А.Д.А.М. (СИ) - Хоффман Рита. Страница 54

Рён сел на край постели. Это тоже плохо, лучше бы ему уйти, потому что предстать перед ним в таком состоянии унизительно, а сделать он ничего не может.

— Иди домой. — попросил он.

— Не прогоняй меня. Я помогу, если что-то…

— Оно случится, можешь поверить. — он зевнул. — Вот, уже зевать начал.

— Я не понимаю, о чем ты.

— Когда начинается приступ, организм как будто пытается заставить меня поспать. Мне кажется, это защита от боли.

— Да что это за болезнь такая?

— Можешь пробить по UwUпоиску, пока идешь домой.

— Я не уйду. — упрямо повторил Рён.

Ну, как хочешь.

Сначала начала болеть бровь, потом боль распространилась на глаз и всю левую часть головы. Он тяжело задышал, сжал зубами край наволочки и закрыл глаза. Усилилась тошнота, в животе заурчало, по ощущениям начался приступ морской болезни. Он застонал. Распирающая боль в глазнице достигла пика через некоторое время, казалось, что в глаз воткнули раскаленный прут и забивают его молотком еще глубже.

В состоянии полубреда почувствовал, что кто-то лег рядом. Он вцепился в него ледяными потными руками, но глаз не открыл.

Скрутился в комок, пытаясь справиться с тошнотой, но проиграл — вскочил и побежал в туалет. Упал на колени перед унитазом, успел чудом. Тело сотрясается от спазмов, блевать хочется, но нечем. Легче не стало.

— Держи. — Рён протянул ему чашку. — Там вода, прополощи рот.

Прополоскал, сплюнул, прислонился спиной к стене и замер, наслаждаясь мгновением передышки. Голова продолжает болеть так, будто ее разрывает изнутри.

— Пойдем обратно. — Рён поднимает его, взяв за локоть.

— Это не конец. — пробормотал он.

— Ничего.

В этот раз Рён лег рядом и прижался лбом к его лбу. Он теплый, приятно пахнет, его присутствие успокаивает. Жаль, что снять приступ он не может. Гладит его по волосам, в ладони сжимает его потные руки. Разве он не отвратителен сейчас? Как он может находиться так близко?

От боли начал плакать, тихо, хотя обычно рыдает не стесняясь. Череп вот-вот взорвется, приступ рвоты не за горами, ноги и руки ледяные, будто вся кровь скопилась в голове и безжалостно давит на ее стенки.

— Дайте ведро. — попросил он.

Нанико принесла таз, который уже три года пылится под раковиной на случай, если горячей воды снова не будет. Надо же, пригодился.

Его снова вырвало, болезненно, потому что желудок пустой с самого утра. Рён гладит его по спине, мило, конечно, до слез.

Так и уснул, прижавшись к нему, обессиленный и измученный.

Проснулся в темноте, не понимая, что происходит. Потрогал лежащего рядом человека, убедился, что это Рён, и снова откинулся на подушку. После приступа накрывает ощущение безграничного счастья, потому что боль исчезает. В такие моменты можно снова разрыдаться, только от облегчения.

— Ты как? — прошептал Рён.

— Лучше. — так же тихо ответил он. — Напугал?

— Очень.

Он придвинулся ближе и обнял его.

— Ты звонил домой?

— Нет. — качает головой.

— Хлоя тебя ищет, наверное. — остатки здравомыслия начинают возвращаться в больную голову. — Сколько времени?

— Ночь уже. Попробуй еще поспать.

— Рён, напиши ей хотя бы.

Он вздыхает, но лезет в карман за телефоном. Краем глаза Зисс замечает на экране тревожное «у вас 34 пропущенных вызова».

— Что ты ей скажешь?

— Что остался у Лизы с Торимом. — Рён начинает писать сообщение. — И что мы напились.

— В Библии написано, что врать плохо. — пошутил он, но Рён шутку не оценил.

— Тогда я напишу ей правду.

— Хватит.

— Серьезно, почему нет?

— Да что с тобой? — сам не понял, почему разозлился. — Рён, вы шесть лет вместе, имей уважение.

Нанико на диване заворочалась, но не проснулась.

— Почему ты решил, что можешь учить меня, как вести себя с моей девушкой? — Рён сел. — Чего ты хочешь, Ноэль? Врать — плохо, бросить ее — плохо, а что хорошо? Бросить тебя?

