Темный рай - Хоуг (Хоаг) Тэми. Страница 21

– Ты говорил с Лайлом? – спросил Уилл.

– Да, говорил, на свою голову. Он сказал, что еще подождет какое-то время, но решение уже принял. Лайл продается. Вопрос только в том – кому? Я сказал ему, что мы можем придумать что-нибудь вместе.

– Тебе не обойти Брайса.

– А я и не собираюсь.

– Не стоит рассчитывать, что Лайл пойдет на сделку с тобой, если уж Брайс обещает сделать его богатым. Преданность так далеко не заходит.

– Ты думаешь? – Джей Ди посмотрел на брата тяжелым взглядом и отвернулся, чтобы заняться скотом, не желая думать о том, насколько далеко может зайти преданность Уилла.

Братья стояли у ворот пастбища, лошади их терлись мордами, в неспешной игре пощипывая друг друга губами. На пастбище наевшиеся за день коровы лениво щипали траву. Телята, свернувшись калачиком, мирно спали рядом со своими матерями или же резвились группами, толкаясь, бодаясь и играя в догонялки.

Джей Ди оглядел животных оценивающим взглядом. Он немало потрудился над выработкой селекционной программы, которая позволила улучшить размеры и показатели скота ранчо «Старз-энд-Барз». Коровы были черно-белой масти, хорошо телились и давали много молока. Телята, масть которых варьировалась от почти белой до почти черной, были результатом скрещивания с шарлотскими быками, скрещивания, давшего крупных, тучных животных, быстро растущих и набирающих вес при обильном кормлении. Джею Ди доставляло удовольствие смотреть на животных и сознавать, что они выведены здесь, что они – его заслуга, что тяжкий труд принес нечто доброе и ценное.

– А знаешь, ведь не для всех это значит так много, – тихо, точно богохульствуя в церкви, произнес Уилл.

Челюсти Джея Ди сжались. Он выпрямился в седле, отчего старая кожа протестующе заскрипела.

– Это должно значить «так много», – сказал он. – А иначе какого черта мы здесь делаем?

Он лишь привстал в седле и сдавил ногами бока лошади. Повинуясь безмолвной команде, та повернулась и понесла его прочь.

Глава 7

С холма Джей Ди издалека разглядел огонь. Чертыхнувшись, он пустил Сержанта в галоп. Люси Макадам и после смерти оставалась такой же досадной занозой в его судьбе, какой была при жизни, что и доказывала в очередной раз. Рафферти – в который раз! – ругнул себя за то, что взялся присматривать за ранчо Люси, но Миллер Даггерпонт мог обратиться с подобной просьбой не к нему, а к Брайсу, а Джей Ди не хотел, чтобы Брайс хоть одной ногой переступил порог ранчо Люси. Рафферти намеревался первым застолбить право на покупку собственности мисс Макадам. И хотя Джею Ди пришлось взять на себя заботы о ее скоте и вызывать шерифа, после того как вандалы учинили в доме погром, подобное неудобство все же было смехотворно малой ценой в поединке с Брайсом.

Оранжевые всполохи пламени за завесой деревьев заставили Рафферти выбросить из головы все посторонние мысли. Если немедленно не остановить огонь, тот, вполне возможно, ненасытным зверем перекинется на лес и пастбища. Высокие кусты и ветви деревьев хлестали Рафферти по лицу и цеплялись за одежду. Наконец лес кончился, они выехали на открытое, ровное пространство, и конь, прижав уши, вытянув шею и перекатывая на скаку мощными мышцами, рванулся вперед неистовым галопом.

Мэри стояла в загоне для скота и смотрела на уносящиеся высоко в небо языки пламени. Она чувствовала определенную торжественность момента и в то же время сдерживала смешливое, легкомысленное возбуждение, вызванное коньячными парами. Она использовала спиртное для того, чтобы разжечь костер, после чего встала и сделала большой глоток в честь последней воли Люси. Напиток потоком расплавленного золота пробежал вниз, огнем вспыхнул в животе, после чего разлился по всему телу, притупляя чувство печали и окрашивая исполняемый ритуал в более романтические тона. Мэри швырнула бутылку в костер и отсалютовала, после чего с пронзительным криком отскочила назад, испугавшись громкого хлопка взорвавшейся бутылки и чувствуя в себе продолжающиеся вспышки коньячного пламени.

