Истина - Хруцкий Эдуард Анатольевич. Страница 17

Сергей любовался ее прекрасной фигурой. Бывает же все так красиво. Эта женщина напоминала ему по законченности форм дорогой красивый автомобиль. И снова зазвонил телефон.

— Да… Бурмина… Да, есть… Видите ли, муж давно уже сложил архив… Да… Он в двух сумках… Нет, я сейчас не могу. Не могу… Хорошо. Через десять минут.

— Что там?

— Да из Союза писателей, хлам этот бумажный забрать хотят.

— Какой хлам?

— Да архив Игоря.

— А может, он денег стоит? — насторожился Сергей.

— Ты в своем уме? Каких денег?

— Но после смерти писателя его заметки всякие печатаются. Так?

— Печатаются. Для этого и есть комиссия по литнаследству. В нее, кстати, обязательно входит жена. Они бумажки эти разбирают и готовят к печати, а вдова деньги получает. Отдай, Сережа.

— Кому?

— Да он попросил, чтобы я выставила сумки на площадку.

Сергей натянул брюки и, шлепая босыми ногами по полу, вытащил к дверям сумки. Приоткрыл дверь и выставил их на лестницу.

Интересно, кто же возьмет их. Он наклонился к глазку.

Сначала послышались шаги, потом глазок закрыла ладонь. Когда ее убрали, никого на площадке не было.

— Вот козел, — засмеялся Сергей, — конспиратор.

Он хотел открыть дверь, но загудел лифт. И Сергей пошел пить кофе.

Он выпил чашку, закурил.

— Завтра подадим заявление в загс, а через три дня распишемся.

— Там же срок три месяца.

— Это мои трудности.

Алла с восхищением поглядела на Сергея.

— Да, ты не Бурмин.

— Хотя о покойниках не принято плохо говорить, но с твоим Игорем ни украсть, ни посторожить. Совсем никчемный человек был.

— Он писатель, — обиделась Алла.

— А знаешь, сколько в Москве этих писателей?

— Нет.

— Мне один мужик, у них по хозчасти работает, говорил — две тысячи. Ты думаешь, всем на хлеб хватает? То-то.

— Игорь зарабатывал…

— Зарабатывал, — презрительно сощурился Сергей, — на дубленку ты у него еле-еле выбила. А машина? Старенький «Москвич». Кстати, я его отгоню на станцию. Там его сделают и продадут. Как с квартирой будем решать? У тебя две комнаты в центре, у меня тоже. Хочешь, обменяем на одну? Представляешь, четыре комнаты. Отделаем как картинку, все сдохнут от зависти.

— Это мысль, — Алла посмотрела на Сергея. Он сидел голый по пояс, крупный, плечистый, уверенный в себе. Настоящий мужчина. Охотник и добытчик.

В кабинете Никитина на диване сидел заместитель начальника главка. Он мрачновато выслушал доклад Наумова и, постукивая пальцами по подлокотнику, сказал:

— Это что же такое? Звонят из партийных органов. Спрашивают, что это за убийство писателя. А вы мне разводите антимонии. Чтобы завтра доложить о результатах. Я так и сказал товарищам. Завтра.

— Но, товарищ генерал…

— Никаких «но». Не нравится, идите работать в госстрах, совсем распустились.

Он встал и, оставляя за собой последнее слово, вышел. Этот генерал недавно служил в ГУВД. Он не любил и не умел работать. Зато умел доложить так, что кое-кто считал, будто именно при его участии решаются наиболее важные дела.

— Работай спокойно, — сказал Никитин, — я пойду к начальнику.

Полковнику Никитину, проработавшему в милиции всю жизнь, не нравилось, когда с ним и его сотрудниками разговаривали в подобном тоне.

Он трижды на партсобраниях осуждал методы руководства этого молодого генерала. Видимо, поэтому в свое время и не стал заместителем начальника главка по оперработе.

Будь помоложе, Никитин, конечно, болезненно переживал бы это. Но, перешагнув определенный возрастной рубеж, человек начинает спокойнее относиться к служебному росту.

Для начальника уголовного розыска Московской области значительно важнее были те результаты, которые наглядно показывали работу его службы.

До прихода Наумова у него был слишком долгий разговор с генералом. Долгий и неприятный. Поэтому он и шел к начальнику главка, зная, что тот наверняка поймет его.

