Отец моей малышки (СИ) - фон Беренготт Лючия. Страница 29

Лиля продолжает кусать губы, не отвечая мне и не открывая глаз, я же продолжаю раздевать ее. И еще не успев стащить через ее голову футболку, замечаю – ахала она неспроста! Ее грудь под тонкой тканью выдает ее с головой! О да… Мои глаза расширяются при виде призывно-соблазнительной картины... Невероятно! Охренительно! Мечтал об этом все эти четыре года!

Но надо сдержаться. Надо. Потому что привел я ее в ванну совсем не для этого и к сладкому хочу приступить тогда, когда она будет готова не только телом, но и душой.

– Садись, – приказываю, подталкивая к стоящей рядом с зеркалом кожаной тахте. Она на мгновение приоткрывает глаза, чтобы увидеть куда и испуганно смотрит на меня.

– Зачем? Там же Маша в комнате! Ты что, хочешь?..

– Садись! – рявкаю уже громче. – Если не желаешь, чтобы я засунул тебя под душ в штанах!

Она безвольно падает на тахту, и я быстро, стараясь поменьше касаться гладких ножек, стягиваю с нее легкие, домашние треники. После чего отворачиваюсь, иду к душу и включаю его, настраиваю воду на прохладно-теплую, намереваясь постепенно охладить ее, когда Лиля привыкнет.

Нет ничего лучше холодного душа, если надо протрезветь. А протрезветь ей было необходимо – не гоже ребенку видеть свою мать пьяной. К тому же, неизвестно, что она может малышке наговорить в таком состоянии.

– Я в белье останусь, можно? – обнимая себя руками и вся дрожа, умоляет меня Лиля.

Мне до зуда в пальцах хочется заставить ее встать и медленно, самому, стянуть с ее бедер трусики, расстегнуть лифчик, поглаживая шелковисто-гладкую кожу пальцами…

– Можно, – сжаливаюсь, вовремя вспоминая, что купил ей в подарок новое белье, и если она намочит то, что на ней, это будет отличный повод уговорить ее переодеться в новинку. А новинка там такая, что искупит все мои страдания при одном только взгляде на нее…

– Холодная… – жалуется моя дикарка, и я снова сжаливаюсь, делая воду теплее. И еще теплее, уже почти комфортную.

Так себе из меня тиран и диктатор.

Тихо повизгивая, Лиля переступает через порожек душевой и заходит под сильные струи воды.

И я плыву. Не могу оторвать голодного взгляда от ее голой спины, от лопаток, безжалостно зажатых лифчиком и от плавных, покатых бедер, вокруг которых вода образует изящные водопады... Воздуха вдруг не хватает в груди и приходится сделать глубокий вдох, громкий настолько что Лиля слышит его даже под душем. Поворачивает голову и смотрит на меня через плечо из-под пушистых ресниц… И этот загадочный, томный и без сомнения зовущий взгляд заставляет меня сделать шаг назад – чтобы не шагнуть вперед, к ней, и не наделать глупостей.

– Сними… сними лифчик… – хрипло прошу, сползая по стене на тахту. Именно прошу, акцентируя голосом, что она вольна не делать этого, если не хочет.

Все так же повернув только голову, она дотягивается рукой до застежки на спине… и я закрываю на секунду глаза, не уверенный, что готов к этому зрелищу, к этому перетекающему в реальность «мокрому» сну…

А когда открываю, чуть не ругаюсь вслух от разочарования – мой взгляд упирается в шторину душевой кабины, а сверху через перекладину висит тот самый лифчик, который она сняла для меня.

– Твою ж мать… – цежу сквозь зубы. Уж я заставлю тебя помучаться, как только оттаешь ко мне. А ты оттаешь, будь уверена… Привяжу к кровати и устрою такой турдемон, устанешь умолять меня! Голос охрипнет от криков…

​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​​

Звонок телефона прерывает мои мстительные, будоражащие кровь мечты.

Резко встав и выйдя из ванной, я прикрываю дверь и отвечаю.

– Слушаю!

– Александр Борисович, у нас ЧП! – взволнованным женским голосом сообщают мне из администрации университета.

– Что случилось? – тут же собираюсь я, уже заранее обеспокоен. Что там у них стряслось? Пожар? Стрельба? Только этого мне сейчас не хватало!

– Девочка, которая у вас временно в секретаршах… Студентка… Ее увезли на скорой.

– Что с ней? – у меня внутри все холодеет.

