Никогда_не... (СИ) - Танич Таня. Страница 119

— Он тебя больше всех боялся, даже больше, чем маму, представляешь, — продолжает увлечённо рассказывать мне Эмель. — Мама, говорит, у тебя добрая, я ее бутерброды ел. Человек, который так готовит, не может быть злым. А вот тебя и дядю — они с Дэном же друзья со школы, знаешь? Так вот, из-за тебя и из-за дяди больше всех переживал. Говорил, мол, эта парочка меня сгнобит, если что-то не то сделаю. Они как одна сатана, говорит, если уж взъелись, так пиши пропало! — Эмелька снова громко хохочет, в то время как мне за шиворот будто ледышку бросили, и она там тает, липко и мерзко.

Это, сверху вниз, пробираясь под рёбра ледяными пальцами ползёт страх от того, что Дэн, увлёкшись, как обычно с ним бывает, сдал кому-то из Никишиных все, что знает.

Но, глядя на беззаботное лицо Эмельки, временно убеждаюсь, что если он и наболтал чего-то, то недостаточно для того, чтобы сделать далеко идущие выводы. Ну ничего. Пока не наболтал, зато скоро наболтает. Не сегодня, так завтра. Не Эмель, так Наташке. Не Наташке, так напрямую Тамаре Гордеевне или Борису Олеговичу, вот это будет лучше всего. А я просто посижу на пороховой бочке, подожду, пока рванет — теперь ещё и у них дома.

Господи боже мой, внезапно думаю я. А вдруг Артур сегодня, вот прямо сейчас, возьмёт и заедет к родителям? Не знаю, по своему, не по своему ли желанию. Исходя из его рассказов о семейных отношениях, его вполне может вызвать Тамара Гордеевна, чтобы он привёз, скажем, продукты, когда в доме так много гостей. Если даже Дэн ночевал сегодня здесь, уверена, что Вэл тоже дрыхнет где-то за стеночкой, а может, мы ещё и тонкого Сережку с собой притащили.

Легкие воспоминания, группируясь в какие-то урывки-эпизоды, начинают проплывать в голове — вроде того, как мы, обнявшись с Наташкой, Вэлом и Денисом во дворе их дома, куда все вместе провожали Эмель, распеваем песню «Голубая луна», Наташка игриво щиплет Вэла за зад, уточняя что-то типа: «Нравится тебе песня, да? Нравится? Полька, бросай его, не по тебе это мужик, он голубую луну любит, только посмотри на него!»

Эмель тем временем продолжает рассказывать, как мама и бабушка одобрили ее первого настоящего парня, которого она привела в дом, а дедушка только повздыхал, но его мнения никто не спрашивает особо.

— Теперь мы вроде как настоящие парень и девушка. Прикольно, да? Я… я до сих пор в это не верю, так все вышло… само собой как-то. И через тебя, теть Поль! Это же ты нас, считай, повторно познакомила. До этого меня Дэн видел только какой-то малой совсем, страшной. С пластинкой на зубах, — она снова от души смеётся. — Я для него только как племяха его друга была. А теперь вот… нет. Только дяде еще сказать надо обязательно. Но он что-то в последнее время совсем занят и злющий ужасно, мы ему даже звонить боимся. Ну, Дэн сам скажет, как случай удобный будет. Надо тебя, теть Поль, кстати, с дядей познакомить. Ты всех наших уже знаешь, а его нет. Мне кажется, вы подружитесь. Не зря же вас Дэн одной сатаной называет! Видно, вы чем-то ему похожими кажетесь. Дядя у нас не сильно общительный, конечно. Но вот из взрослых я только ему могу сказать, если какие-то проблемы, прям посерьезу. Маме тоже… может быть. Но мама сильно расстроится, плакать начнёт. Или кричать. А дядя — он, может, и не скажет ничего, типа «ничего страшного» или «да ладно, Эмелька, все пройдёт» — вот как ты говоришь. Но всегда поможет, и никогда не сдаст. Так что я ему очень доверяю, он хороший. Ему… и тебе. И Дэну. Он же мой парень! — важно повторяет Эмелька, в то время как я сижу, боясь пошевелиться, слушая только как сердце грохочет внутри словно огромный дурацкий колокол, ударяя прямо по нервам. — А своему парню надо доверять, правда, теть Поль?

— Угу, конечно, — теперь уже я пригибаю голову, совсем как недавно Эмель — только не от счастливого смущения, а от давящей на плечи невидимой тяжести.

