Рыжий Ангел (СИ) - Илина Дина. Страница 16

Увиденное мной означало, что все происходящее не галлюцинации, а реальность, и Женя здесь. Но зачем?

Вот она уже возле меня, берет за руку, я слышу ее голос, как через вату, какими-то обрывками фраз:

— Дима… Любимый… Смотри… в глаза… Не бросай нас… Будет ребенок… Ты станешь папой… Вставай…

На фоне рефери начинает отсчет — 1…2…3…4…

«Что она такое говорит? Я — папа? У меня будет ребенок? Нет, у нас будет ребенок!»

Медленно картинка стала приобретать четкость. Боковым зрением увидел, что Савельев уже подошел ко мне ровно на то расстояние, чтобы я смог до него достать. Он думал, что я нахожусь в отрубе, это хорошо.

— Ну, что, Псих, ты оказывается действительно больной на голову! Ты ведь даже не побоялся привести на бой свою бабу! Зачем? Чтобы она увидела, как ты сдохнешь, урод? — потом, наклонившись ко мне ближе, продолжил: — А она сладкая, хотя ты, наверное, знаешь, какая она сладкая! Ты сдохнешь, а Женя будет моей. Она, как переходящее знамя, достанется после тебя мне, и не побрезгую…

Он не договорил, я, перекатившись на бедро, зацепил правой пяткой верхнюю часть его ступни, затем ударил сзади по колену внешней стороной левой. Савельев согнул ногу, а я с силой перевернулся на бок, продолжая удерживать его колено и лодыжку, в результате нога у него вывернулась, а лодыжка загнулась, и он приземлился всем весом на чашечку. В этот момент, я вскочил и со всей силы вдарил по причинному месту, а затем, схватив Савельева за волосы, парочкой прямых ударов сломал нос и разбил физиономию. Когда отпустил его, Александр, как подкошенный, свалился на спину, но был еще в сознании, поэтому, матерясь, схватился за лицо, или за то, что от него осталось. В этот момент я сел на Савельева сверху, вытер тыльной стороной руки кровь с ненавистной рожи, чтобы он видел меня, и сказал:

— Ты ошибаешься, урод, она никогда не будет твоей! Ты, надеюсь, теперь, вообще, Женю не вспомнишь, потому что я сейчас тебе последние мозги отшибу, — и с силой ударил его затылком об пол. А напоследок харкнул в лицо…

Затем скатился с него и, встав на четвереньки, затряс головой. Последние силы, которые мне придала Женя своим признанием, покидали.

Я чувствовал, что меня ставят на ноги, рефери поднимает вверх руку, а врач в белом халате трогает пульс у Савельего.

— Жив, — констатировал он.

Я закрыл глаза: «Жив, значит, жив. Это даже лучше: не возьму грех на душу, хотя за ним намного больше грешков водилось», — это была моя последняя мысль перед отключкой.

Очнулся: вокруг темнота.

«Я в аду?»

Вряд ли. Как-то слишком тихо и совсем не жарко. Попытался разлепить веки, не получилось: дикая боль пронзила насквозь голову. Что-то мешало, руками нащупал на лице повязки.

— Тшш, — услышал ее нежный голос.

Это она — моя Женя. Она была рядом. Я сразу успокоился.

— Не пытайся открывать глаза. Пока, вообще, не ясно, будешь ли ты видеть. Было проведено множество операций, в том числе по зрению. Врач сказал, что тебе еще повезло: есть надежда на то, что ты будешь различать очертания предметов.

Она заплакала тихо и так горько, что от ее слез защемило сердце. Я нашел рукой ее голову и погладил по волосам.

— Не плачь, пожалуйста, не плачь! А, если… если ко мне никогда не вернется зрение?

Хотел сказать намного больше, но не мог, болело все, даже горло. Наверное, туда тоже попадали удары Кувалды, и он что-то повредил.

— Тихо-тихо, — она приложила свой пальчик к моим губам и продолжила: — Мне все равно. Это ничего не меняет, совершенно ничего. Я любила, и буду любить тебя всегда, но тебе нельзя волноваться. Ты будешь частично видеть, и это хорошо. Ты мог полностью ослепнуть. Врач сказал, что у тебя сильный ангел-хранитель. Димочка постарайся, пожалуйста, не переживать. Я здесь, с тобой, вместе мы справимся с трудностями.

Она опять заплакала.

