Ревейдж (ЛП) - Коул Тилли. Страница 16
Легкая депривация — это способ сломить моих жертв.
Уставившись на экран, я зажег свет в камере. Маленькое женское тело безвольно свисало с потолка. Когда зажегся свет, она резко вскинула голову. Я заметил, что она вздрогнула от вспышки яркого света. Я наблюдал, как она вздрагивала от боли, находясь в подвешенном состоянии, с крепко затянутой веревкой. Но все же она оставалась непокорной. Теплое чувство распространилось по моей груди, наблюдая за ее очередным очевидным проявлением силы.
Она была стойкой. Стойкой и решительной.
Но если я хочу спасти 152-ую, то эта женщина должна быть сломлена.
Взяв со стола протеиновый батончик, я заставил себя съесть эту чертову штуку. Что могло сломить ее? Проходили дни. Даже несмотря на всю боль и страх, она не сломалась.
Я перестал есть, когда вспомнил ее реакцию в тот единственный раз. Это было тогда, когда я прижался к ее обнаженному телу. Когда мой нос пробежал по ее шее. Когда мой член прижался к ее телу.
Я замер, когда понял, что это должно сработать. Мне придется изменить тактику пытки. Мой желудок сжался при мысли о том, что мне придется так близко подойти к грузинке, к другой женщине. Но когда мои глаза снова вернулись к экрану, к связанной женщине, мое напряжение спало. Она совсем не была похожа на Госпожу. Она была нежной. Она была молодой и, даже если я ненавидел грузин за то, что они грузины, она была красивой.
Моя кожа покрылась мурашками, вспоминая сладкий запах ее кожи, ощущая ее шелковистую длинную шею под своим носом. Мои мышцы напряглись при мысли о ее карих глазах, смотрящих в мои. В тот раз она не смотрела на меня с ненавистью. Как будто она видела во мне кого-то другого, а не какого-то долбаного уродливого зверя. Она сумела разглядеть того, кем я был раньше.
Кем-то более важным, чем я был сейчас.
Я быстро прогнал эти мысли.
Выпрямившись, я размял шею и открыл дверь в камеру. Только перед своим уходом, я поднял температуру камеры до двадцати градусов. Первая часть моего плана была избавить ее от страха. Еда, вода и тепло. Затем проводить часы с ней под присмотром моих рук.
Ее отталкивало уродство моего лица, но с моим опытом она не сможет устоять перед наслаждением от моих рук. Даже если она все еще нетронута.
Заходя в освещенную комнату, я смотрел прямо перед собой. Я стискивал зубы, а руки сжимались в кулаки от того, что я должен был сделать. Госпожа учила меня быть экспертом в сексуальных пытках, но никогда прежде у меня не было возможности применить эти знания. Большинство моих жертв были мужчинами. Было всего две женщины, пытать которых посылали меня. Они сдавались сразу, как только просыпались в клетке. Их смерти были быстрыми в награду за ценную информацию. Не было никого похожего на эту миниатюрную грузинскую женщину.
Когда я вошел в главную комнату камеры, ее глаза поднялись поприветствовать меня. Они расширились, и ее губы приоткрылись. Ей было страшно. Она пристально следила за моим приближением, ее грудь поднималась и опускалась, ее полные сиськи пробивались сквозь веревки.
Остановившись перед ней, я смотрел ей прямо в глаза. Ее лицо слегка расслабилось, когда она изучила мои глаза. Я понятия не имел почему.
Когда ее тело дернулось от слишком долгого нахождения связанной, я подошел к рычагу на стене и потянул его вниз. Наверху послышался скрежет приводимого в действие механизма. Через несколько секунд крюк мясника начал опускать ее на кровать в центре комнаты. Она приземлилась на поверхность, веревка все еще была безжалостной.
Подойдя к кровати, я вытащил крюк из петли и щелкнул рычагом, чтобы поднять его к потолку. Ни разу женщина не вздрогнула, пока я обходил ее. Вернувшись к кровати, я поднял руки и начал медленно развязывать веревку. Вздох облегчения вырвался из ее рта. Ее замерзшее тело оставалось неподвижным, пока я сантиметр за сантиметром разматывал толстую веревку.
Пару минут спустя, когда она была освобождена, я откинул веревку на пол. Затем снова обратил внимание на женщину и заметил кровоподтеки от веревки на ее коже. Ее конечности были отмечены углублениями и вмятинами от натянутой веревки.