– Ей плохо стало… Потеряла сознание прямо за стойкой. Еще и горячим кофе вся облилась.

Глава 17

– Никому не открывай, не отвечай ни на какие звонки. Поняла? Приеду, все объясню.

Саша целует меня в лоб, убегая куда-то, будто на пожар. Убедился в том, что я протрезвела, помог одеться, вызвал по телефону маму, чтобы ехала сюда как можно скорее, потом вызвал зачем-то охрану… и уезжает, оставив нас с Машой одних.

Не то чтобы я должна была расстраиваться из-за этого… И все же это было странно.

– Что за спешка? – бормоча, распаковываю заказанный для нас с Масюней из ресторана ужин. А я-то надеялась приготовить еду сегодня сама, удивив моего похитителя своим полным неумением готовить… Не вышло. Ладно, завтра потренируюсь…

И все же, почему-то после сегодняшнего купания под его присмотром мне больше не хочется сходить с ума. Не хочется разбрасывать после себя мусор, бить посуду, превращать себя в бомжиху и напиваться. Как будто, вместе с алкоголем, из меня вымыли разом всю злость.

Ну, хорошо, не всю. Пару тарелок еще могу разбить. После обеда – ребрышки по-корейски для меня и макароны с курицей для Маши – мы с ней отдыхаем, валяясь на огромной кровати, где она спала сегодня со своим отцом.

– Он ТАК хвапит! – объявляет она мне, закатывая глаза, как взрослая женщина. – Узас!

– Знаю, – фыркаю я. Отлично помню, как сначала пихала его постоянно в бок, а потом, за несколько дней так привыкла, что перестала замечать его храп так же, как и грохочущий спозаранку поезд метро, проходящий под нашим зданием.

– А откуда ты знаес? – удивляется Масюня, садясь на кровати.

Упс! Я осекаюсь, готовая проглотить себе язык. Вот же язык мой, враг мой! Объясняй ей теперь…

– Я слышала его… через стенку, – нахожусь, к собственному облегчению. – Я ведь тут рядом спала, помнишь? – для убедительности я задираю руку и стучу по изголовью.

Дочь следит за движением руки, и на лице ее постепенно проявляется озадаченное выражение. В голове явно варится какой-то сложный мыслительный процесс.

– А почему… ты спис в длугой комнате, если вы мои мама и папа. У Лены папа и мама спят вместе.

– Какой Лены? – не понимаю я.

– Моей новой подлуски в садике. У нее тозе есть папа и мама, пъедставляес? – Масюня разводит в удивлении руками. И я уже хочу было посмеяться – надо же, какое совпадение, у какой-то девочки есть целые папа и мама!

И вдруг цепенею, а через секунду меня буквально бросает в жар. Что?!

– Он что, сказал тебе, что он твой папа?! – я буквально взвиваюсь с кровати. Да как посмел без моего разрешения?! Обещал же, что сначала подготовит Машу морально! Разве можно так прямо в лоб ошарашивать маленькую девочку, привыкшую к тому, что у нее только мама и бабушка?! У нее, может психологический стресс из-за этого начнется! А вдруг кошмары теперь станут чаще? И так прибегает почти каждую ночь…

– Это так здоово, когда есть папа… – счастливо вздыхает она, не обращая внимания на мое возмущение. – Посему ты мне не покупала столько игушек? Посмтъи!

Она спрыгивает с кровати и бежит в гостиную, где, временно забытые, лежат принесенные Сашей покупки. У меня же от гнева просто слова кончаются.

Мало того, что он, без моего разрешения, рассказал ей правду про себя, он еще и коверкает ее понимание о том, что такое хороший родитель! Игрушками он ее подкупает, сволочь такая! А если завтра он наиграется в папочку и захочет вернуться к своей веселой холостяцкой жизни, как мне потом всё это разруливать?! Как объяснять дочери, что папочке надоело с нами возиться, а мама не может себе позволить задаривать ее игрушками?!

С твердым намерением вернуть в магазин все, что я не просила, я запахиваю халат и шагаю следом за дочерью.

И тут же мое желание рвать и метать сходит на нет – примерно, как моя злость после душа.

– Вот! – Маша гордо, но с трудом поднимает здоровенную книгу с изображением красочных, мультяшных динозавров на обложке. – Папа сказал, сто если я плотитаю сама десять стланиц, мы поедем смотъеть на них в… в… – явно забыв слово, она морщится, пытаясь вспомнить.