Он тебя не любит(?) (СИ) - Тоцка Тала. Страница 41
Эва смотрела испуганно — наверное, боялась, что Макар устроит прямо здесь, в фойе театра, занимательный мордобой. Но он не собирался, зачем? Если Эва сама выбрала этого мужчину, захотела от него ребенка, от Макара ведь не хотела, он точно знал. Он хорошо помнил, как она ревностно следила за графиком приема противозачаточных, у нее в телефоне даже напоминалки стояли, чтобы случайно не пропустить прием таблетки. Так кому кроме Макара стало бы легче, дай он пару раз по роже ее спутнику? Его Макар, кстати, даже рассмотреть не успел, не мог глаз от Эвы отвести и от ее живота.
Алена ночью плакала, он слышал, но делал вид, что спит, понимал, что она обиделась, но утешать сил не было. А утром зачем-то потащился к Кравченко в клинику и битый час выслушивал разъяснения гинеколога — нового, кстати, та уволилась — по срокам, циклам, овуляциям и оплодотворению, тупо вчитываясь в карточку пациентки Эвы Казариновой. Вердикт, вынесенный докторами на основании проведенного тогда обследования, был единодушным — Эва никак не могла быть беременной от Макара. Это окончательно его добило, и Макар принял решение выбросить ее из головы, навсегда.
Заиграла мелодия вызова, на экране обозначился неизвестный номер. Взять, не взять? Поздновато для неизвестных, а потом решил все же ответить. И почувствовал, как пол ушел из-под ног.
Это была она, Эва, Макар знал, хоть поначалу ничего не мог разобрать. Она шептала в трубку, дышала прерывисто и сипло, а он уже бежал к машине, молясь про себя, чтобы успеть и холодея, что мог сегодня взять другу машину, не Феррари. Он не понял, что с Эвой, да и расспрашивать не стал, понял, что плохо и нужна его помощь, на месте уже разберется. Забил в навигатор адрес и когда бежал по лестнице, забыв о лифте, думал что сердце о ребра разобьется к чертям.
Она лежала, свернувшись клубком под одеялом, дрожащая, со спутанными волосами, но такая пронзительно близкая, что Макар не удержался, присел возле кровати, прижался к сухому горящему лбу щекой, гладя разметавшиеся по подушке волосы. На круглый, лежащий отдельно живот, он старался не смотреть.
— Эвочка, девочка моя маленькая, почему ты не позвонила раньше?
И чуть не умер, когда его шею обхватили ее ладони.
— Спасибо, что приехал, Мак.
Ее жар как будто перетекал к нему, заползая внутрь и разливаясь теплом, и Макар ужаснулся, осознав, насколько пусто там стало за эти несколько месяцев.
Он сразу повез ее в роддом, так посоветовал сонный Кравченко.
— Там детская реанимация, Макар, ребенок же явно недоношенный, роды могут начаться в любой момент, я на себя такую ответственность не возьму.
Мак завернул Эву в плед, как ребенка, и повез. В роддоме ее приняли в обсервационное отделение, как объяснила Макару медсестра с приемного покоя. Осмотревший Эву дежурный врач был на удивление спокоен.
— Признаков родовой деятельности нет, похоже на вирусную инфекцию, завтра возьмем анализ крови, чтобы исключить воспалительный процесс. На таком сроке это уже не так опасно для ребенка, как в первом триместре, мы ввели вашей жене жаропонижающее, сейчас она спит, и вы езжайте домой, отдыхайте. Это такая особенность организма, высокая температура, вы очень правильно сделали, что сразу ее привезли. Не волнуйтесь, все будет хорошо.
Макар сунул ему пачку денег, сел в машину и понял, что никуда ехать не может, как будто колеса приросли к асфальту. Он слишком боялся снова потерять Эву, а здесь, под роддомом, было ощущение, пусть призрачное, что она рядом, и даже через кирпичные стены нескольких этажей ему казалось, что он слышит ее надорванное дыхание.
Макар ничего не спрашивал у нее по дороге, только когда нес на руках к машине, не удержался:
— Эвочка, он тебя бросил, этот мудила, от которого ты беременна?
Она напряглась всем телом, а потом покачала головой. И тогда он догадался, прошептал в волосы, обмирая от того, что касается ее губами:
— Я знаю. Ты сама его бросила. Как меня.
