Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 35

Я передал наркомам фотографии, специально припасенные для такого случая. Похоже, это произвело впечатление.

— Товарищ Аксенов, почему вы не можете назвать более точные цифры? — поинтересовался товарищ с густыми усами, похожий на пролетарского писателя Горького.

А ведь я, кажется, узнал товарища. Портрет видел один раз, но все-таки вспомнить можно. Это же Дмитрий Иванович Курский, нарком юстиции и первый генеральный прокурор Страны Советов.

— Потому что пока я могу оперировать лишь данными, полученными после вскрытия могил, — парировал я. — На острове обнаружены восемьдесят могильных холмов, под каждым из них братские могилы с останками от пяти до двадцати человек. В среднем получается тысяча. Но нужно учесть, что некоторые захоронения проводили в Двинской губе Белого моря, и количество жертв мы сумеем узнать только с помощью свидетелей.

Второй лагерь уничтожения создали осенью девятнадцатого года. Формально, он открылся уже после эвакуации интервентов, но инициатива принадлежала англичанам. Это бухта Иоканьга, находящаяся за Полярным кругом. Только осенью туда перевезли свыше тысячи человек. Условия содержания там были еще хуже, нежели на Мудьюге. По нашим данным, живых узников осталось триста человек. Летом на Иоканьгу отправится специальная миссия, она станет вскрывать могилы.

— А зачем дожидаться лета? — задал вопрос бородатый нарком в очках. Я уже открыл рот, но за меня отвечал сам Ленин:

— Товарищ Крестинский, в Заполярье вечная мерзлота. Копать землю целесообразней, если она немного оттает. Так, товарищ Аксенов?

— Так точно, — немедленно согласился я, и уловив кивок, продолжил: — Но самая страшная тюрьма, на мой взгляд, была организована в Печенге, неподалеку от Печенгской губы Баренцева моря, — ткнул я указкой в карту. — Вместо камер использованы пещерные гроты, где узники могли лишь сидеть. Кроме того, если в прочих местах заключенному полагалось полфунта хлеба в день, то здесь на день давали три галеты и кружку воды. Предварительно можно говорить о четырехстах погибших от голода и от холода.

— Вы лично посещали концентрационные лагеря? — поинтересовался нарком Крестинский. Кстати, он нарком чего? Не то труда, не то финансов. Не помню.

— Лично — только Мудьюг. Правда, это было в прошлом году.

— Вот как? — удивился комиссар. — И как вы там оказались?

— Товарищ Аксенов попал на Мудьюг в качестве узника, — пояснил Ленин своим коллегам. Потом, обведя присутствующих взглядом, сказал: — Одна из причин, почему именно Аксенов был назначен на такой ответственный пост, то, что он знает ситуацию изнутри, поскольку побывал и в застенках английской контрразведки, и в тюрьме, и в концлагере. Правда, когда я подписывал постановление, то не думал, что вы так молоды. Сколько вам лет, товарищ Аксенов?

— Двадцать два, Владимир Ильич, — ответил я, округлив возраст.

— Однако, — хмыкнул Ленин, а следом за ним и наркомы.

— Товарищ Аксенов, по регламенту у вас осталось пять минут, — напомнил Горбунов.

Я решил, что мне придется ускориться, но Владимир Ильич сказал:

— Мне кажется, что можно дать товарищу Аксенову дополнительное время. Сколько вам нужно?

— Десять минут, не больше, — ответил я, а когда присутствующие закивали, продолжил: — Далее нами сделана попытка подсчитать ущерб, нанесенный экономической сфере — промышленности, транспорту, сельскому хозяйству. Во-первых, это касается флота. Во время интервенции англичане под разными предлогами угоняли наши суда к себе. По нашим данным, всего угнано семнадцать кораблей — лучшие суда флота, ледоколы, но список может быть увеличен. Далее ...

