Мой бывший бывший (СИ) - Шэй Джина "Pippilotta". Страница 49

Ладно.

Я с невозмутимым выражением лица убираю зажигалку в карман. Там пальцы по привычке находят бархатный мешочек от этой ерунды, распускают завязки, убирают туда зажигалку. Да, все это можно делать одной рукой. Если привыкнуть. Мда… Не такой уж и слабый у нас тут симбиоз, как мне бы хотелось думать.

— Ты меня обокрал, между прочим, — скептически замечаю я, кивая вслед только-только выехавшим с парковки, — я бы тоже глотнула крови Регины, мне она больше нервов вымотала, чем тебе.

Ветров самодовольно улыбается и пожимает плечами. Мол, ну что поделать, ему первому удалось впиться в горло этой гадюки. Самодовольство явно помогает ему держать себя в руках. По крайней мере враждебности я на его морде лица не вижу.

— Почему не сказала, что у Маши в школе проблемы? Это ведь легко излечимо одним моим визитом, — тихо и абсолютно спокойно спрашивает Яр.

— И как кто ты придешь в школу? — я поднимаю брови. — Ты по документам Маруське никто. У неё даже отчество не твое. И как ты представляешь свое явление в школу на данном этапе?

На фразу про отчество Ветров неприязненно щурится, но все-таки оставляет это без комментария. И правда, это вопросы, решаемые через суд. Лаяться еще и по этому поводу сейчас не место и не время. Мы говорим о другом.

— Могу прийти как семейный адвокат хотя бы, — даже эту дивную чушь Ветров рождает на свет с настолько уверенным выражением лица, что это даже неплохо звучит.

— Ярослав Ветров! Мой адвокат! — повторяю я медленно, со вкусом растягивая каждое слово. Ей богу — оно того стоит.

— Ну, не твой, Машин, — Ветров поправляет меня, и на самом деле эта поправка меня бесит, — ты не волнуйся, счет я тебе не выставлю, не разоришься. Договоримся по-семейному.

— Такие одолжения, такие одолжения… Можно я не буду падать в обморок? — мои губы досадливо кривятся. — Твоя щедрость не знает границ, Ярик.

— Ну почему же, знает, — Ветров красноречиво окидывает меня взглядом, будто намекая, что я свой лимит щедрости исчерпала. Ох, ты, божечки, обиделся? Обиделся, что вчера получил по морде и не только по ней?

О, боже мой, какое горе! Могу еще насыпать «колокольного звона», если это так помогает от проблем с Ветровским дефицитом конкретно моего внимания.

Впрочем, сейчас я, кажется, вдула всухую, не желая отвечать на последнюю реплику Ветрова. По крайней мере, у нашего неприязненного молчания именно такой вкус — моего намечающегося поражения.

Понятия не имею, как общаться с ним дальше. На раннем этапе я должна бы присутствовать при его встречах с Маруськой, чтобы не возникало никаких сложностей, но… Но боже, как же он меня бесит.

Нет, все-таки мутная эта идея — менять шило на мыло, и одного врага на другого. Регина или Ветров, Ветров или Регина, с кем из них я бы точно не хотела оказаться на необитаемом острове?

Пат. Я даже не знаю, что тут выбрать. Оба варианта такие вкусные!

А можно их на остров друг с дружкой, а меня оставить в моих Люберцах? Мне сойдет!

Я и сейчас хочу оказаться где угодно, только не тут, когда под едким взглядом Ветрова у меня чуть не слезает кожа. Плевать на него, плевать, пусть смотрит на меня как угодно, мне не будет больно. И горько тоже не будет. Он — не имеет значения. Он же фальшивый насквозь, сначала лезет целоваться, потом — лепит гадости про «я делаю тебе одолжение».

И сейчас — нарочно ведь издевается, бьет в самое больное, то, что сам же для меня и перечеркнул когда-то. По-семейному. Не разоришься!

Не-на-ви-жу!

И вот-вот задохнусь этой ненавистью.

Серая бэха Ника — о, мой спаситель — выруливает на парковку. Ишь ты! И вправду неподалеку был! Иначе объяснить его появление меньше чем за пятнадцать минут я просто не могу.

Боже, как же мне не хватает фанфар сейчас. И да, боже — спасибо! Это чудесно. И опешившая морда Ветрова, который точно узнал машину Ника и сейчас провожает её взглядом — просто восхитительно.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Ну что ж, я его добью!

