Волшебство для короля - Худ Дэниел. Страница 44
Лайам присмотрелся к рисунку и решительно взъерошил свою короткую стрижку.
«А почему бы и нет?»
Кабатчик приподнял бровь, увидев, что недавний посетитель вернулся, и покосился на его куртку. Лайам подмигнул ему и пожал плечами. Кабатчик пожал плечами в ответ. Остальных перемены в одежде вошедшего нимало не взволновали. Его прихода, похоже, не заметил никто.
Лайам взял кружку кислого пива и пошел к огню, где молча сидели татуировщики. Те подняли на него безразличные взгляды.
– Это вы разукрасили подвыпивших сосунков?
Старший татуировщик – жилистый человек с сальными волосами, собранными в хвост на затылке, – выразительно кивнул на орудия своего ремесла.
– Мы. Ну и что?
Лайам не повел и бровью. Невозмутимость считается признаком мужественности в подобных местах.
– Распишите меня.
Татуировщик ехидно прищурился и открыл было рот, но Лайам поспешно добавил:
– Для начала только чернилами! Хочу показаться своей девчонке. Посмотрю, понравится ей или нет.
Татуировщик, раздраженный тем, что ему не удалось отшить залетного дуралея, нахмурился и большим пальцем указал на помощника. Тот пожал плечами.
– Будем бриться, приятель?
Лайам кивнул. Подмастерье вздохнул.
– Если наголо, с тебя принц.
– Хорошо.
Младший татуировщик снова вздохнул, взял бритву, чернильницу, кисти и повел Лайама к стойке. Усадив клиента на табурет, он раза три чиркнул лезвием по ремню.
– Она острая, видишь?
Лайам пожал плечами.
– То-то. Мы парились целый день, а она все еще острая.
Он принялся за работу. Лезвие неприятно шуршало, холодя кожу затылка.
– Ей не понравится, предупреждаю. Женщинам эти фортели не по нутру. Если мужик всегда был такой, тогда все нормально. Но если она знала тебя чистеньким-беленьким, а ты придешь разукрашенным, выйдет неладно. Зря тратишь деньги, дружок!
Лайам с трудом сдерживал нервную дрожь.
– Мои деньги. Хочу – и трачу.
Волосы сыпались за воротник, спина зачесалась.
– А потом, все равно уже поздно. Не могу же я заявиться к ней лысым.
Цирюльник на шаг отступил, очищая большим пальцем бритву.
– Ты и так будешь лысым, когда чернила сойдут. Под дождь попадешь или просто вспотеешь… Пустая работа.
Волосы сыпались на колени, сухой скрежет лезвия отдавался в ушах. Лайаму стоило большого труда сидеть неподвижно. Тупо глядя в пол, на темные клочья, собиравшиеся у ног, он старательно превозмогал желание переменить позу.
– Это дело серьезное и не для всех. Ты ведь не мореход – к чему же тебе наколка? Будешь, ходить, как болван. А девица пошлет тебя, точно пошлет, помяни мое слово…
Несмотря на нудеж, дело свое малый знал. Он брил без мыла, но не порезал клиента ни разу, даже когда орудовал за ушами.
«Мастер, воры дошли до места».
Лайам закрыл глаза.
«То есть?»
«Тут дом – рядом с внутренней гаванью. Они вошли в него, а мне туда не влететь».
Ясно как день – Банкир обитает не там.
«Подожди, они скоро выйдут».
«Хорошо, мастер».
Помощник татуировщика возился долгонько, но наконец сообщил, что закончил.
– Странная у тебя голова, – сказал он, вытирая бритву. – Отряхнись-ка.
Лайам стряхнул волосы с куртки и провел пальцами по голому черепу, ощупывая шишки и впадины.
– Чем же странная?
– Узковатая, – сказал, цыкнув зубом, помощник. – Ничего страшного, но девица в восторг не придет. Волны тут не получатся – для них нужна голова покруглее. Значит, делаем молнии.
Нимало не озаботившись тем, согласен клиент или нет, он окунул кисточку в чашку с чернилами и принялся рисовать. Прикосновения влажной прохладной кисти показались приятными. Лайам закрыл глаза и стал ждать. Художник молчал, поглощенный своим делом. Послышались шаркающие шаги.
– Ты сможешь нарисовать короля? – Это был голос старшего татуировщика. Лайам напрягся, но век не разомкнул. Художник что-то буркнул, продолжая работать кистью.
