Новое назначение (СИ) - Шалашов Евгений Васильевич. Страница 36

— А по улучшению жизни Архангельской губернии?

— Ну, это же очевидно, товарищ Аксенов, — улыбнулся Николай Петрович. — С такими вопросами вам следует обращаться в Архангельский губернский исполнительный комитет и все решать самим, на месте. Если полномочий для их решения не хватит, ваши товарищи вынесут предложение на заседание Совнаркома или к Владимиру Ильичу. Никакого «самотека» или личной инициативы быть не должно. Все должно происходить в установленной форме. Извините, товарищ Аксенов, я очень занят.

М-да. Пихать в руки секретаря Совнаркома два листочка, где я уже сделал набросок, предшествующий статье товарища Ленина нет смысла. Ругаться с Горбуновым, называть его бюрократом — тем более.

А ведь я не хотел ничего сверхъестественного! И всего-то собирался предложить заменить в Архангельской губернии продразверстку, которую мы не потянем, на продналог, создать рыболовецкие бригады типа социалистических артелей, разрешить открыть небольшие кустарные мастерские, обустроить леспромхозы, построенные на принципах хозрасчета, с использованием труда пленных белогвардейцев! Я же знал, что скоро в Архангельск отправят и крестьян из Тамбова, и бывших военнослужащих разгромленной армии Врангеля, «братишек» из Кронштадта. Появится-то они появятся, «центр» позаботится, но хлеба на их содержание не даст. И что мне со всеми делать? Ждать, пока умрут с голода или сразу же расстрелять, чтобы не мучились? Уж лучше бы потихоньку рубили лес, получая за свою работу паек.

Не спорю — пока республике лес не нужен, торговые отношения не налажены и, заранее вырубать леса нерационально. Но это сегодня, а завтра? Лес — это валюта, это возобновляемый ресурс, а чтобы торговать нужны дороги, нужны порты. Вот, сейчас бы самое то — отремонтировать Архангельский порт, восстановить лесовозы, подготовить бараки, расчистить просеки на старых вырубках. Работы хватит! А еще бы хотелось восстановить лесопилки, чтобы не «гнать» за границу «кругляк», а торговать брусом, досками.

В общем — слов у меня не хватает, одни матюги, но материться в приемной Совета народных комиссаров не очень и хорошо.

Ладно, раз так, придется выступить на заседании Архангельского губисполкома, заручиться поддержкой его членов, а уж потов «пробивать» идею в Москве. Может, оно так и лучше.

Кивнув Никите, сидевшему в приемной, пошел на выход.

— Эх, я так и не увидел товарища Ленина, а так хотел, — посетовал Кузьменко. — Я-то думал, раз здесь приемная, он через нее и пойдет. Теперь и не похвастать.

— Здесь только для посетителей, а в зале второй вход есть, — пояснил я. — Можешь похвастать, что видел. Мол — сопровождал товарища Аксенова, сидел в приемной, а мимо Ильич прошел.

— Не, это не то, нечестно, — вздохнул чекист.

Эх, Никита, мне бы твои заботы! Хотел увести парня, но глядя на его расстроенное лицо, предложил:

— Ладно, тихонечко открой дверь, и загляни.

Кузьменко раздумчиво почесал затылок, а потом последовал совету начальника. К счастью, дверь не заскрипела, а самому Никите хватило пары секунд, чтобы глянуть на живую легенду и закрыть створку.

— Ух ты, здорово! Товарищ Ленин, настоящий! Товарищ начальник, вы же подтвердите, что я живого Ленина видел? — озабоченно спросил Никита.

— Подтвержу, — усмехнулся я, подхватывая подчиненного под локоток и выводя его из приемной. Еще не хватало, чтобы выскочил товарищ Горбунов и начал хлопать руками, как рассерженная курица крыльями.

Не успели. Николай Петрович все-таки выскочил, и, опережая его праведный гнев, я сказал:

— Надеялись автограф у товарища Ленина попросить.

А берут в это время автографы, тем более у Ильича? Но Горбунова просьба не удивила. Вздохнув и покачав головой, секретарь полез в стол и вытащил откуда две брошюрки.

— На русском языке ничего нет, вот, что осталось, — сообщил секретарь, выкладывая на стол «Le socialisme et la guerre» издания тысяча девятьсот пятнадцатого года. — Не вы одни такие.

— Да нам без разницы, — отмахнулся я. — Хоть на корейском. А сам автограф?

