Тёмный посредник 2 (СИ) - "Amazerak". Страница 25

Хивинец, который осматривал разбитый нос своей спутницы, опять было набросился на Ваграма с руганью, но увидев в руках Давида автомат, резко присмирел.

— Э, парни, я ничего, я без претензий как бы, — забормотал хивинец. — Но сами видите: у меня тоже пострадавшие. Что делать-то теперь?

— Ну не полицию же вызывать! — возмутился Ваграм. — Нам ехать надо. У тебя баба нос разбила, а у нас люди помирают. С пулевыми все, — тут он обратился ко мне. — У тебя машина в порядке?

— На ходу, — кивнул я.

— Так, людей надо увезти. Тут до больницы недалеко. В два этапа пойдём.

Пока мы разбирались, кто виноват, и что делать, нас объехали с десяток машин, в том числе два полицейских внедорожника. Но полиция не обратила на нас ни малейшего внимания, даже не смотря на стрелковое оружие в руках Давида. Похоже, сотрудники были слишком заняты, чтобы разбираться с какой-то вознёй на перекрёстке. А в городе стреляли. За домами я слышал автоматные очереди. Они то замолкали, то вновь заливались сухим треском.

Мы решили попробовать запихнуть ещё одного раненого в мой «семьсот первый» — единственный автомобиль, который остался на ходу после этого жуткого столкновения. Втащили одного из разбитой машины Давида. Раненый сильно мучился из-за пули под ключицей, да ещё и при ударе повредил руку. Пока мы извлекали его, тот несколько раз вскрикивал от боли. Но ничего другого не оставалось. Вряд ли у скорой сейчас меньше забот, чем у полиции. Так что приходилось полагаться на собственные силы.

Мы несли раненого, когда неподалёку остановилась лёгкий двухосный броневик, выкрашенный в чёрный цвет. Двери открылись, и из машины вылезли четверо. Они были одеты в чёрную униформу и бронежилеты, на головах — фуражки с высокими тульями и блестящими кокардами; высокие сапоги, в которые заправлялись галифе с красными лампасами, блестели лаком. В руках бойцы держали пистолеты-пулемёты с рожковыми магазинами.

Впереди шёл статный молодец с длинными, закрученными вверх усами. Он был безоружным: пистолет — в кобуре, руки — за спиной. Остальные рассредоточились цепью. Снова загрохотали выстрелы, и пули засвистели у нас над головами. По нам открыли огонь без предупреждения. Вероятно, бойцы приняли нас за бандитов: мы тащили раненого, а у Давида за плечом висела штурмовая винтовка.

Ваграм, Амалия и её мать кинулись за «Интралл», хивинец со спутницей спрятались за свою малолитражку, а мы с Давидом бросили раненого и побежали к «семьсот первому». Я добежал, а Давид споткнулся и с криком шлёпнулся на асфальте в каком-то метре от машины, выронив штурмовую винтовку. Он был ранен. Я схватил его оружие и, пристроившись за багажником, принялся строчить короткими очередями по бойцам в чёрном.

Вот только все мои попытки оказались тщетны: ни одна пуля не достигла цели. Они врезались в какой-то невидимый барьер и сыпались на дорогу. Я понял, что дела плохи: передо мной — «духовные». А точнее «духовный». Я ощутил присутствие человека с сильным эфирным телом. Кажется, это был боец с закрученными усами.

Давид находился в сознании. Сжав зубы от боли, он пополз ко мне. Но вдруг он схватился за грудь, перекатился на спину и заорал от нестерпимой боли. Я подумал, в него снова попали.

Еле слышный хлопок, и грудную клетку Давида разорвало в клочья. Меня обдало брызгами. На дорогу посыпались кусочки мяса и костей. На месте, где у несчастного были лёгкие, теперь зияла ярко-красная дыра.

Хивинка завизжала, выскочила из-за машины и бросилась прочь. Водитель малолитражки — за ней. Даже трёх шагов не сделал — скрючился в приступе боли. Алый фонтан вырвались из его груди, и мужчина шлёпнулся в лужу собственной крови. Та же участь постигла и его спутницу: внутренности женщины разлетелись по асфальту. Раненый, которого мы бросили между машинами, кричал от ужаса. Ещё один глухой хлопок, и его лёгкие тоже лопнули, обдав дорогу красными брызгами.