Эх, не того ты боялась, Полина, совсем не того. Я думала, комната Артура навалится на меня всеми деталями, яркими напоминаниями о нем. Но он давно съехал отсюда — на моей памяти, Радмила уже третья из детей Никишиных, которая здесь обустроилась. Так что место это одновременно чье-то и ничьё, не кричащее так громко о предыдущем жильце. А вот разговоры, упоминания, которых не удастся избежать в доме, где он вырос, слова, сказанные вскользь, но очень больно отзывающиеся во мне… Не уверена, что смогу спокойно вытерпеть это.

Так, нужно быстрее выбираться отсюда. Найти Вэла, убедиться, что с Наташкой все в порядке, поблагодарить Тамару Гордеевну за тёплый приём — и бежать со всех ног, сославшись на занятость. И пусть в глазах всей семьи я буду выглядеть неблагодарной грубиянкой — это не самое худшее, что они могут обо мне подумать, если наше общение продолжится.

Стараясь унять внезапно накатившее головокружение, продолжаю слушать рассказы Эмельки о том, какой Денис отзывчивый и вежливый, как он вёл вчера Наташку под руку, а она хохотала и громко объявляла, что зятёк у неё — золото. Как Тамара Гордеевна, спустилась вниз в ответ на наши громкие вопли и песни во дворе, вызвавшие, как всегда, возмущение соседей, забрала нас всех, успев закрыть рот возмущённым жильцам парой-тройкой смачных выражений.

— Бабушку лучше не доводить, она умеет на место ставить, — добавляет Эмель, и в сказанном я ни капли не сомневаюсь. Все они в этой семье хороши, пока дело идёт так, как они хотят. Какие Никишины-Гордеевы в гневе я прекрасно знаю, достаточно вспомнить на какой ноте расстались мы с Артуром. И наблюдать подобное снова не хочу. Не хочу и не буду.

Эмель, так увлечена своим счастьем, что не обращает внимание на мою нервозность — и это прекрасно. Отбросив покрывало, под которым спала в лёгкой атласной пижамке — очевидно, Эмелькиной, — спрашиваю, где моя одежда, и получаю ответ, что джинсы и майка сушатся на балконе, потому что с моим женихом мы вчера валялись на газонах и делали селфи, одежда вся измазана и в траве.

Так, понятно. Значит, Вэл дошёл до той стадии опьянения, когда сливает в сеть множество случайных фото, после чего на утро мученически удаляет их, страдая, что он страшный.

— Жених у тебя прикольный, теть Поль, — вскользь замечает Эмель. — Но, честно, я немного не так его представляла.

— Да? И как же? — больше для порядка спрашиваю я, пятясь от нее задом.

— Ну, не знаю. Ты ж в него так влюбилась, что прям не в себе была, когда вы поссорились — помнишь, когда меня домой от Дэна последний раз провожала? Я реально думала, что с тобой инфаркт случится, теть Поль. Еще маму трясла, чтобы она позвонила, узнала как ты, вдруг что-то с сердцем, или давлением там. Ну просто ужас же был. А сейчас вот вы помирились — и как-то все не так. Сморишь со стороны и думаешь — это что, из-за него так могло накрыть? Нет, Вэл прикольный, не подумай! — спешно поправляется она, глядя на мое изменившееся лицо. — И вы с ним видно, что классно общаетесь! Но со стороны, честно, я бы подумала, что это твой брат какой-то. А не парень. Вот не знаю почему так. Только не сердись, теть Поль. Я ж ничего такого не хотела сказать. И вообще… не слушай меня. Пойдём завтракать лучше! Мы все тебя ждём! Там твой Вэл, кстати, вареники на кухне с бабушкой лепит, специально для тебя! Всё, всё, проехали. Забудь, что я сказала. Он тебя, конечно любит — видишь, как заботится! А ещё с утра учил дедушку какие-то асаны делать! Мы с Денисом ухохотались просто! А дедушке понравилось, представь! Он теперь ещё йогом станет, вот прикол будет!

Перед тем, как показаться всей честной компании, прошу Эмель принести мне какой-то халатик или платье и забегаю в ванную, расположенную впритык к этой комнате. Умываться и чистить зубы мне приходится по старинке, аварийным способом — выдавливать на большой палец пасту и скрести им по зубам, как будто щеткой.

Я так тщательно привожу себя в порядок, потому что ещё меньше, чем являться полуголой пред достопочтенным семейством, мне хочется выйти к ним с помятым лицом и запахом мощного перегара. В последний раз на кухне за завтраком мы встречались, когда я была милой девочкой-подростком. Ладно, может, и не очень милой, но от меня не разило алкоголем и провалами в памяти я не страдала.