Папа, спаси меня (СИ) - Ильина Настя. Страница 12

После солнечного света темнота беседки слепит. Ничего не видно и не понятно, но через мгновение я прихожу в себя.

— Ой, — вскакивает с места потревоженная блондинка. Она нервно поправляет сначала длинные волнистые волосы, а уже после — короткое платье, которое задралось так высоко, что я могу прекрасно разглядеть фирму белья на ней.

— Простите, — поднимаю вперед руку с раскрытой ладонью, демонстрируя мирные намерения и поспешно отворачиваюсь, чтобы уйти. — Не думала, что здесь кто-то есть.

И вдруг меня простреливает от макушки до пяток. Голос, который я слишком хорошо знаю, помню, люблю и больше всего — ненавижу.

— Мы уже уходим, — говорит Кирилл.

Мне хочется сплюнуть от горечи, скопившейся во рту, закричать и кинуться на него с кулаками. Но я сама в себе давлю все эти чувства. С чего они вдруг поднялись ураганом в моей душе? Я не имею права даже на толику таких эмоций по отношению к нему.

Я слышу за спиной шуршание одежды, нервные смешки блондинки и вот мимо меня проходит он. Не смотрю в его сторону, но мне этого и не нужно делать — меня обдает ароматом его парфюма, терпкого, сладкого, мужского личного запаха.

Нервно выдыхаю. Смотрю ему вслед, как Кирилл, пружинистой, уверенной походкой сильного человека идет по дорожке, совсем не обращая внимания на белокурую девушку, только что ублажавшую его в беседке за углом дома, полном друзей и коллег.

И тут же во мне поднимается такая черная, слепая ярость, ненависть, что даже становится трудно дышать.

В то время, пока я мучаюсь поисками правильного решения, думаю, как верно поступить, он, тот самый мужчина, мыслями к которому так или иначе я возвращаюсь последние дни, проводит время также бездарно, по-свински, глупо, — соблазняя наивных пустышек.

— Чертов Дикий, — не могу удержаться и сплевываю полынную горечь.

Сердце начинает стучать так нервно, громко, что отдается в ушах перезвоном молотков. Руки подрагивают, и, если бы вдруг он снова оказался рядом, я бы не отвернулась, чтобы не столкнуться с взглядом его глубоких глаз, о нет. Все было бы совсем по-другому. Он бы корчился в жестоких муках от того, что воздух не может пройти в глотку настоящего предателя, чертова мужлана, а я бы душила его точно также, как меня душила ненависть к нему.

Глубокая, черная ненависть.

Глава 14

Весь этот проклятый вечер я делаю вид, что счастлив… Однако каждый мой взгляд, брошенный в толпу гостей, ищет её. Понятия не имею, откуда у меня появилось столько друзей. Кто все эти люди, пришедшие сегодня ко мне в дом? Я мало кого из них узнаю и понимаю, что не рад даже тем, кого когда-то считал братанами. Мне плевать на каждого, все они просто для галочки, чтобы спрятать свои чувства и скрыть тягу к моему личному наркотику, к проклятию, уничтожающему меня изнутри.

Большую часть времени Малая проводит одна. Мне даже кажется, что Седому нет до жены никакого дела, и если её ненароком уведёт какой-нибудь олух, то муженёк не сразу опомнится. А может, он и не опомнится вовсе.

Малая выглядит раздавленной… Её душу будто бы тревожит что-то, но я не могу понять, что именно. В самый разгар пикника, когда выпито уже достаточно шампанского, пива, вина и прочих напитков, от разнообразия которых у меня ломятся столы, я нахожу Седого. Мужик флиртует с какой-то шатенкой, и когда видит меня, тут же приобнимает и похлопывает по плечу.

— Дикий! Давно мы так не гуляли, брат! От души вечеруха! Прям зачёт! — он уже едва держится на ногах, а в весёленьких глазах прыгают бесенята.

Девчонка, с которой он только что заигрывал, уматывает, стоит ей только столкнуться с моим суровым взглядом, а я смахиваю с себя руку приятеля, больше напоминающую плеть, потому что он не держит её, и она тут же опадает, ударив его по телу. Мда… Пить он никогда не умел, точнее вовремя останавливаться. Наверное, именно по этой причине Тоня избегала поездки сюда. Или она боялась снова встретиться со мной?

— Как сын? — вдруг спрашиваю я.