Он не знает, что ответить, поэтому просто молчит. Его злит, что они обманывают Хлою. С другой стороны, не произошло ничего ужасного, его просто полоскало весь вечер, а Рён держал его волосы во время бесконечных приступов рвоты. История про Торима выглядит более правдоподобной, если подумать.

— Я пойду.

Лежит, слушает, как Рён собирается. Свет не включил, видимо, беспокоится за сон Нанико. Дверь захлопнулась.

Твою мать.

Вскочил, побежал к выходу. Наскоро надел какую-то обувь, выскочил в подъезд и бросился вниз. На полной скорости врезался в металлическую дверь, гул поднялся такой, что его, наверное, слышали даже в Тринадцатом.

— Рён!

Он обернулся, смотрит удивленно, приподняв бровь.

— Слушай, у меня есть принципы. — остановился в нескольких шагах от него. — Понимаешь?

— Понимаю. — кивает, а сам делает шаг навстречу.

— Я не знаю, что будет дальше, потому что я в заднице. — развёл руками, изображая ее размер. — У меня хреновая работа и хреновые перспективы. Твой дядя терпеть меня не может. А еще у меня на хвосте сидит мордоворот, который пытался убить нас и попытается снова. Понимаешь?

— Понимаю. — повторил он и сделал еще один шаг.

— Черт, Рён, пожалуйста, стой, где стоишь.

— Я слушаю, продолжай. — смотрит так, что неуютно становится.

— Что между нами происходит? Ты сам сказал, что мы оба «не такие». Тогда какого хера?! — в сердцах пнул пустую банку и увидел, что надел обувь Нанико. — Я, блин, думаю о тебе постоянно, каждый долбанный день, ясно?

— Ясно. — кивает, подходит еще ближе.

— Зачем ты подходишь? Рён, пожалуйста, мы…

— Затем, что я тоже думаю о тебе каждый, блин, долбанный день. — улыбается. — Чуть не сдох, пока ты мучился с приступом, а ты меня прогнал.

— Я не прогонял тебя. — протянул руку и прикоснулся к его щеке. — Я пытаюсь сделать все правильно.

— Если нам хорошо, значит, все правильно. — он прижался к ладони щекой. — Не буду торопить тебя, просто скажи, что есть смысл ждать.

Поцеловать его — самое естественное, что он мог сделать. Без паники, без страха, что их вот-вот застукают, не прикрываясь алкоголем.

Подался вперед и сделал мечту реальностью.

Рён целует жадно, настойчиво, касается языком губ, а пальцами перебирает его волосы. Второй рукой гладит бедро, ничего такого, но голова кружится, как у школьника.

Обхватил его лицо рукой и отстранился, чтобы посмотреть в хитрые глаза, но увидел в них только адское пламя. Провел большим пальцем по его припухшим губам, и еще раз, не в силах оторваться от этого зрелища. Рён приоткрыл рот и коснулся пальца языком.

— Да что же ты делаешь… — простонал он.

— Если хочешь, мы можем вернуться к тебе. — Рён поцеловал его.

— Хочу, но… — он не мог договорить, потому что оторваться от его губ невозможно.

— Я понял.

Горячие руки оказались под футболкой, и он почти смирился с тем, что сейчас потащит Рёна домой — никакие принципы не могут устоять перед таким натиском.

— Я подожду. — Рён отступил. — Сделаю вид, что уважаю твое решение.

— Сделаешь вид? — он облизал губы, чтобы еще раз почувствовать его вкус.

— Должен будешь. — Рён хитро усмехнулся. — За ожидание.

Пока он соображал, что ответить, Рён подошел, чмокнул его в уголок рта, спрятал руки в карманы и, пятясь, сказал:

— Отпускаешь меня в таком неудобном состоянии.

— Прекрасно понимаю. — он смущенно потянул вниз край футболки.

— До завтра, Ноэль.

Он шел спиной вперед некоторое время, потом развернулся и еще раз махнул ему рукой на прощание.

Домой возвращался в смятении, как поднялся на свой этаж даже не понял, в коридоре его встретила Нанико.

— Вижу, тебе лучше. — она усмехается.

— Ты же…

— Весь двор видел, вы стояли прямо под фонарями. — она рассмеялась. — Завтра в «Лисе» будет жара, если кто-то это сфотографировал.

— «Кто-то»? Нанико, — он угрожающе навис над ней, — только не говори, что это сделала ты!

— Даже не думала! — она подняла руки, сдаваясь. — Пока ты был внизу, тебя конспирация не слишком волновала.