Дело всей жизни (СИ) - "Веллет". Страница 190

Мистер Кенуэй встряхнулся и взял себя в руки, после чего проговорил:

— Нет, меня просто до сих пор удивляет приверженность Рутледжа Ордену. Не только удивляет, но еще и слегка пугает. От таких людей можно ждать абсолютно всего. Когда я давал ему задание, знать этого, конечно, не мог, но протежирование мистера Адамса сводилось к завуалированному преследованию мистера Рутледжа… так скажем, в личном плане. Он действительно хорош собой. Так что добиться приглашения на переговоры для него не составило труда, однако потребовало… известной жертвы. И вот то, с какой легкостью он согласился, меня тревожит.

Мистер Кормак долго осознавал эту речь, когда вдруг с абсолютной ясностью сообразил, что события-то, в общем, проще простого: некий Адамс волочился за красивым юнцом, тот упрямился, но в конце концов продался — только не Адамсу, а…*

Шэй усмехнулся и заглянул в глаза любовнику:

— Что, это самый привлекательный для тебя возраст — двадцать шесть?..

Мистер Кенуэй взгляд поймал, однако на его лице отразилось только еще большее недоумение. Шэй почувствовал, что уверенность, которую он испытывал еще мгновение назад, поколебалась, треснула. Хэйтем глядел серьезно, но мигом позже глаза его распахнулись шире, тонкие губы приоткрылись, а на скулах выступила краска.

— Шэй, ты… — мистер Кенуэй явно не мог найти слов. — Ты в своем уме?!

Шэй понимал, что лучше бы было пойти на попятную, но в груди еще царапало ядовитой неуверенностью, и он нашел в себе силы усмехнуться:

— Мне тоже было двадцать шесть, когда ты счел, что я достаточно хорош… для Ордена.

— Шэй… — Хэйтем даже поставил бокал на стол — аккуратно, ровно, как будто боялся, что тот лопнет. — Я… Я ждал тебя шестнадцать лет и считал, что ты — пусть урывками — и есть семья. И сегодня я думал… Полагал, что… Я надеялся, что больше мне не придется месяцами ждать. Но если…

— Хэйтем, — Шэй вскинул руку, чтобы тот сейчас не наговорил еще больше. — Прости меня. Я, наверное… — он даже слегка усмехнулся — горько и иронично, — слишком привык ко Франции, где всё, черт побери, решается таким путем.

Мистер Кенуэй распрямил плечи:

— Если такой путь стал для тебя привычен, то, должно быть, в Версале ты достиг особых успехов?

— Каких успехов я достиг в Версале, я расскажу чуть позже, — буркнул Шэй и снова заглянул возлюбленному в глаза — теперь уже ищуще, а не гордо. — Прости, Хэйтем. Я тоже хотел, чтобы этот день стал для нас… чем-то важным, запоминающимся. Это было одним из моих… страхов — приехать, отдать тебе Шкатулку и узнать, что больше я тебе не нужен.

Мистер Кенуэй устало поглядел на него и покачал головой:

— Боже, Шэй, что за глупости у тебя в голове!.. Если необходимость погони стала для тебя неотъемлемой частью отношений, я могу отправить тебя еще за чем-нибудь. Артефактов Первой Цивилизации по всему свету раскидано немало, на твой век хватит.

— Нет уж, спасибо, — Шэй в ужасе помотал головой. — Не продолжай, а то я опять дам тебе слово, а потом буду проклинать на чем свет стоит и Первую цивилизацию, и Орден, и еще что-нибудь. Хэйтем, я понимаю, что повел себя… грубо.

— Чего ждать от ирландца-пирата? — фыркнул мистер Кенуэй, но по голосу было слышно, что гнев и обида сходят на нет. — Вернемся к переговорам. Стенографировать мистер Рутледж не умеет, но его записи были достаточно полны, хотя и бесполезны по факту. Переговоры ни к чему не привели. У адмирала Хоу не было полномочий, чтобы признать независимость штатов; Франклин и Адамс настаивали, что могут вести диалог только как равноправные участники, а не как британские подданные. Рутледж старательно расспросил Хоу о том, какие действия предполагаются, если Британия победит — и, собственно, это стало единственным положительным моментом встречи. Армия колоний в плачевном состоянии, стоит подготовиться и к тому, что намерения Хоу будут воплощены. Через четыре дня после конференции британские войска взяли Нью-Йорк.

Шэй вздохнул, но попытался пошутить:

— Зачем? Статуи Георга там уже не было, — и проговорил серьезнее: — Наверное, для тебя это стало разочарованием?