Хотя какое мне вообще дело до их ребёнка? Это не моя забота. Раз нашли возможность приехать сюда, значит, всё прекрасно.

— С няньками… Спит целыми днями и воет, надоело уже нытьё. Хоть немного расслабимся сейчас. Я же сказал Тоньке — поехали, а она — я не могу оставить больного ребёнка. Мы поцапались немного, но теперь всё путём.

— А что с пацаном-то? Ангина? — я беру со столика стаканчик с пивом и делаю небольшой глоток, глядя на Седого.

Он покачивается, как тростинка, того и гляди — дунет ветер, и Жека кубарем покатится в сторону его направления.

Седой делает глубокий вдох и отрицательно мотает головой. Он смотрит на меня стеклянным взором, а затем выдаёт то, отчего земля уходит из-под ног, диагноз, от которого у меня немеют конечности.

— Рак крови… Не знаю, откуда врачи нарыли такой диагноз, он же у нас боец о-го-го какой… Но… Вот так. Сказали, что чаще всего эта хрень, как раз в таком возрасте или раньше проявляется, ему же три года… Перескочили бы рубеж на годик вперёд, и шансы такой фигни уменьшились бы, но…

Седой начинает хихикать, и я понять не могу — он реально бесчувственный дятел, или просто сорвался на истерику? Первое кажется более вероятным, потому что у него ребёнок серьёзно болен, а он приехал на пикник и притащил сюда жену. Мне хочется пойти к Малой, схватить её в охапку, зарыться носом в её волосы и сказать, что всё будет хорошо. Вот только я знаю, что в большинстве своём нельзя просто взять и выйти сухим из воды, избавившись от такого недуга. И всё равно я хочу обещать ей, что сделаю всё для пацана.

— Седой, если нужны бабки на лечение или что-то ещё…

— Не! Ты чё! У него же богатый дед! Деньги не проблема, но здоровье не покупается. Ничего уже не сделать, наверное. Не знаю я, что и как будет дальше. Да и не хочу думать сейчас. Не будь занудой, Дикий! Лови безудержное веселье.

Я смотрю внимательно в его глаза, но понимаю, что он не под веществами, просто пьян… И мне хочется вырубить его одним ударом, чтобы эта пьяная рожа перестала кривляться, чтобы поехал домой и отвёз жену к сыну, ведь пацан по-любому нуждается в матери. Да и она вся извелась. Или мне показалось, и ей тоже плевать на ребёнка? Ведь если бы она переживала, то осталась бы с ним, нашла бы способ, но она здесь…

Оставляю Седого одного и прохожусь по толпе, пытаясь отыскать взглядом Тоню, но почему-то не вижу её. Чтобы не сорваться и не сделать то, что я задумал, чтобы не прижать её к себе и не зарыться пальцами в её густых волосах, я цепляю по пути Лесю и тащу её в сторону беседки, где смогу выпустить пар и немного расслабиться эмоционально. Всё это не моё дело. Это не моя беда. Сколько детей болеет по миру? Сколько умирает от голода? Я не в силах спасти всех, поэтому я просто буду делать то, что должен… То, ради чего и задумывался весь этот пикник — я растопчу чувства к Малой окончательно и дам ей понять, что я больше не тот Кирилл, которого она знала.

В беседке я сразу же плюхаюсь на скамейку, притягиваю Лесю к себе, заставляя рухнуть на мои колени, и впиваюсь в её губы страстным поцелуем. Она девочка умная и знает, что мне нужно. Олеся понимает, зачем я позвал её сюда, а самое главное — ей известно, что это снова на один раз. Она обвивает руки вокруг моей шеи, а затем умело скользит ими по моим плечам, позволяя расслабиться, подталкивая действовать решительнее. Моя левая рука поглаживает её спину, а правая уже ползёт вверх по её оголённому бедру, по его сокровенной, внутренней части. Она нужна мне вся здесь и сейчас, чтобы выкинуть из головы мысли о той, которая находится под запретом. Вот только Малая появляется как назло не вовремя.

Олеся взвизгивает и подскакивает с места, когда Тоня входит в беседку. Я чувствую, что это она, даже ещё не увидев, потому что её аромат пробивается в носовые пазухи, застревает в них, пропитывает всего меня насквозь.

— Ой, — вскакивает с места Леся и принимается поправлять подол задранного мной платья.