Я опять сделал паузу и развернул очередной плакат:

— Кроме судов, угон которых можно хоть как-то объяснить, налицо и откровенный грабеж. Американцы и англичане вывезли с Архангельских складов свыше трехсот тысяч пудов льна, кудели и пакли. Только леса вывезено на один миллион фунтов стерлингов, а марганца на пятьдесят тысяч фунтов (в канцелярии Северного правительства нами обнаружено интересное письмо: управляющий Отдела иностранных дел правительства Чайковского жаловался, что после ограбления края интервентами не осталось никаких источников получения валюты, за исключением леса). Думаю, что в отчете можно увидеть более точные цифры. Предварительно, сумма материального ущерба нами оценивается в полмиллиарда рублей золотом. Но, боюсь, это заниженная сумма, потому что еще не учтен ущерб для сельского хозяйства. Например, по некоторым уездам губернии поголовье скота: коров, лошадей, уменьшилось в два-три раза. Пока неизвестен ущерб от вывоза марганцевой руды из Мурманска, меди. Нужно окончательно уточнить стоимость как угнанных судов, так и потопленных по вине интервентов. Думаю, общая сумма ущерба может составить миллиард рублей золотом.

— Когда комиссия сможет представить окончательный отчет? — спросил Ленин.

— Думаю, Владимир Ильич, не раньше осени. Мы уже отправили по всем волостям подробные анкеты, озадачили, скажем так, все местные органы власти, но данные соберут только к концу лета. А их еще нужно обработать.

Я закончил, хотя мог бы еще много что сказать. Например — о применении интервентами химического оружия, о том, как англичане, потопив наш корабль, хладнокровно добили моряков, пытавшихся спастись.

— Спасибо, товарищ Аксенов, — поблагодарил меня Ленин. Повернувшись к членам комиссии, заметил: — Товарищи, вам не кажется, что сегодня мы заслушали лучший отчет за все время существования Совнаркома?

Глава 18. Повышение для комиссара

Сказать, что я был разочарован — ничего не сказать. А надо бы радоваться дураку — как же, сам Ильич похвалил, обратил внимание. Теперь следует ожидать карьерного взлета. Типа — вызовут из Архангельска, назначат наркомом или заместителем наркома. Не хотелось бы, если честно. Врать не стану, карьерный рост штука неплохая, но все хорошо в меру. И командиру взвода, если ему предложат стать комполка, лучше не соглашаться. Да будь ты семи пядей во лбу, не хватит опыта. Я и должность начальника губчека «тяну» только благодаря опыту начальника отдела, знанию самого Архангельска, и людей. А стать наркомом? Использовать «послезнания»? Мне уже столько раз выпадала возможность убедиться, что реальность не соответствует моим теоретическим знаниям.

Фух, чего это я? Разошелся, начал «загружать» своего читателя ненужной белибердой, а он, тем временем, ждет от меня каких-то конкретных сведений. Итак, излагаю. Ваш покорный слуга отчего-то решил, что после отчета наступит время для обсуждения, и меня спросят — а как, дорогой товарищ Аксенов, вы бы улучшили политическую и экономическую ситуацию в Архангельске? А уж я бы и развернулся, заявив, что ситуацию обязательно улучшит НЭП в отдельно взятой губернии, восстановление порта в городе Архангельске, освоение Кольского полуострова! Мы бы слегка поспорили, но мне удалось бы доказать собственную правоту, а добрый и умный товарищ Ленин кивнул бы и сказал: да, прав товарищ Аксенов, пора-пора! Но вместо этого, после фразы «заслушали лучший отчет за все время существования Совнаркома», Владимир Ильич добавил: «Спасибо, товарищ Аксенов, отчет оставьте в приемной, мы вас больше не задерживаем», а секретарь Горбунов, налетев на меня, словно коршун, принялся помогать собирать мои бумаги, ворча при этом:

— Регламент превысили на целых двадцать минут! А у нас еще шесть вопросов!

Уже в «предбаннике», Николай Петрович, укладывая мой отчет в папку и, подписывая ее красивым почерком «Предварительный отчет. Архангельск. Жертвы интервенции», поинтересовался:

— У вас, товарищ Аксенов, еще что-то?

— Когда меня вызовут для подведения итогов?

— Вы сказали, что вам нужно время до осени, Владимир Ильич согласился, стало быть, я пошлю вызов в конце ноября. Еще вопросы?

— Я хотел внести предложение по ...

Не дослушав меня, Горбунов сказал:

— Если по линии ЧК — обращайтесь к собственному начальству.