Хэйтем отрицательно покачал головой:

— Пожалуй, уже нет. Все слишком далеко зашло. Встретились, поговорили, разошлись… Осталось только драться*. У Хоу было слишком мало полномочий, у представителей Конгресса не только не хватало полномочий, но еще и желания договариваться. С самого начала стало понятно, что Хоу может только ссылаться на британский Парламент, так что поели, выпили кларета — и вернулись каждый к себе. Питкэрн мог бы убедить солдат, а не Конгресс и Парламент… Так что теперь остается только вперед. Нью-Йорк взяли почти бескровно — после высадки на Лонг-Айленд у сторонников колоний было полно времени, чтобы покинуть город. Здесь остались большей частью лоялисты, Хоу бы не стал стрелять по своим же. Вашингтон опять отступил, но не прошло и недели, как вспыхнул пожар. Чуть ли не четверть города сгорела.

Шэй оживился:

— И после этого вы оба с Коннором написали мне те два странных письма. Я хочу знать, что это было!

Хэйтем усмехнулся и снова взялся за бокал:

— Это было незабываемо. Мы с Чарльзом встретились с утра, чтобы обсудить положение, в котором оказалась колониальная армия, а тут в окно влезает ассасин. Ну вот что мне было делать?.. По-хорошему, я должен был немедленно его убить, но вместо этого мне пришлось дать ему воды, потому что он только хрипел и жестикулировал. А потом начал нести какую-то чушь про пожар. Чарльз как раз сообщил мне, что Вашингтон принял решение не сжигать город после отступления, так что слова Коннора показались мне бредом, но Чарльз пришел в возбуждение, сказал, что у Вашингтона семь пятниц на неделе, и недурно бы проверить… Я чувствовал себя, как в приюте для умалишенных.

— Сам поджег, а потом сам пришел? — нахмурился Шэй. — Не сходится.

— Говорит, что ничего не поджигал, и я ему верю, — буркнул Хэйтем. — Это не его метод. Его метод — ворваться и с треском сделать какую-нибудь глупость. Как я выяснил позже, это и не дело рук Вашингтона. Вашингтон поджог негласно одобрил, но сам бы не решился. Но это точно и не Орден, я бы не стал рубить сук, на котором сижу. Думается мне, это господа Патриоты удружили. Все нормальные уже давно в колониальной армии, остались только те, кто умеет действовать только преступным путем. Но тогда мне, конечно, не до виновников было. Я отдал распоряжения слугам, а сам остался караулить Манускрипт, потому что на улицах начались беспорядки, и многие охотно воспользовались неразберихой, чтобы ограбить все, что попадалось по пути.

— А Коннор?

— Ему не сиделось, — пояснил Хэйтем. — Помчался дальше, чтобы предупредить всех, кого только можно. Вот это у него отлично вышло, можно отправлять работать посыльным. А вечером, когда пожар уже утих, Коннор вернулся. Грязный, потрепаный… Пах вкусно — костром. Пришлось предоставить ему несколько ведер воды и комнату. Я заодно его расспросил. По его словам, пожар начался с гостиницы «Бойцовые петухи».

— О, — невесть чему обрадовался Шэй. — Я там пил.

— А что, в Нью-Йорке есть места, где ты не пил? — приподнял бровь Хэйтем и, словно вспомнив о чем-то, подлил виски по бокалам. — Это не очень продвинуло меня в расследовании, а еще мы с Коннором взаимно подозревали друг друга во всем, в чем только можно, поэтому и письма получились… не очень внятные. А когда было уже совсем поздно, вернулся и Чарльз, Коннор удрал в свою комнату, дописать мы толком и не успели. А отправить нужно было срочно, потому что британцы в спешном порядке после пожара ужесточили возможность выйти и войти в порт…

Мистер Кенуэй выдохся и был вынужден замолчать. Шэй ласково погладил его по руке и ободряюще улыбнулся:

— Но ведь все закончилось хорошо?

Хэйтем дернул плечом:

— Чарльз деликатно не стал меня расспрашивать про ассасинов, и мы договорились о действиях армии. Выпили понемногу — надо было успокоиться.

— Неплохая, кстати, мысль, — Шэй приподнял свободной рукой бокал. — С ним я тоже был бы не прочь выпить, да и Гист тоже. Я думаю, что Гиста… стоит оставить в Нью-Йорке, если я куда-нибудь еще соберусь, так что было бы неплохо, чтобы они крепче сдружились.