Темный рай - Хоуг (Хоаг) Тэми. Страница 22

– Эй! Ты меня укусила! – вскрикнул Джей Ди, потрясенный, ошеломленный, сбитый с толку жуткой силой ее буйства.

В нем и самом начала просыпаться злость, поскольку колено Мэри опасно приблизилось к его паху. Рафферти зарычал и, изловчившись, перевернулся и тяжестью своего тела подмял Мэри под себя. Стиснув зубы, он попытался перехватить кулаки, молотившие его по голове и плечам. Поймал сперва одну руку, потом другую и, сведя их вместе, прижал к земле у Мэри над головой.

– Черт возьми! Я сказал, успокойся!

Голос Рафферти громом разорвался у нее в ушах. Она опешила и предприняла последнюю, но теперь уже безрезультатную попытку ударить его. Джей Ди Рафферти придавил ее всей массой своего крепкого тела: каждая унция – сплошные мускулы, и все это прижало тело Мэри к земле, заставив против воли притихнуть.

Мэри взглянула на Джея Ди, ясно сознавая, что бессильна против него. Рафферти дышал тяжело и прерывисто, губы его были всего в нескольких дюймах от губ Мэри. Несмотря на всю свою исступленность, Мэри невольно вспомнила его поцелуй – чувственный и страстный, дерзкий и оскорбительный.

Увидев голубой огонь, полыхающий в глазах Мэри, Джей Ди почувствовал, как в нем проснулось что-то первобытное. Или, может быть, это чувство испытывала Мэри, находясь под ним? Или же это проснулось воспоминание о вкусе ее губ – тогда, под луной?

Проклятие, у него слишком долго не было женщины!

– Ты остаешься верен себе, Рафферти, – прорычала Мэри. – Где ты учился изысканным манерам – во Всемирной федерации вольной борьбы?

Единственным ответом вскочившего на ноги Рафферти стало невнятное недовольное ворчание. Мэри медленно поднялась и попыталась стряхнуть с одежды налипшую на нее грязь. Блузка и джинсы были исполосованы зигзагами грязных полос. Земля набилась в волосы и скрипела на зубах.

– Какого черта ты тут вытворяешь? – махнув рукой в сторону жалких остатков костра, взорвался Джей Ди.

– Не твое свинячье дело!

Носком ботинка Джей Ди поддел из тлеющих углей кусок габардинового рукава. Брезгливо приподняв его за не тронутый огнем край, Рафферти разглядывал кусок материи с удивлением и отвращением, словно в рукаве все еще находилась рука.

– Это был костюм, договорились? – вспыхнула Мэри и, выхватив у Рафферти рукав, бросила его обратно в золу.

– Ты жгла одежду? – Ди Джей с нескрываемым скептицизмом оглядел Мэри с головы до ног: старые джинсы и распахнутая джинсовая рубашка поверх старой футболки с эмблемой Стэнфордского университета.

Мэри скрипнула зубами:

– Я кремировала свое прошлое. Это был символический жест. – Джей Ди уставился на нее, будто она только что свалилась с луны. – Господи! Ты не поймешь символизм, если никогда с ним не сталкивался. Я на жизненном распутье. Мне нужно было сделать широкий жест.

– Ах вот оно что! – протянул Рафферти. – Что ж, спалить дотла пол Монтаны – это и в самом деле жест широкий.

– Я не жгла ничего, что не принадлежало бы мне.

– А если бы огонь перекинулся на коровник? Или на дом? Или…

– Тебе-то что за дело? – вздернув подбородок и сверкнув взглядом, дерзко перебила его Мэри. – Они тоже мои, так что…

– Они… что? – Джею Ди показалось, что он с разбегу наткнулся на каменную стену. Потрясенный, он даже машинально отпрянул.

Очередной приступ чувства вины развеял озлобленность Мэри. Она почувствовала, что… недостойна, не заслуживает полученного подарка. Мэри не могла вспомнить, когда же она звонила Люси просто так – поболтать.

– Теперь ранчо мое, – тихо произнесла она. – Люси оставила его мне.

Джей Ди внимательно смотрел на Мэри, пытаясь переварить полученную информацию. Он не знал, как ему реагировать на поразительное известие. Рафферти хотел приобрести эту землю в качестве дополнительной буферной зоны от нашествия захватчиков-чужаков, в частности от Брайса. Он рассчитывал, что Даггерпонт выставит имение на продажу в качестве бесхозной недвижимости, хотя по этому сценарию Джей Ди не получал никаких гарантий, что земля не достанется Брайсу. И все-таки Даггерпонт был местным. А Мэри Ли Дженнингс – темная лошадка. Кто может сказать, как она поступит с доставшимся наследством? Единственное, что Джей Ди знал точно, – это то, что Мэри считает его психом. И она была права: Джей Ди с самого начала повел себя с ней как подонок.

