Лебединые одежды (СИ) - Гордиенко Екатерина Сергеевна. Страница 39
— Кто же отказывается от хорошей драки? — Проворчал, успокаиваясь, Орвар. — Кстати, приглашаем поучаствовать всех желающих.
И с вызовом уставился на предводителя асов (2). Это было дерзко, очень дерзко со стороны простого эйги, но Всеотец не обиделся.
— Думаешь, я не хочу сразиться с чужими богами? Будь моя воля, вызвал бы Тора с Фрейром, да и уладили бы все по-быстрому. Вот только нет у этих пятнистых своих богов. Одна только скверна да мерзость какая-то. — Вотан с видимым усилием удержался, чтобы не сплюнуть на пол. — Ни религии, ни веры, одни суеверия. Гаже атеистов, честное слово.
— Расскажи, что ты о них знаешь? — Попросил Хокон.
Несмотря на количество выпитого он был собран и спокоен. И запоминал все сказанное, словно записывал. И то, что колдуны при посвящении нового воина заставляют его съесть человеческое сердце, и то, что такой воин затем называется человеком-леопардом и действительно становится по-звериному силен и вынослив. И что в последнее время этих «леопардов» в Мальме и Стокгольме расплодилось до изумления много.
— А распознать их легко. Это раньше у себя дома они носили леопардовые шкуры, а здесь-то до чего додумались! Носят Армани да Версаче с пятнистым принтом, и смех и грех, честное слово. Так что, если увидите с черной физиономией, да в желтой рубахе — точно «леопард».
— Припоминаю, — согласился Орвар. — Видел таких в Мальме. И по Уппланду (3) они теперь шныряют.
— Правильно, — Вотан меланхолично жевал копченую колбаску. — Подбираются поближе. Армию пока собирать не хотят, надеются вырезать вас поодиночке или малыми группами. А еще ищут возможности напасть на женщин, поняли уже, что потеряв семью, эйги слабеет.
Орвар скрипнул зубами. Вот оно, значит, как. Покушение на Хильд было не случайностью, а шакальей тактикой мунгики. За это он выкатит им отдельный счет, мало не покажется. Лежавшая на столешнице рука сама сжалась в кулак. Рядом лег кулак конунга — большой и тяжелый, как молот Тора.
— Это так. — Сказал Хокон. — Они уже пытались. Если бы не Хильд, я мог стать вдовцом. Она убила колдуна.
Вотан откинулся на спинку скамьи и довольно крякнул:
— Хех! Узнаю дочу свою. Ее голыми руками не возьмешь.
— Че… Дочу? — Орвар закашлялся, и кулак Хокона опустился на его спину между лопаток.
— А ты что, курощуп(4), не понял до сих пор, что девочка не так проста, как кажется?
То, что Хильд совершенно особенная и такой больше нет, Орвар как раз понял с самого первого взгляда еще там, на автобусной станции. Другой вопрос, как там оказалась родная дочь самого… страшно сказать, Всеотца богов, Отца дружин, Высокого и Величайшего, а?
— А что тут объяснять? — Погрустнел Вотан. — С девчонкой никогда сладу не было. Остальные валькирии девы как девы, послушные, спокойные. Может от того, что создал я их из тумана и снега, а? А у Брюнхильд мать была женщина. Человек, хоть и красавица редкостная. Та тоже спорила со мной по любому поводу. Вот и дочке все было не так. Ей даже имя, видите ли, не нравилось.
— Это Брюнхильд-то? — Орвар сжал губы, чтобы не засмеяться, но они все равно предательски подрагивали.
— А ты что ржешь? — Возмутился Вотан. — Отличное имя. Кольчуга битвы, между прочим, означает. Когда она в лебединых одеждах реяла над сражением, облака останавливались, и орлы с неба падали. Вот она какая была!
— А что же случилось потом?
— А потом, — Вотан сокрушенно вздохнул, — совсем от рук отбилась. Я послал ее даровать победу Гундингу, воину доблестному и мудрому. А она сказала, что он «старый пердун» и недостоин. А его противник Агнар, видите ли, достоин. И убила Гундинга.
— Что за Агнар? — Тихо спросил Орвар.
Сердце уже стягивала петля из колючей проволоки. Что это, бл***, за Агнар такой нашелся, что из-за него Хильд пошла против воли Всеотца?
— Молодой конунг отсюда, из Уппланда. Красивый, сильный, ничего не скажу, но рановато ему было такие славные победы одерживать.