– Один морячок просит, – пояснил татуировщик. – Похоже, в день всех богов состоится большое шествие. Никанора понесут в Рентриллиан, будут молиться за его здравие. Толпы народа кинутся следом. Попробуй нарисовать короля, и от заказчиков не будет отбою. Или хотя бы корону. Корону-то сможешь?
– Корону смогу, – отозвался помощник.
Татуировщик проворчал что-то невнятное и ушел.
Лайам расслабился и принялся соображать. День всех богов – послезавтра. Если повезет, он уже завтра передаст Панацею принцу казны, если нет, будет шанс отделаться от нее во время церемониального шествия. По крайней мере, король покинет дворец, где всем заправляет Северн. Надо велеть Фануилу полетать над Молитвенным трактом. Пусть поглядит, много ли там стражи.
Легкий на помине дракончик тут же заявил о себе.
«Мастер, Цинна с приятелем вышли из дома, и с ними еще кто-то».
«Дай-ка я сам посмотрю».
Лайам вообразил забрало с драконьей мордой, мысленно приподнял его – и увидел три темные фигуры, бредущие по едва освещенной улице. Он нахмурился и опустил забрало. Собственно, нет никакой нужды рассматривать третьего вора, и так понятно, что тот – не Банкир. Цинна с товарищем добрались до него слишком быстро и чересчур легко уговорили с ними пойти. Значит, это либо один из подручных Банкира, либо вожак местной банды. «А ты чего ожидал? Что главный вор королевства помчится к тебе по первому свисту?»
Помощник татуировщика отложил в сторону кисть.
– Готово.
Лайам открыл глаза и, посмотрев в жестяное зеркало, висевшее перед ним, изумленно присвистнул. Его правый глаз был окружен грозовой тучей, а левый пересекала ветвистая молния. На лбу бушевала буря. Затылок обзору не подлежал, но чернила там уже начали подсыхать, стягивая кожу, «Грубовато, конечно, зато тебя теперь не узнать!»
– Легко отделался, парень. Начни мы тебя колоть, ты выл бы от боли. И не один час.
– Замечательно, – сказал Лайам. – Девчонке моей вряд ли понравится, но я доволен.
Художник пожал плечами и взял протянутую монету.
– Не мочи ее первое время и старайся не лапать.
Лайам кивнул и поспешно спрятал за спину руку, непроизвольно потянувшуюся к лицу. Чувствуя себя грозой всех морей, он вышел на улицу.
Фануил появился первым.
«Они уже близко. Мастер, что ты сделал с лицом?»
Лайам не стал отвечать, его занимало другое. Не Склизкий Цинна и не его товарищ, а здоровяк, который вышагивал впереди. Кряжистый, ширококостный – он шел вразвалочку, помахивая кулаками, и в его повадке все явственно говорило о привычке повелевать.
– Аве, братья!
Отделившись от темной стены, Лайам ткнул пальцем в Цинну.
– Некто хотел пить с Банкиром. Где же Банкир?
Здоровяк пристально посмотрел на него, потом перевел взгляд на спутников, жавшихся сзади.
– Ну, и где тут злодей с памфлетной танцульки? У него не та вывеска, это не он.
Цинна шумно сглотнул слюну.
– Он сменил вывеску, дядя.
– Сменил вывеску? – рыкнул верзила. – За четверть часа?
– Дох! – откликнулся Лайам. – Дох. Некто сменил вывеску в храме.
Он кивнул через плечо, указывая на кабак.
– Некто действительно Ренфорд. Свети свое погоняло!
Теперь здоровяк уставился на него.
– Ты Ренфорд? Певец?
– Некто поет. Погоняло?
– Дурацкая вывеска! – сказал здоровяк воинственным тоном.
Лайам пожал плечами.
– Мне она катит. Свети погоняло! Певцы не таятся от братьев.
«Мастер, эта парочка по дороге называла его Звонарем».
Звонарь не повел и ухом.
– Карада Торквея с залетными не играет. Проваливай, пока цел. Ты слишком замазан, Ренфорд, и… – Он замялся, потом вскинул огромный кулак. – Ты подлый предатель. Ты умышляешь против короны. С тобой тут не станут пить. Убирайся, иначе я сам тебя сдам.
«Только этого мне не хватало!»
– Это было бы неразумно, Звонарь.
Вор уронил руку, пытаясь скрыть изумление.
– Мы знаем, что ты колдун! Но я тебя не боюсь. Убирайся.