ убить человека, - Данейра не сожалела о своем поступке, просто констатировала факт. – И как только умер объект, который выкачивал из ребенка жизненные силы и отравлял ее своим ядом, жизни Син перестала угрожать опасность. Конечно, нам стоило немалых усилий вернуть ей здоровье, но это уже детали.

Помолчав, госпожа Данейра продолжила:

- Это случилось гораздо раньше. Снайперский выстрел. Пуля вошла в плечо, раскрошив кости, повредив сосуды. Я по осколкам собирала ее ключицу. От болевого шока ее сердце остановилось. Я несколько раз его заводила, но оно оказалось столь же упрямым, как и его хозяйка, и отказывалось биться.

Передо мной в старинном кожаном кресле сидела еще молодая красивая женщина с глазами старухи, слепо уставившаяся в пустоту. Словно сама смерть, вселившись в тело лекарки, рассказывала мне страшную сказку. Но все внутри меня отказывалось верить в печальный конец.

- Лекарь, ассистировавший мне, пытался убедить меня остановиться, перестать терзать тело моего мертвого ребенка. Кричал, что Син больше нет с нами! Мне пришлось его выгнать из операционной. Со мной остались лишь Лювея – старшая операционная сестра и хранитель госпиталя Люцус. В тот день произошло настоящее чудо, Син вернулась к нам, - к концу своего рассказа голос лекарки больше напоминал тихий скрип.

С трудом прочистив горло, я спросил:

- Значит, в первый день в школе Син вывихнула руку Ёрнику потому что оборонялась?

- Да, слизняк схватил ее за раненое плечо, тем самым причинив боль, - по интонации Данейры я понял, что использование приемов рукопашного боя в отношении горе-ухажеров – это вполне приемлемый метод обороны для моих новых родственниц.

Я уже не удивлялся реакции хомочки на поведение своего детеныша, но кое-что в страшном рассказе лекарки показалось мне необычным:

- Странно, что снайпер выстрелил в Син, она же была совсем ребенком и не могла заинтересовать его. Обычно они выбирают для себя более значимые цели.

- Это была моя пуля. Син почувствовала снайпера и толкнула меня, выводя с линии огня, -признание Данейры было для меня шоком.

Лекарка посмотрела на меня долгим тяжелым взглядом. Она не пыталась произвести на меня впечатление или вызвать жалость. Сидевшая передо мной женщина полностью открылась мне, сняв маску милой доброй жены моего отца.

Во взгляде вдруг ставшей совершенно незнакомой для меня женщины было столько цинизма и равнодушия, что волосы на голове встали дыбом. Теперь на меня смотрел военный хирург, повидавший «реки крови», и этим мы с лекаркой были очень похожи. Только сейчас я заметил, что годы войны оставили на сердце старшей лекарки неизгладимые шрамы, которые она виртуозно скрывала под маской уютной хомочки.  В этот момент я почувствовал себя полным идиотом. Идиотом, которого столько времени две слабые женщины мастерски водили за нос.

Госпожа Данейра уже давно покинула библиотеку, а я все сидел и смотрел на кресло, которое она занимала, пытаясь осознать открывшиеся для меня факты из военного прошлого Син и ее матери.

Жизнь была насыщена столькими событиями, что я не заметил, как прошел учебный год. И только сидя на зачете по этике у профессора Пура, вдруг осознал, что совсем скоро Син сдаст свой последний школьный экзамен и уедет в лекарскую академию. После того памятного разговора в семейной библиотеке со старшей лекаркой я пытался поговорить с мелкой, но она всегда избегала наших встреч, отговариваясь необходимостью готовиться к экзаменам. Это сильно раздражало. С некоторых пор у меня появилась странная потребность видеть Син, находиться с ней рядом. Но маленькая, словно специально выстраивала между нами преграду, предпочитала избегать нашего общения и продолжала ездить в школу преимущественно на такси.

А я вдруг понял, что мое отношение к егозе кардинально изменилось. Стал подмечать в ее поведении детали, свойственные также мне, моим ребятам, да и все парням, прошедшим войну. Прежде чем войти в помещение, она осматривала его беглым взглядом, останавливаясь на местах, где могла затаиться опасность. Внимательно рассматривала новых людей, словно стараясь определить для себя, из какого они окопа, своего или вражеского. Она, как и мы все, делила людей на две категории: свои и враги. После этого я стал смотреть на ее отношения с Керемом совсем по-другому. Я вдруг четко понял, что между ними никогда уже не будет романтики и любви: Син не позволит. Но парень был своим, из нашего окопа. Именно по этой причине Син продолжала с ним общаться.