— На корейском, товарищи, труды Владимира Ильича еще не печатали, — строго сказал Николай Петрович. — А сам автограф внутри.

Внутри брошюры и в самом деле подписано «Дорогомутоварищуоттов. Ленина» и подпись «В.И. Ульянов-Ленин».

Не надо было быть графологом, чтобы понять — написано разными почерками.

— Дарственную надпись, наверное, вы писали? — поинтересовался я.

— Писал я, а подписывал Владимир Ильич, — не стал спорить Горбунов. — А теперь, товарищи, шли бы вы оба отсюда.

И мы, разумеется, пошли.

Пока мы шли, Кузьменко в восторге листал брошюру с автографом Ленина и так увлекся, что едва не столкнулся с каким-то важным товарищем — во френче и с толстым кожаным портфелем.

— Ох, извините, — пробормотал смутившийся чекист.

— Смотреть надо, если по Кремлю ходите! — сурово сказал товарищ.

— А в других местах можно и не смотреть? — поинтересовался я.

Товарищ хотел сказать что-то сердитое, но, посмотрев сначала на мой орден, потом на меня, передумал.

— Жалко, конечно, что не на русском, но и так сойдет! — продолжал восторгаться Кузьменко, теперь уже поглядывая — как бы в кого не врезаться.

— Ты подожди, ты еще воспоминания писать станешь, как с товарищем Лениным увиделся, — пообещал я. — Если жив будешь, лет через десять-двадцать придут к тебе молодые комсомольцы, а ты расскажешь — мол, лично из его рук книжечку получил, а Владимир Ильич наказал — изучайте французский язык, товарищ Кузьменко. Французский — это язык Робеспьера и Марата, а еще Парижской коммуны.

— Да ну, Владимир Иванович, зачем я врать-то стану? — возмутился Кузьменко. — Как было, так и скажу.

Ага, скажет, как оно было. Никите и врать особо не надо, только чуть-чуть присочинить. Сколько человек тащило с Владимиром Ильичем бревно на субботнике —человек пять? А воспоминания оставили восемьдесят человек. С другой стороны, может, там тащили не одно бревно, а десяток?

Мы вышли на Красную площадь, неспешно пошли в сторону Охотного ряда, но тут я увидел трамвай. Я знал, что по главной площади страны когда-то ходил трамвай, и рельсы лежат, но самого транспортного средства ни разу не видел. Не задумываясь, потянул за руку Кузьменко, и мы в два прыжка оказались в вагоне.

Он, на удивление, был пустым и без кондуктора — в период «военного коммунизма» за билеты платить не надо, но зато шел с такой скоростью, что, если бы мы шли пешком, получилось бы немногим медленнее.

— А куда мы едем? — поинтересовался Кузьменко.

Куда шел трамвай, я и сам не знал, но, кажется, по Лубянке шли рельсы, так что, вполне возможно, мы именно туда и приедем. Неопределенно махнув рукой, сказал:

— А вот, Никита, представь себе, пройдет еще каких-нибудь двадцать лет, и мы с тобой прямо от Охотного ряда и до Ярославского вокзала на метро бы проехали.

Не уверен, что в сороковом году построена такая ветка метро, но какая разница?

— Это, как в Лондоне, что ли? — спросил Никита, ни капельки не удивленный. —А с электричеством как? Вон, слышал, что Москве электростанции ни хрена не тянут. Паровоз под землю тащить, как в первом метрополитене, так все в дыму будет.

Ишь ты, какие продвинутые у меня подчиненные.

— Зачем паровозы? К тому времени новые станции будут, энергией всю Москву обеспечат, — пожал я плечами. Увидев, что мы стали делать круг возле Большого дома, кивнул: — Сходим, дальше пешком дойдем.

Решив, что сегодня в Главной цитадели революции мне делать нечего, повел Кузьменко на Ярославский вокзал, к бронепоезду. Посмотрю, как там дела, а потом в «Метрополь» можно пойти.

Спешилов ходил довольный, зато из купе, где обитала Нюся, доносились рыдания.

— Что тут у вас? Поссорились, что ли? — поинтересовался я, подозрительно глядя на комиссара. Вспомнилось: «От чего-то плакала японка, от чего-то весел был моряк.». Но Витька не тот человек, чтобы обижать девушку.

— Володь, а я проститься хотел, — радостно выпалил Виктор.