Мэри двинулась было прочь, но Рафферти схватил ее за запястье. Вновь разъярившись, Мэри повернулась и испепелила его взглядом:

– Убери руки, Рафферти! Мне надоело твое хамское обращение. Надоели ехидные замечания по поводу Люси. Мне плевать, чем там она с тобой занималась! Люси была моей подругой. Она мне не всегда нравилась, я не всегда с ней соглашалась, но мы дружили, и будь я проклята, если стану сносить твои тупые шуточки. Если уж ты не в состоянии соблюдать самые элементарные правила поведения, мог бы, по крайней мере, проявить хоть немного уважения. Джей Ди отпустил руку Мэри, задумчиво глядя, как она, подойдя к воротам загона, сняла со столба оловянную урну. Мэри стояла, повернувшись к Рафферти спиной, и прижимала урну к себе. В Джее Ди проснулись угрызения совести. Мэри была права: ему следовало вести себя более прилично, а не распространяться по поводу того, что он думает о Люси. Особенно с женщиной, только что унаследовавшей ее собственность.

Рафферти тяжело вздохнул и упер руки в бедра. Женщины… Они доставляют гораздо больше неприятностей, чем сами того стоят, – тут уж никаких сомнений нет. Поморщившись, Джей Ди направился к Мэри Ли Дженнингс. Та плакала: об этом можно было судить по судорожно вздрагивающим плечам. Мэри изо всех сил пыталась сдержаться и не выдавать себя. Рафферти передернуло от приступа паники: он не знал, как вести себя с плачущей женщиной. Единственное, что он знал об обращении со слабым полом, – это то, что женщин надо избегать или же заниматься с ними сексом. И никакой дополнительной информации.

Чувствуя себя большим и неуклюжим, он подошел к Мэри и застыл в нерешительности, Слова извинений застряли у него в горле, как цыплячья кость, и Джей Ди ничего так не желал в эту минуту, как того, чтобы его оставили в покое и предоставили заниматься лишь собственным ранчо и лошадьми. А такие люди, как Мэри Ли Дженнингс, Люси Макадам и Эван Брайс, оставались бы в своей Калифорнии.

– Я., гм-м… я… гм-м… извиняюсь. Рафферти произнес слова таким мрачным тоном, что Мэри, несомненно, расхохоталась бы, не чувствуй она себя такой несчастной. Она предполагала, что мужчинам, подобным Рафферти, не так-то просто говорить на «человеческом» языке. Общаясь главным образом с лошадьми и скотом, он не испытывал надобности вносить в свой лексикон слова, выражающие тонкие эмоции.

Прижав урну к груди, Мэри шмыгнула носом и попыталась вытереть слезы, стесняясь демонстрировать их человеку, которого они могли привести в смущение. Но слезы никак не желали униматься, обильно стекая на щеки из уголков глаз и повисая на кончиках ресниц.

Плечо, на котором Мэри могла бы поплакаться, превратилось в кучку пепла. Мэри чувствовала себя совершенно разбитой – решениями, принятыми на прошлой неделе относительно собственной жизни, и потрясениями, испытанными с тех пор, как она приехала в Монтану. Все мыслимые обстоятельства достигли критической массы и с грохотом взорвались.

Всхлипнув, Мэри повернулась и упала на грудь Рафферти. Хоть какая-то гавань в шторме обуревавших ее эмоций.

Мэри уткнулась лицом в плечо Джея Ди, совершенно не обратив внимания на то, что урна стала преградой, их разделявшей. От охватившей его паники Джей Ди на мгновение опешил и окаменел. Потом, практически помимо его воли, руки Рафферти поднялись и легли на вздрагивающие плечи Мэри.

Она была маленькой и хрупкой. Хрупкой. Слово завибрировало в мозгу Джея Ди, пока он прислушивался к плачу Мэри. Он не мог себе представить Люси, плачущей по какому бы то ни было поводу: она была слишком груба и цинична. Но маленькая Мэри Ли рыдала так, словно настал коней света. И все потому, что он оскорбил ее чувства. И потому, что она потеряла подругу.