Бессознательно мои руки начали двигаться. Я вытянулся по стойке смирно, когда увидел, что они парят над ее спиной. Стиснув зубы, я рванул их обратно.
Собрав все свои гребаные мысли вместе, я приказал:
— Ложись!
Ее спина напряглась от моей команды. Из-за холода тело грузинки скрючилось и исказилось. Чтобы мой новый план сработал, ее нужно было вернуть к тому, как она выглядела раньше. Как себя чувствовала, прежде чем я причинил ей боль.
Я причинил ей боль… странная мысль закружилась в моей голове, возвращая боль обратно в мою грудь. На долю секунды я позволил себе ненавидеть то, что причинил ей боль, прежде чем причиню ей боль снова.
Я стоял позади, но она не двигалась. Наклонившись вперед, я откинул длинные волосы от ее шеи и прижался губами к ее уху. На ее обожженной коже появились мурашки. Я почувствовал прилив тепла внутри, зная, что моя близость так повлияла на нее. Я знал, что это не было влечением, но ей не нужно было находить меня привлекательным, чтобы так среагировать.
— Ложись! — еще раз скомандовал я.
Низкий стон вырвался изо рта женщины. Ее тело тряслось, но она заставила себя убрать свои ноги от груди, чтобы выпрямиться. Ее руки, неловко обхватившие грудь, соскользнули по бокам, голова откинулась назад на кровать, а спина распласталась на поверхности. Закрыв глаза, она тяжело дышала от боли. Хотя в комнате по-прежнему было холодно, на ее лбу выступил пот. Я знал, что она страдает от боли.
Когда Госпожа обучала меня быть самым эффективным убийцей, она сделала все, чтобы и я познал страдания от пыток. Она говорила, что мне необходимо знать, как все ощущается: боль, страдания и полное насилие над мозгом жертвы. Она кончала, смотря, как я страдаю от боли. Она кончала и тогда, когда резала и рвала мое лицо.
Хриплое дыхание маленькой грузинки замедлилось. Мои глаза прошлись по всему ее прекрасному телу. Ожоги от веревки тянулись по коже, показывая, где именно я причинил ей больше всего боли. Наклонившись над кроватью, я заметил, что ее руки были согнуты на поверхности, ногти пытались вонзиться в кровать внизу. Но все, что я мог видеть, была мягкая кожа под отметинами, ее полные сиськи и, конечно же, ее киска.
Протянув руку, я слегка надавил кончиками пальцев на ее икру. Она подпрыгнула от моего прикосновения. Ее дыхание участилось, когда я провел кончиками пальцев по ее колену и по внешней стороне бедра.
Она, совершенно неподвижная перед моим исследованием, начала слегка двигаться. Ее колено согнулось, когда я провел кончиками пальцев по внутренней стороне ее бедра и вокруг ее влагалища. Хриплый стон сорвался с ее губ, и живот напрягся от этого ощущения.
Я знал, что это не было удовольствием... пока; я знал, что это было от незнакомого прикосновения мужчины. Я продолжал свое путешествие по ее животу, пока не достиг нижней части ее груди. Я сделал паузу и перевел взгляд на ее лицо. Ее щеки были раскрасневшимися. Ее ранее тусклые глаза блестели от страха.
Высунув язык, я провел кончиком по своим губам, медленно и влажно, наблюдая, как она смотрит на меня своими большими девственными глазами. У нее перехватило дыхание. Сопротивляясь победоносному удовольствию, которое я испытывал от того, как быстро она реагировала на мои прикосновения, я провел кончиками пальцев по ее пухлой левой груди. Ее красный сосок затвердел, превратившись в маленькую твердую пику. Я водил пальцем вокруг соска, наблюдая, как розовая кожа покрывалась мурашками и трепетала под моими прикосновениями.
И я не мог отвести взгляд. Ее тело было напряженным и стройным. Ее сиськи были полными и упругими. Ее кожа была такой мягкой. Но это ее выражение лица, от которого у меня болели яйца и член был твердым, как камень… Несомненно, эта женщина была напугана, но в ее глазах было что-то еще. Что-то, что еще предстоит назвать, когда я исследую ее тело нетерпеливой рукой. Это смутило меня, потому что, что бы это ни было, это не было отвращением. Она не смотрела на мое изуродованное лицо и изборожденное шрамами тело и не пряталась — это было связано, бл*дь, с моим разумом. Это сжимало чертову грудь.