Люди один за другим взрывались, а я ошарашено смотрел на происходящее. Что делать? Стрелять? Бежать? Оставаться на месте? Поначалу даже страха не было — только недоумение и какая-то прострация, шок.

Ваграм поднялся и дал очередь из автомата по приближающимся бойцами, но тут же взорвался, забрызгав кровью помятый капот и лобовое стекло «Интралла». Женский визг раздался за машиной. И тут я пришёл в себя. Ужасная мысль, что и Амалию постигнет та же участь, отрезвила меня.

Забыв о себе, я ринулся к «Интраллу». Девушка со своей матерью сидела на асфальте и безумным взглядом смотрели на раскуроченное тело Ваграма. Я тоже почувствовал боль в груди, но даже не обратил на это внимания. Единственная мысль владела мной: поскорее свалить отсюда, и увести Амалию. Я схватил девушку за запястье, силой подняв на ноги.

— Бежим отсюда! — крикнул я.

Женщина тоже вскочила. Она всхлипывала, не в силах оторвать взор от запятнанной кровью дороги и распотрошённых трупов.

Нас с Амалией обдал фонтан горячих брызг. Девушка завизжала. А я уже практически ничего не соображал, тащил её прочь от этой жуткой, необъяснимой бойни.

Амалия повернулась ко мне, мы встретились взглядами. Её большие глаза, казалось, стали ещё больше, в них застыли нечеловеческий ужас и мольба о помощи…

Меня окатило кровавой волной. Я зажмурился. В моих пальцах осталась оторвавшаяся от тела рука Амалии.

Четверо бойцов приближались. Они шагали ко мне, давя своими тяжёлыми сапогами разбросанные повсюду куски человеческой плоти. В меня уставилось три ствола. Усатый был спокоен. Он шёл, заложив руки за спину, ясный холодный взор его неестественно голубых глаз вперился в меня, словно желая просверлить насквозь. А я переводил взгляд то на него, то на останки Амалии, валявшиеся в кровавой луже передо мной. Под взором усатого бойца боль в груди становилась всё сильнее и сильнее. Я не мог дышать, меня буквально распирала изнутри неведомая сила. Я упал на колени, сжал зубы и закричал, пытаясь заглушить нестерпимую боль. Хотелось только одного: поскорее прекратить эту безумную пытку, пусть даже ценой собственной жизни.

Вот только пытка не заканчивалась. Процесс никак не мог войти в свою финальную стадию, и смерть не наступала.

Усатый нахмурился.

— Сильное сопротивление, — озадаченно хмыкнул он. — Не думал, что такое бывает. Пристрелите его.

И вдруг боль отступила. Я поднял взор и не поверил собственным глазам. Из-за моей спины росли несколько чёрных щупалец. Два впились в усатого голубоглазого бойца, три — в остальных солдат. Те даже не успели ничего предпринять. Они выронили оружие и теперь смотрели на меня пустым взглядом, не издавая ни звука. В воздухе повисла тишина.

В глазах зарябило, и я снова почувствовал, что меня вот-вот разорвёт не куски. Но теперь это ощущение было не только в лёгких — оно наполняло всё тело. Голова раскалывалась, перед взором вспыхнул огромный светящийся шар, а потом погас, и сознание погрузилось во тьму.

И во тьме возникло огромное огненно существо. Сотня глаз смотрела на меня, и десятки рук тянули ко мне длинные кривые пальцы. И в недрах моего разума загремел жуткий громоподобный голос.

— Теперь ты познал свою истинную сущность, сын мой, — говорил кто-то неведомый в моей голове, — ты — один из нас. Прими своё естество.

Я понимал, что говорит огромное существо, которое огненным колоссом подпирало чёрный небосвод. Оно было таким жутким, что от оного вида его могло остановиться сердце. И всё же страх отсутствовал — пустота наполнила моё сознание.

Видение пропало. Я стоял на коленях посреди кровавого озера, вокруг человеческие тела краснели разверзшимися грудными клетками, скалясь обломки рёбер. На меня смотрели глаза — большие карие глаза Амалии, в которых застыла мольба о помощи. Рядом неподвижно лежал четыре бойца в чёрной униформе.

Поглощённый эфир ещё бурлил в моём теле, но мой организм обуздал его, сделав частью меня, умножив мою силу. Мои лицо, руки, одежда были забрызганы кровь. Я смотрел на ладони — они тряслись. «Кто я? Зачем я? Где я?» Ощущение бессмысленности овладело сознанием.