— Прости, прости меня за все! Я для тебя теперь обуза, инвалид, калека! Женя, зачем я тебе нужен? Брось меня, пожалуйста, брось, уйди. Я испортил жизнь и тебе, и себе, опять заставил плакать. Я не смогу так, не смогу. Я причинял и причиняю только боль…

— Дима, перестань, перестань, пожалуйста, не гони меня. Я так тебя люблю, очень — очень сильно! Ты все, что у меня есть, разреши быть рядом! Ты сделал меня самой счастливой женщиной на свете. Окружил заботой и лаской, помог справиться с комплексами, протянул руку помощи, когда я тонула и уже захлебывалась в своих страхах и жутких воспоминаниях, вытащил из мрачного подземелья, в которое я сама себя заточила!

Внезапно вспомнил о том, что заставило бороться за свою никчемную жизнь до конца.

— А с ребенком все в порядке? И, где мы?

Я старался мало говорить, каждое слово, будто резало изнутри.

— Мы в частной поликлинике, одна моя знакомая помогла. Она очень влиятельная женщина в городе. В твоем случае, многое зависело от того, как быстро проведут операции, поэтому пришлось обратиться к ней. Здесь полная конфиденциальность. Когда твои родители приедут через месяц, мы уже будем дома. Я еще пока не звонила им, думаю, что ты сам потом расскажешь то, что посчитаешь нужным. Со мной тоже все хорошо, я, я…

Она замолчала, схватил ее сильнее за руку, хотелось посмотреть в глаза, ужасно ничего не видеть.

— Что, что с тобой? Что с нашим ребенком? Скажи, пожалуйста, не молчи, Женя, Женечка! — Я, как мог, шипел на нее.

— Все нормально, теперь нормально. Димочка, не бойся, мы вовремя попали под присмотр квалифицированных специалистов. Наша кроха тоже в порядке, уже показали его на аппарате узи. Предполагают, что будет мальчик, — она сделала паузу.

Мне показалось, что Женя улыбалась, когда говорила о нем. Я с облегчением выдохнул. Тяжело было руководствоваться ощущениями, к этому еще долго придется привыкать.

— Я на сохранении, лежу в соседнем отделении, — продолжила она. — Они не разрешали вставать и ходить, существовала серьезная угроза выкидыша. Как только мое состояние стабилизировалось, попросилась к тебе, но в ответ получила отказ. Пришлось опять подключать Аллу Алексеевну к этому вопросу, и вот я здесь.

Женя положила голову на мою руку.

— Доктора говорят: нам нужен покой. — Она вздохнула и продолжила: — Всем нам, всем троим… Можно, я вот так полежу, Димочка? Я думала, я, я… думала, что ты умрешь. Ты даже не представляешь, что я пережила…

И она замолчала, лежала и гладила-гладила меня, как маленького.

Я ненавидел себя за то, что, решив принять вызов Александра, причинил ей боль и подставил под угрозу свою жизнь, ее и маленького человечка, и все это для того, чтобы увидеть корчившегося в конвульсиях ублюдка.

Не понимал, почему Женя выбрала упертого барана с нестабильной психикой, расшатанными нервами и огромным багажом внутренних проблем, а не простого обычного парня, такого весельчика, который принес бы ей кучу положительных эмоций, а не страх и страдания. Я искренне удивлялся тому, что она до сих пор не бросила меня и не собиралась этого делать, несмотря на то, что теперь я стал инвалидом. В который раз поразился ее силе характера и внутреннему стержню, а еще самоотверженности и преданности. Она — это лучшее, что случалось со мной в жизни и, если я упущу эту женщину, буду полным идиотом.

Но, как ни странно, я не жалел о том, что сделал с Савельевым, и если мне предложили бы отмотать время назад, как кинопленку, то поступил бы, однозначно, также. Я благодарил судьбу за неожиданно выпавшую возможность наказать Жениного мучителя, человека, сломавшего ей жизнь, и не понесшего за это никакой ответственности. И навсегда запомню, как плюнул в залитое кровью лицо Александра. Я не убил его, но сделал калекой, это точно.

Да, я был таким человеком: жестким, возможно, даже слишком, со своими принципами, от которых никогда не отказывался. И не понимал, чем заслужил ее любовь, любовь рыжего ангела.

Врач оказался прав. У меня действительно очень сильный ангел-хранитель, и он сидел сейчас рядом и гладил мою руку.