Портрет предателя (СИ) - Зеленая Марья. Страница 57

Они вошли в спальню. Повисло неловкое молчание. Доминика столько мечтала об этом моменте, так часто видела его во снах, но сейчас она просто не знала, что сказать. Ее охватило смущение. Слова, признания… все казалось лишним и неуместным. Прошло так много времени с тех пор, как они расстались на горной тропе. Столько всего произошло. Она изменилась. Повзрослела.

Как же она настрадалась в разлуке с ним! Она глушила в себе эту боль, жила, как в тумане, а сейчас этот туман будто развеялся, и показалось яркое солнце, такое яркое, что она боялась ослепнуть. Ей стало страшно от нахлынувших чувств. Она привыкла подавлять их, она как будто вся онемела, а теперь вдруг начала пробуждаться, и в нее словно вонзились тысячи обжигающих игл. Она заточила свое сердце в ледяной кокон, а теперь он стремительно таял, обнажая пульсирующую кровоточащую плоть. Она испугалась, что ей вновь придется пережить эту боль, и ее израненная душа не выдержит нового удара. Так стоит ли заново все начинать?

Зигурд подошел к ней и просто взял ее руки в свои. Доминика взглянула в его глаза, серые и чистые, как горный ручей, и все сомнения разом отступили. Ее будто окутало ласковым теплом, а душа наполнилась спокойствием и уверенностью. Она поняла, что по-прежнему любит его. Рядом с ним у нее все будет хорошо! По щекам потекли слезы, колени подогнулись, и она села на шелковое покрывало, не в силах больше удержаться на ногах.

Зигурд опустился на ковер рядом с ней и уткнулся носом в ее колени.

— Скилик, прости меня, пожалуйста, — выдохнул он. — За все, что тебе пришлось из-за меня пережить.

Она склонилась над ним, прижалась к макушке, и жадно вдохнула запах его волос. Любимый. Единственный. Ее мужчина. Ее судьба.

Да как она могла вообще в чем-то сомневаться?

— Это ты меня прости, за то, что я была такой дурой. Надо было сразу остаться с тобой.

Он поднял голову и пронзительно взглянул на нее. Доминика провела рукой по его щеке, осторожно касаясь пальцами подживших ссадин. Он казался таким бледным, таким измученным, ее сердце сжималось от любви к нему. Он накрыл ее ладони своими, зарылся в них лицом.

— Скилик… — прошептал он одними губами. — Моя Скилик.

…Зигурд исступленно целовал ее маленькие кисти и тонкие запястья. Он не мог поверить в то, что нашел ее! Что она жива, и по-прежнему любит его, что никто не стоит между ними, что это не сон, и в следующий миг он не проснется в ледяной пустоте, снова сбивая в мясо кулак о холодную стену.

— Иди ко мне! — попросила Доминика.

Он поднялся с ковра и сел рядом с ней. Взмах пушистых ресниц, омут янтарно-зеленых глаз — в эти глаза он влюбился в первый же миг, как только увидел ее четыре года назад. Манящие губы приоткрылись, нежные руки обвились вокруг его шеи. Он притянул ее к себе и поцеловал жарко, ненасытно, упоительно. Она сводила его с ума. Он так скучал по ней! Наконец-то он снова чувствовал себя живым!

— Скилик… Любовь моя…

Он расстегнул верхние пуговки ее блузы. Как бы он хотел одним махом сорвать с нее всю одежду!.. Но он не торопился. Им некуда спешить. Теперь у них впереди вся жизнь. Губы невесомо коснулись ямочки у основания шеи, пальцы пробежались по изящным ключицам.

— Как ты прекрасна!

— Я люблю тебя!

Доминика запрокинула голову, он бережно отодвинул шелковистые пряди и принялся покрывать поцелуями прохладную шею, упоенно вдыхая аромат ее волос.

Его рука скользнула ниже. Мешала блуза. Он расстегнул еще несколько пуговиц и обнажил ее грудь. Красивую, налитую, с темными, соблазнительно торчащими сосками. Возбуждение захлестнуло его с головой. Он до безумия хотел ее. Самая желанная, самая прекрасная. «Моя женщина. Только моя!»

Нет, он больше не может ждать! Путаясь в застежках, Зигурд стащил с нее одежду, а Доминика помогла раздеться ему. Она предстала перед ним манящая, чувственная, великолепная в своей первозданной наготе. Он любовался ею, не в силах отвести взгляд. Она откинулась на постель, и смоляные волосы разметались по белоснежной подушке. Его руки и губы заскользили по бархатной коже. Доминика выгибалась и тихо стонала, жадно подставляясь под его ласки.

