Начинающий блоггер или месть бывшей жены (СИ) - Руж Роксэн. Страница 22

Мы выехали на трассу и, вопреки моим мыслям, повернули в противоположную сторону от съемной квартиры.

Так, уже начинать паниковать или пока рано?

Ехали мы в полном молчании. В первый раз я видела Самородова таким. Все его раздражение вылилось в агрессивное вождение. Он, казалось, высказывался своими резкими маневрами и превышающей нормативы скоростью.

Внезапное торможение. Хорошо, что пристегнулась. Иначе бы черный пластик оставил на моем лице узор.

Самородов вышел и открыл пассажирскую дверь.

— Пойдем.

Спорить и расспрашивать было бесполезно. Это я уже усвоила. Поэтому молча вышла из машины, оглядываясь.

Незнакомое место. На огороженной кирпичной кладкой территории расположилось трехэтажное здание.

Самородов воспользовался своим ключем — таблеткой. Замок размагнитился, давая возможность открыть створ ворот.

Молча впустил меня, затем вошел сам.

— Саша, куда мы приехали? — не смогла все таки удержаться от вопроса.

И на это раз меня оставили без ответа. Самородов взял меня за руку и повел внутрь здания.

В фойе за перегородкой сидел охранник. При нашем появлении он встал.

— Александр Дмитриевич, добрый день.

— Добрый, Иван Иванович. Все мирно — спокойно?

— Да, все хорошо. А благодаря новой системе видео наблюдения стало еще лучше, — Иван Иванович указал за свою перегородку, где я увидела большой монитор, с выведенными на него маленькими окошками. Со своего ракурса я смогла разглядеть только какое-то движение на сером фоне.

— Это хорошо.

— Распишитесь, пожалуйста в журнале. Правила они же для всех.

— Все верно, все верно, Иван Иванович.

Мы подошли к столу, на котором лежал журнал — простая толстая тетрадь в клеточку. Я прочитала графы: ФИО, серия, номер паспорта, время прибытия, время отбытия, подпись.

Самородов заполнил все графы. В том числе и за меня.

После всей этой бюрократической процедуры нам было дозволено пройти.

— Иван Иванович, а где сейчас все?

Охранник посмотрел на часы, сверился с монитором.

— В столовой.

Боже, что тут происходит?

Самородов быстрым шагом направился в известном только ему направлении. Пришлось и тут подчиниться.

Мы прошли по длинному коридору. По обеим сторонам от нас располагались пронумерованные двери, лавочки, цветы в кадушках и кулеры с водой.

Наконец, добрались до столовой, о чем говорила табличка на двустворчатой двери.

Самородов открыл передо мной дверь, пропуская внутрь. Меня встретили, казалось, сотни детских глаз, запах запеканки и киселя.

Вошедший следом Самородов вызвал солнечные улыбки на детских лицах.

— Здравствуйте, Александр Дмитриевич, — к нам поспешила женщина в строгом костюме, с высокой прической и туфлях-лодочках.

— Здравствуйте, Галина Сергеевна, — произнес Самородов. — Извините, что без предупреждения. Познакомьтесь, это Людмила Константиновна, моя… супруга.

Казалось, мои глаза расширились еще больше, чем глаза Галины Сергеевны в очках с увеличительными стеклами.

— Александр Дмитриевич, мы всегда рады вам. Приятно познакомиться, Людмила Константиновна. Я заведующая этим детским домом.

В этот момент я способна была только кивать, словно болванчик.

— Проходите, вы как раз к полднику. У нас сегодня запеканка и кисель. Присоединяйтесь.

— С удовольствием, — ответил Самородов, направляясь к столу раздачи, где уже выставили две тарелки с едой и два стакана с напитком.

Взял их и направился к длинному столу, за которым сидели дети примерно от пяти до восьми лет. Я последовала за ним.

— Здравствуйте, — проговорил самый старший, и, видимо, самый смелый мальчик. И потом, уже обращаясь к открывшим рот детям, прошипел — Двигайтесь, двигайтесь.

Мы сели рядом друг с другом на освободившееся место.

Самородов быстро заработал вилкой, запевая еду ягодным киселем.