Мэри робко взглянула на оловянную урну, стоявшую на воротном столбе и с безопасного расстояния наблюдавшую за костром. Крышка урны венчалась беспечной фигуркой ангела. В мареве волн горячего воздуха ангел, казалось, двигается, извивается, точно гавайский танцор, исполняющий праздничный танец.

Люси от всего сердца одобрила бы подобные торжества. Вообще-то говоря, Мэри планировала, что подруга будет стоять рядом с ней на церемонии сожжения делового костюма. Костер должен был указать Мэри направление ее дальнейшего жизненного пути от перекрестка, на котором она сейчас остановилась.

Мэри представила себе, как ее малодушие испаряется в пламени костра. Погребальный костер с его струйками дыма и пеплом символизировал принятое Мэри решение. Никто не надевает колготки, отправляясь в путь по неизведанной дороге.

Ангел на урне, казалось, одобрительно подмигнул Мэри по ту сторону прозрачной стены марева.

Внезапно из леса на склоне холма, за воротами, выскочила лошадь: большая и красная, уши прижаты, глаза округлены, пасть широко открыта. Быстро перебирая мощными ногами в бешеном галопе, она резко затормозила перед оградой. Изумленно раскрыв рот, Мэри наблюдала, как всадник, еще до полной остановки лошади, соскочил на землю и стремительно бросился к загону, потеряв при этом шляпу.

Рафферти!

Он мчался к ней с лицом, искаженным яростью. Чуть замедлив бег. Рафферти на ходу подхватил попавшееся на его пути ведро, зачерпнул им воду из стоявшего у ворот бака и побежал прямехонько к разведенному Мэри погребальному костру.

– Нет! – в ужасе закричала Мэри и бросилась, раскинув руки, к Рафферти, пытаясь отпихнуть ведро в сторону. Они столкнулись в десяти футах от костра: Мэри отскочила от Джея Ди, будто тряпичная кукла, которую с силой швырнули в бок движущегося автобуса. Она вскрикнула и, споткнувшись, упала на четвереньки в теплую пыль, после чего могла лишь с ужасом наблюдать, как Рафферти атакует ее жертвенник.

Вода обрушилась в центр костра, точно одеялом накрыв волшебные языки пламени. Рафферти добил их, нагребя ногами и руками на края костра валики рыхлой земли. В довершение он затоптал остатки пламени, вздымая грибообразные облачка взрывов из смеси черного дыма и пыли.

Сердце Мэри замирало одновременно с угасающим пламенем. Она присела на корточки, и слезы текли у нее из глаз, в то время как Джей Ди сбегал к баку с водой и опять вернулся с полным ведром. Костер, шипя, издал свой предсмертный вздох и затих, залитый очередной порцией водного потока. Ее костер! Символ смерти прежней жизни Мэри. Ее жертвенный алтарь и последнее «прости» старой подруге. Уничтожен. Испарился тем же образом, каким пыталась испариться прежняя жизнь Мэри из пылавшего в ее душе пожара, как испарилась Люси. Гнев, бешенство и коньяк закипели у Мэри в крови, поднялись, подобно морскому приливу, увлекли ее за собой.

– Ты, тупой сукин сын! – Мэри вскочила на ноги и с криком бросилась к Рафферти. Тот вздрогнул, услышав этот заполошный вопль. – Ты – тупое безмозглое животное! Это был мой костер!

Мэри изо всех сил ударила Джея Ди в спину, заставила потерять равновесие, молотя его своими маленькими кулачками. Рафферти выронил ведро и повернулся, тут же получив удар по губам. Ругнувшись, он шагнул в сторону, пытаясь защититься от сыпавшихся на него тумаков. Мэри набросилась на него, как дикая кошка: зубы оскалены, глаза сужены, она шипела и царапалась, растрепанные волосы упали на лицо.

– Прекрати! – дрогнув и отступая, зарычал Джей Ди.

Мэри снова накинулась на него, широко раскинув руки и в своей ярости почти совершенно потеряв способность мыслить здраво. Она наскочила на Рафферти, когда тот отклонился назад, и оба грохнулись на землю, кашляя и чертыхаясь в жутком облаке поднятой пыли, забивавшей рот, слепившей, не дававшей дышать.

– Это был мой костер! – снова закричала Мэри. – Мо-ой! – Ее первый акт освобождения, дань уважения памяти подруги, а он все разрушил. В отместку Мэри вновь принялась колотить Рафферти всеми доступными ей средствами – лягаясь и нанося удары кулаками…