И по тому, как сильно сжались пальцы, обнимавшие его шею, понял, что не ошибся, она сама сбежала от того мудозвона. Вдруг стало очень легко, будто он не Эву нес с ее девочкой — Мак уже знал, что там девочка — а детскую куклу. То, что Эва теперь одна, оказалось самой лучшей новостью за последние полгода, если не за год. И когда он нес их двоих, у него было странное чувство, что девушка в его руках вместе со своим круглым твердым животом — это как будто его продолжение. Как будто ничего больше не было естественнее, чем нести ее на руках, крепко прижав к себе.
Утром Мак проснулся в машине, едва начало светать, поломился в дверь роддома, постоял, обматеренный сварливой санитаркой, но по итогу добился, чтобы позвали дежурного врача. Того самого, что их принимал, он еще не успел смениться. Доктор честно отработал данные ему купюры и доложил, что состояние пациентки Казариновой удовлетворительное, рожать ей пока рано, и если все стабилизируется, ее переведут в патологическое отделение, где она останется до родов.
Но потом все переигралось, Эва пробыла в обсервации всего несколько дней, оказалось, что это была обычная простуда, и по телефону Макару сказали, что ее отпускают домой. Он немедленно рванул в роддом и еще только заводил двигатель, а уже знал, куда отвезет Эву. Беременной женщине нужен свежий воздух и хороший уход, и он не позволит ей вернуться в ту конуру, которую она снимает.
Эва понимала, что шансы утаить от Макара его отцовство тают на глазах, да она и не рассчитывала, слишком сильно испугалась за свою девочку и слишком была благодарна Макару. Как Эва и предполагала, она просто простыла, держать в обсервации ее не стали, а лежать в патологии необходимости не было, ее беременность протекала абсолютно нормально. И тогда она рискнула попроситься домой.
Неожиданно лечащий доктор согласился, главным образом из-за того, что отделение было переполнено.
— В принципе, я не вижу показаний, чтобы держать вас в стационаре. Тут меньше недели осталось, приедете, как начнутся схватки. Ваш муж уже ждет, он мне с утра телефон оборвал, так что давайте, Казаринова, на выписку, но смотрите, только почувствуете что-то, сразу сюда.
Это «муж» неприятно полоснуло. Он не ее муж. Озвучивать это Эва не стала, зато сама будто очнулась. Может, все же пока ничего не говорить? Как-то так получилось, что в разговорах Макара с докторами сроки не назывались, да и Макар явно не ориентровался в неделях. Ей рано рожать? Рано. А насколько рано, никто не уточнял, больше обсуждалось ее нынешнеее состояние.
Эва с опаской поглядывала на Макара, который уверенно гнал автомобиль, догадался или не догадался? Судя по поджатым губам и напряженным рукам, сжимающим руль — да. Судя по обручальному кольцу, поблескивавшему на пальце — нет. Или еще хуже. Ему все равно.
— Мы сейчас поднимемся к тебе, ты соберешь самое необходимое, и поедем.
— Куда? — Эва разглядывала Макара, а он продолжал хмуриться. — Я не поеду.
— Поедешь, Эва, — и быстро окинул взглядом, — тебе там понравится.
Эва узнала дорогу, и первой мыслью было отказаться.
— Макар, нет, я не хочу…
Он сбросил скорость и съехал на обочину, заглушая двигатель.
— Эвочка, тебе нужен свежий воздух и хороший уход, тебе еще месяц до родов. Здесь тебя никто не побеспокоит, можно гулять в лесу и возле речки. Я нанял помощницу по дому, ты будешь отдыхать и набираться сил. А когда твоя девочка родиться, ей здесь будет лучше, чем в загазованном городе. Пожалуйста, позволь мне позаботиться о тебе. Это дом моей матери, я так там и не бываю, — добавил он тихо.
«Твоя девочка, Мак», — хотелось сказать, но вместо этого она спросила:
— А Алена знает, что ты хочешь поселить меня здесь?
— Алена в Таиланде. Конечно, я скажу ей, когда она приедет, она ведь твоя сестра. Уверен, она будет рада, что ты нашлась. Позволь мне помочь тебе, Эва.
И ей ужасно захотелось позволить, пусть не надолго, но она так устала каждый день бороться в одиночку. Конечно, Эва не обманывалась в сестринских чувствах Алены, но на участие Макара она имела полное право, если не она сама, то ее дочь. Эва вспомнила то странное чувство, которое охватило ее сквозь полузабытье, когда Макар нес ее к машине. Как будто они одно целое — Макар, Эва и их девочка. И если совсем честно, ей было абсолютно наплевать на Алену.