— Кушай, — строго сказал он. Не знаю, было это адресовано мне или сидящей с открытым ртом девчушке, но за вилку схватились мы обе.

Мне хватило и одной порции, а Александр Дмитриевич сходил еще два раза до стола раздачи. А дети только и успевали наблюдать за его передвижениями по залу или за вилкой, отправляющей очередной кусочек запеканки в рот.

После полдника всем было разрешено выйти во двор на площадку для игр.

— Тетя, пойдем, — детская ручонка обхватила меня за пальцы и потянула вслед за ребятишками. Повернулась к Самородову, взглядом прося о помощи. Тот лишь пожал плечами, позволяя маленькой девчушке увести меня.

К тому моменту, как мы оказались на детской площадке, за руку меня держали сразу несколько ребятишек. Время от времени они менялись, говоря, что теперь наступила следующая очередь вести тетю за руку. Это были маленькие девочки и мальчики, лет так пяти, ребятишки постарше уже давно убежали, поднимая на площадке такой шум, что их без труда можно было услышать и в здании. Меня усадили на скамейку и теперь вся моя маленькая свита распределяла очередность, кто и насколько времеи займет место рядом со мной.

Ребятишки наблюдали за мной, словно за непонятной диковинкой, принося время от времени свои дары. Таким образом, я стала счастливой обладательницей засушенного жука, самодельной рогатки, одной бусинки и старой игрушки от киндер сюрприза. Таких бегемотиков, помню, Света любила собирать.

В какой-то момент я поняла, что немного расслабилась и начала впитывать в себя эту энергетику. Дети бегали вокруг, смеялись, прыгали, качались, изображали самолеты, плели косички, заполняли какие-то разрисованные тетрадки. Мальчики и девочки подросткового возраста предпочитали держаться дальше от шумной мелюзги. Они сидели на лавочках или стояли на противоположной стороне площадки.

У каждого из этих детей, взрослого или маленького, своя жизнь и, вероятно, большая грустная история за плечами.

Теперь я поняла Самородова, когда он сказал мне в том ресторане (боже, как уже давно это было), что у него сто двадцать восемь детей. Да, оказавшись в детском доме, ты понимаешь, что твоя жизнь каким-то непонятным образом, разделилась на два отрезка "До" этой встречи и "После".

Сидя на лавочке, наблюдая, как девочки накладывают толченный песок в опавшие листья, а мальчики, приложив крест накрест палочки пилотируют свои самолеты, мне было стыдно.

"Серьезно, Мила, ты до сих пор считаешь себя бедной и несчастной?! Разве невозможность родить ребенка страшнее, чем вероятность никогда не найти себе маму и папу?".

Это было прозрение. Да, очень болезненное, но, все таки, целительное. Впервые в жизни я не бежала от своих чувств, понимая, что должна сейчас через них пройти, чтобы на выходе получить долгожданную свободу.

Я подняла глаза, пытаясь проморгать набежавшие слезы. Еще не хватало напугать детей своей мокротой.

Вероятно, ребятня уже привыкла к моему присутствию. Место рядом со мной начали занимать девочки постарше.

— Можно я вас заплету? — попросила длинноволосая принцесса (на ее принадлежность к особам голубых кровей указывала небольшая пластмассовая корона) из вновь прибывшей смены караула, которая, казалось, уже всем соорудила замысловатые прически.

— Да у меня тут и заплетать то не с чего, — ответила я, вороша свое каре. Она сразу взгрустнула, а я мысленно отругала себя. — Хотя так даже интересней посмотреть, что получится.

Девочка радостно подпрыгнула ко мне и начала прикидывать, что можно сделать-поделать из моей шевелюры.

— А тебе идет, — подошедший Самородов оценил результат получасового труда. Сейчас на моей голове красовалась пальмочка, придерживаемая красной резинкой, подаренной мне маленьким парикмахером.

— Спасибо, — поблагодарила я. — И за то, что привез сюда спасибо.

Александр присел рядом со мной на скамейку. Притянул меня к себе и приобнял. Этот жест не остался незамеченным. Девочки мечтательно заохали, мальчики возмущенно зафукали, а дети постарше нарекли нас женихом и невестой тили-тили тестом.