Молодой, значит. Красивый. Сильный. Орвар скрипнул зубами так, что Хокон покосился на него с опаской. Зато Вотан ничего не замечал:
— Так что мне просто деваться было некуда. Раз валькирия нарушила мою волю, значит, обрела собственный вирд (5) и жить должна, как все люди. Хотел ее замуж выдать — не пошла. Хуже того, обратила оба войска в камни. Вечером она их, значит, оживляла, и они продолжали сражение, а утром опять каменели. И ни в Вальгаллу ни в Хельхельм им ходу не было. В результате, все в убытке. Одним словом, взрослые детки — большие бедки. Брюнильда, значит, бунтует, а я тем временем теряю авторитет. Ну, пришлось усыпить, пока не подыщется правильный жених. А ты, Орвар, мне сразу понравился. Я знал, что справишься с этой поперешницой (6).
— И что, большие были рати?
— Да вон, — подчеркнуто небрежно кивнул Вотан в сторону окна, — все поля вокруг Королевских курганов усеяны. И это еще только на поверхности, а сколько под землю ушло, пока она спала. И не сосчитать.
Орвар вздохнул и опустил голову. Наверное, зря я сболтнул по Агнара, запоздало сообразил Вотан. Ничего серьезного у них с Брюнхильд не случилось, не успели. А, значит, и не было. А Орвар ему нравился, правильный мужик: последний кусок не берет, себе наливает последнему, пустую бутылку на стол не ставит. И за Хильд жизнь отдаст, если понадобится. Пожалуй, такому он смог бы доверить свою дочь.
Или нет? Все-таки характер у девчонки… И как только мать с ней справлялась? Ох-хо-хо, большие детки — большие бедки.
Ну, а если ничего у них не получится, дорога назад открыта. Пусть дочь решает сама. Тем более что ждать осталось недолго.
Возвращаясь домой, Орвар все прибавлял и прибавлял шаг. Сам бы не смог объяснить, чего именно боялся, но к порогу дома уже бежал. Дежурный отошел в сторону, чтобы не попасть под ноги.
Внизу все уже спали, слышался дружный храп и иногда нетерпеливое поскуливание: кто-то охотился во сне. Наверху было тихо. Орвар открыл дверь в темную комнату и остановился на пороге, принюхиваясь. Теплый запах ромашки и мяты окутал легким покрывалом, успокаивая бешено стучащее сердце. Хильд спала, откинув руку на его половину кровати.
Он осторожно разделся и заполз под одеяло. Потянулся к жене, но замер. В свое время он соблазнил или хотя бы потискал половину женщин Стаи, но прикасаясь к Хильд, всегда боялся: а вдруг оттолкнет? Уф, не в этот раз.
— Где ты бродишь, гулена? — Спросила она, не открывая глаз. — Там тебе ужин оставили на столе под салфеткой.
— Не надо ужина, — Орвар зарылся лицом в ее волосы, — ничего не надо, кроме тебя.
Хильд не ушла от него, она была с ним.
1. Сёдра, Розенгард — районы города Мальме
2. Асы — основная группа богов скандинавской мифологии
3. Уппланд — провинция, центром которой является город Уппсала
4. Курощуп — бабник
5. Вирд — судьба
6. Поперешница — спорщица
ГЛАВА 31
Орвар отложил в сторону бритву и потер ладонью подбородок. Раньше ему никогда не приходилось задумываться, как он выглядит в глазах других людей. Нос посередине, уши по бокам, все остальное тоже на месте — короче, женщины не жаловались. Однако с его собственной женой никогда нельзя было быть ни в чем уверенным. Если верить, что мужчины с Марса, а женщины с Венеры, то Хильд всегда казалась ему пришелицей откуда-то с Плутона.
В результате так оно и оказалось. Это надо же, дочь самого Всеотца! А он запугивал эту девушку, шантажировал и сделал еще несколько нехороших вещей, чтобы заполучить ее. Кстати, для протокола: он ни о чем не жалел.
Оставалось одно препятствие, то ли вымышленное, то ли настоящее — Агнар. Речи Высокого иногда бывали туманны (особенно после пузыря водки), так что выяснить у тестя, кто такой этот Агнар не удалось. Жил ли он тысячу лет назад или был и сейчас жив-здоров, Орвар так и не понял.
В сагах упоминалась некая то ли Брюнхильда, то ли Сигрдрива, которая действительно была валькирией и действительно отказалась выполнить волю Одина. За это он уколол ее шипом сна, ага. Но дальше все пошло совсем не так. Герой Сигурд разбудил Брюнхильду от волшебного сна, заморочил ей голову, потом женился на другой, потом выдал замуж за своего родственника, потом женщины поссорились, втянули в свару мужей, в результате чего Сигурд был убит. Брюнхильда взошла на костер с его телом, а затем законная вдова уморила оставшихся родичей (2). Короче, все умерли.