— Солнышко, одень курточку и выходи, за нами приехали, — улыбаюсь я, когда Маруська берет трубку.

— Это что значит, Вика? — немного же Ветрову нужно, чтобы снова превратиться в бешеного придурка. Даже по морде бить не обязательно. Покажи ему, что не один он в этом мире может оказывать мне внимание — хоть в чем-то, и вот! Уже цедит сквозь зубы. А глаза-то, глаза… Как я еще от этого жгучего бешенства пеплом по ветру не разлетелась — понятия не имею.

— Что это может значить? — я поднимаю брови. — Что я предпочитаю мужчин, которые не делают мне одолжений? По секрету скажу, целоваться с такими гораздо приятнее.

Яр багровеет. Настолько, что я даже начинаю опасаться, что вот сейчас этот недоделанный Отелло меня придушит к чертовой бабушке.

Ник вылезает из машины, видит меня и Ветрова рядом, останавливается у машины, вроде как давая нам закончить разговор. Ладно, авось, если меня начнут душить — вступится. Ну, я надеюсь.

— Очень интересно, а целуясь с ним ты тоже постанываешь так, как будто вот-вот оргазм получишь? — тихо шипит Ветров, и вот это — очень острый вопрос. Как гарпун. Пробивает глубоко этой убийственной откровенностью.

Я даже не сразу нахожусь с ответом, и Ветров это замечает. Он и по жизни-то не упускает деталей, а в таком вот боевом режиме заметит даже пятисекундное замешательство.

— Нет? — на его губах расползается удовлетворенная улыбка. — Не со всеми тебя так штормит, да, Викки? Только со мной? Ну, хоть какое-то утешение.

Почти достает до чувствительной точки. Почти!

— Знаешь, может, и нет, — бесстрастно откликаюсь я, метким движением отправляя останки моей сигареты в последний полет, — может, с ним меня и не штормит. Зато и восемь лет из дерьма после отношений с Ником мне выбираться не придется. И думать, где бы заработать лишнюю копеечку на зимнюю обувь для моего ребенка. Да и вообще… Кто его знает, может, «после» у нас с Ником и не будет. И все у нас впереди, и штормы, и постанывания… Я не буду загадывать.

— Вика… — Ветров шипит это сквозь зубы, еле слышно.

— Иди к черту, пожалуйста, — загадываю я ему свое самое главное желание сокровенным шепотом и шагаю к Маруське, уже надевшей курточку и выскочившей из кафе. Сжимаю в своих пальцах любимую теплую ладошку. Вот теперь — очень хорошо. Супер-хорошо. Сколько бы Ветров у меня ни выигрывал, мое главное сокровище он у меня не отнимет.

А ослепительно улыбающийся Ник у машины — это просто вишенка на моем кексике.

— Скажи папе «до свидания», Плюшка.

— Пока, папочка, — Маруська недовольно морщит носик — наверняка хотела «как вчера» доехать до дома с папой, но все-таки слушается. Я ж сказала «воскресенье без Ветрова», и я не собираюсь менять ничего в этих планах. Я от вчерашнего «такой большой шаг навстречу делаю» не отошла еще.

— Мы с тобой еще спишемся, солнышко, — ласково улыбается Яр — и это хотя бы смотрится искренно. Со мной-то все равно есть какая-то брезгливость в его взгляде, то, из-за чего меж лопатками так и свербит ощущение «не ровня», так обостряющее во мне комплексы. Хорошо хоть с Маруськой он не такой, иначе… Ох, иначе не смотреть бы ему на свет своими глазами.

— Машуня, это Ник, мамин друг с новой работы, Ник, это Маша…

— Самая красивая девочка на планете? — Ольшанский бесстыже начинает знакомство с моей дочери с бесхитростной, но, чего греха таить — абсолютно честной лести. Маруська от комплимента смущенно розовеет и начинает ковырять пальцем пуговицу. Ну, вот и чудно, а то я уже переживала.

Против «друга с работы» Николай не возражает, это еще чудесней. Очертим наши отношения пока так.

Черт, а ведь он первый, с кем я знакомлю Маруську так быстро…

— Ну, наконец-то просто Ник, — мурлычет Николай украдкой, когда Маруська залезает в его машину, — наконец-то прорыв в отношениях. А я-то думал, так без малейшего шансика на просветление и помру Николай Андреичем.