Его поцелуи спустились к животу. По бокам, ниже пупка, он увидел узор из багровых штрихов, которого не было раньше. Она выносила его дитя, и материнство оставило следы на ее теле. Его губы с трепетной нежностью коснулись каждого шрамика. Он обожал ее больше, чем когда бы то ни было… Его жена. Его богиня.

Пальцы скользнули ей между ног. Да она вся горит! Как она хочет его! Доминика судорожно вздохнула и развела бедра, полностью раскрывшись перед ним. Он опустился ниже и поцеловал ее.

Она вздрогнула.

— Что ты делаешь?

Вместо ответа его язык медленно скользнул снизу вверх, слегка подразнивая ее. Доминика тихо ахнула, запрокинула голову, тяжело задышала.

Он дарил ей пьянящее наслаждение, а она извивалась под ним в экстазе, лихорадочно сминая простыню. Он ни с кем не делал этого раньше, но ее он хотел всю. Зацеловать. Залюбить. Заласкать.

Она напряглась. Всхлипнула. Выгнулась всем телом. Пальцы крепко стиснули его ладонь, с губ сорвался протяжный стон.

Он больше не мог себя сдерживать, оперся на руки и вошел в нее. О-о-о, как хорошо! Какая она горячая! Как восхитительно все пульсирует у нее внутри!

Доминика обхватила его бедра и с готовностью подалась ему навстречу.

— Боже, какая ты сладкая! — выдохнул он, теряя над собой контроль.

Он был на грани. Несколько быстрых толчков, и тело полыхнуло ослепительным пламенем, наполняясь блаженством и безграничным счастьем. Он был с любимой женщиной. С той, за которую был готов умереть. Она всецело принадлежала ему, о большем он не мог и мечтать…

…Они любили друг друга много раз и никак не могли насытиться, наверстывая упущенное за долгие месяцы разлуки. Горячее дыхание, тихие стоны, жгучие ласки, хмельные поцелуи… Они открывались друг другу, обнажаясь до глубины души, между ними не было ни тайн, ни секретов, ни стыда, ни смущения, только любовь, оголенные нервы, безрассудная страсть.

Они любили на пределе всех чувств и эмоций. Истерзанные, истосковавшиеся, они упивались своей близостью, любили друг друга ненасытно и беззаветно, рыдали от счастья, задыхались от восторга. Они срывались в пучину страсти и возносились на вершину блаженства, сгорали в огне и возрождались из пепла.

Они любили друг друга неистово, яростно, нежно, не расцепляя рук, не размыкая объятий. Они не могли надышаться, нацеловаться, они не могли оторваться друг от друга. Их любовь как океанский шторм сметала все на своем пути. Они растворялись в наслаждении, они тонули в экстазе, они отдавались без остатка и сливались в единое целое.

Их сердца лихорадочно бились в унисон, он что-то шептал ей по-хейдеронски, она отвечала на ангалонском.

Они говорили одно и то же:

Люблю! Люблю! Люблю!

***

За окном загорался рассвет, вовсю распевали птицы. Влюбленные лежали в полном изнеможении, их тела сплелись в тесных объятиях. Губы припухли от поцелуев, кожа горела от ласк, теплое счастье переполняло их изнутри. Они дико устали после бурной ночи, но им не спалось. Так много нужно было рассказать, о стольком поговорить! Ведь их история еще только начиналась, им лишь предстояло узнать друг друга по-настоящему.

— Я думала, что никогда тебя больше не увижу, — пробормотала Доминика, уткнувшись носом в грудь любимого. — Думала, что ты давно женился на Эрике, и забыл обо мне.

Зигурд бережно погладил ее по волосам.

— Глупенькая моя, как же я мог тебя забыть? А с Эрикой мы сразу же расстались. Я все рассказал ей еще тогда, когда вы с Себастьяном ночевали у нас. Какой смысл был дальше ее обманывать?

Доминика удивленно подняла голову.

— Серьезно? А я думала, ты спал с ней в ту ночь. Я чуть с ума не сошла от ревности.

Он нежно коснулся губами ее лба.

— Нет. Что ты, конечно нет. У меня никого не было после тебя.

— Правда?

— Да.