А Наумов пошел в свой кабинет. Нельзя сказать, чтобы этот разговор улучшил его настроение. Ему действительно хотелось пойти в кадры написать рапорт, сдать удостоверение и оружие и навсегда уйти из милиции.

В тридцать шесть лет он бы нашел чем заняться. Вон на всех заборах слово «требуются». Лучше уж у станка стоять, чем выслушивать незаслуженные выговоры. Вот же жизнь какая у них. Все знают, как ловить воров. Знают и дурацкие указания дают. Нет, в каждом деле должны быть профессионалы.

Иначе это дело становится никому не нужным.

В кабинете, слава богу, никого не было. Очень не хотелось, чтобы ребята видели его в этот момент. Олег сел к столу, достал сигарету, но прикуривать не стал, только понюхал. Вообще-то надо бросать курить или завести трубку. Вот Саша Золотарев начал курить трубку и доволен. Наумов взял лист бумаги, нарисовал кружок, поставил в центре букву Б. От кружка повел линии, одну за другой. Получилось нечто похожее на многоногого паука. Кружок был, линии были, а пририсовать он смог пока только два кружочка с буквами А и С.

— Итак, некто Сергей угрожал Бурмину. Почему? Горелов говорит — деляга. Надо проверить. Теперь Алла, жена Бурмина. Тоже заинтересована в его смерти. Но настолько ли сильны угрозы Сергея и заинтересованность Аллы, чтобы послать на дачу высокого профессионала? Убийство-то как в американском фильме. Даже пистолет с глушителем.

Дверь без стука отворилась, и в комнату вошел Борис Прохоров в полном сиянии капитанского мундира. Весь его вид выражал официальную строгость.

— Товарищ майор…

Наумов даже встал от неожиданности.

— …подследственный Грушин только что пытался дать мне взятку.

— Ну? — Олег сел.

— Сколько же он тебе дал, Боря?

— Пытался.

— Ну, пытался.

— Тысячу рублей.

— Как говорят наши клиенты — штуку. Свидетели есть?

— Лейтенант Сытин.

— Готовь материалы. Ах, Грушин, Грушин, известный среди друзей по кличке Пончик.

— Какую меру пресечения избрать?

— Выноси постановление об аресте, Боря. Он на свободе уже лет десять лишнего ходит.

Прохоров вышел, а Олег задумался о хитросплетениях жизни. Вот человек, который сам, своими руками надел на себя арестантскую робу.

В комнату заглянул Сытин.

— Слышали, Олег Сергеевич? Грушин-то наш?

— Да, намотал себе статью. Ты рапорт написал?

— Конечно. Боря его в два счета оформит.

— Ты будто рад?

— А вы знаете, что сказал Велемир Хлебников?

Олег прищурился, с трудом вспоминая эту фамилию.

— Это поэт, кажется?

— Председатель земного шара.

Теперь Наумов вспомнил повесть Катаева «Алмазный мой венец», в которой рассказывалось о поэте. Он даже хотел найти и прочесть стихи Хлебникова, да вот руки не дошли.

— Так что же он сказал?

— Мир изменился, люди из изобретателей стали приобретателями.

— Довольно точное наблюдение. Только при чем здесь Грушин?

— Он же в «Березке» работает. Наверняка…

— У тебя есть факты?

— При чем здесь факты. Сразу видно — крутой деляга.

— У нас есть факты, что Грушин дважды вступал в конфликт с законом: 181-я и 174-я статьи. Все остальное — эмоции. А мы поставлены здесь точно исполнять закон. Если ты докажешь преступную деятельность Грушина на его работе, тогда говори. Иначе даже подозрением ты оскорбляешь человека.

— Да что вы, Олег Сергеевич, честное слово. Это теперь все знают.

— Знать — одно, доказать — другое, а обвинить — третье. Понял?

— Понял, — мрачно ответил Леня.

— Как наши дела?

Леня положил на стол бумагу с машинописным текстом.

— Вот все, что пока удалось выяснить.

Олег взял бумагу.

Леня поработал неплохо. Название статьи, время публикации, номера уголовных дел.

— А здесь, Олег Сергеевич, фамилии и адреса людей, не привлеченных к уголовной ответственности.

— Ты выяснил, по каким причинам?

— Нет.

— Значит, ты и начнешь отрабатывать эти фамилии. Но предварительно поезжай в редакцию, там есть письма с угрозами Бурмину. Поговори с сотрудниками, они наверняка знают больше, чем написано в статьях.