Колхозное строительство 7 (СИ) - Шопперт Андрей Готлибович. Страница 39

Весело с ними вечер провёл.

Многие из собравшихся здесь в ожидании рейса на Москву были людьми в прошлом военными, и оттого питали слабость к лошадям. К их удовольствию, при пансионе имелось небольшое ранчо — целыми днями там пропадал именитый коневод, гусар и спортсмен Владимир Станиславович Литтауэр. Он мечтал поскорее встретиться с другим фанатиком скаковых лошадей и знатоком иппологии маршалом Будённым. Инженеры-строители Егор Павлович Попов и Степан Прокофьевич Тимошенко вместе с архитектором Борисом Ивановичем Рябовым, одним из создателей зданий вашингтонского Капитолия и Библиотеки Конгресса, с интересом изучали лёгкие и красивые здания в колониальном испанском стиле и делали наброски — им тоже уже поступили заказы на различные сооружения в южных регионах СССР. Инициатор всей этой грандиозной суеты, нынешний руководитель Советского Казахстана Пётр Миронович Тишков, как оказалось, имел большие планы по части улучшения облика своей столицы Алма-Аты, больше знакомой эмигрантам под названием Верный.

Вечерами обитатели пансиона собирались в большой гостиной, развлекали друг друга песнями, музыкой и стихами, а иногда читали различные лекции или просто обсуждали происходящее в мире. Многие учёные, хоть и прямо или косвенно были связаны с оборонной промышленностью, твёрдо стояли за мир и разоружение, участвовали в международных антивоенных комиссиях и организациях, протестовали против ядерных испытаний и вооружённых конфликтов. Среди таких активистов был ботаник и биохимик Евгений Исаакович Раич-Рабинович, и даже сам знаменитый Георгий Богданович Кистяковский, звезда химии, один из создателей атомной бомбы в рамках Манхэттенского проекта. За пару лет до этих событий в знак протеста против войны во Вьетнаме он отошёл от дел и подал в отставку из американской Академии Наук. За предложение вернуться на родину, где плодотворно работал его родной брат, биолог Александр Богданович, Кистяковский ухватился сразу и дожидался «философского самолёта» с нетерпением.

Самую неожиданную группировку реэмигрантов составили экономисты. Казалось бы, в социалистической системе хозяйствования им, обученным и воспитанным в совершенно другой традиции, делать было совершенно нечего — однако Георгий Георгиевич Козьмецкий, ставший министром экономического развития Казахской ССР, обещал, что каждому специалисту найдётся подходящая работа. И стратег Ансов, и аналитик Василий Васильевич Леонтьев, и, что особенно удивительно, крупнейший специалист по экономике сельского хозяйства в форме мелких частных хозяйств Вольф Исаакович Ладежинский уже получили материалы для рассмотрения и изучения. В других обстоятельствах Ладежинский, собаку съевший на вопросах свободного фермерства, даже не принял бы всерьёз предложение переехать работать в СССР — но однажды он уже пострадал в США от антикоммунистической истерии, вовсе не будучи коммунистом, просто за то, что занимался исследованиями советской экономики и бывал в командировках в Союзе. Перспектива потерпеть ещё и от русофобов, будучи русским только по месту рождения, но никак не по национальности, его совершенно не радовала, и Вольф Исаакович, скрепя сердце, согласился на предложение почитать советским колхозникам те же лекции, которые раньше читал японским и тайваньским фермерам.

Его разговор с мистером Эм Евгений Михайлович Глухарёв невольно подслушал:

— Товарищ комиссар, а скажите, что сейчас в СССР — не преследуют по религиозному признаку?

— Знаете, я хоть и коммунист с тридцатилетним стажем, ещё с гражданской войны в Испании, но всё одно католик. Никто меня не трогает. Хожу иногда в Храм Святого Людовика Французского. Там служат мессы даже на испанском. Одно время власть, скажем так, недолюбливала баптистов, но сейчас и с ними помирилась. Так что вам совершенно нечего опасаться.

— Прямо рай на земле?! — не поверил Ладежинский.

— Нет. Не рай. Хватало у власти дураков, но сейчас, кажется, вполне адекватные люди руководят государством.

— Что ж, будем надеяться, они задержатся во власти.

— Анекдот вам про надежду рассказать?

— Анекдот?

— Ну да — а то вы так переживаете… Расслабьтесь. Всё будет нормально. Слушайте. Больной спрашивает врача:

«Доктор, у меня надежда есть?»

«Надежда? Есть… Шансов нет.»

Значительно меньше среди желающих вернуться в Россию было представителей так называемой творческой интеллигенции — те запросто могли перебраться на свои виллы и гасиенды где-нибудь в Провансе или в Аргентине, если бы дело пошло совсем плохо. На них у Тишкова тоже были определённые планы, но они могли и подождать. Пока что предложение потрудиться в СССР пришло только писателю Юрию Петровичу Миролюбову. Репутация у него была довольно скандальная — он опубликовал весьма сомнительное творение под названием «Велесова книга», якобы памятник славянской культуры и истории сильно дохристианских времён, причём исследователи по большей части были уверены, что сочинил он её сам. Миролюбов держался загадочно, только ухмылялся и утверждал, что все присутствующие о нём ещё услышат. Глухарёв с его творчеством практически не был знаком, но знал, что дело касается какой-то эзотерики. Так бы и махнул на неё рукой — в круг его интересов она никогда не входила, да и был он православным, никакого любопытства к язычеству и суевериям не испытывал. Однако вспомнить о разных поганых чудесах пришлось довольно скоро — когда в их компании откуда-то нарисовался Джеймс Уэбб с наркоманскими историями про подделку высадки на Луну вперемешку с описаниями огромных розовых чупакабр, цветущих кактусов, растущих у окружающих из глазниц и койотов, воющих на три голоса гимн СССР.

Рамон Иванович Лопес-Меркадер продолжал держать связь с агентом, который выполнял роль садовника у художника-троцкиста Кибальчича, и в самый разгар операции «Побег из Шоушенка» в эту паутинку с размаху влепилась букашка размером с вертолёт Сикорского «Си Кинг». Экс-директор НАСА Джеймс Уэбб явно запаниковал — похоже, в проекте «Аполлон» наконец обнаружились громадные финансовые дыры, и к заду отставного администратора стал уверенно приближаться хорошо разогретый паяльник. Он не придумал ничего лучше, чем самолично явиться к Кибальчичу, чтобы спросить, нет ли новостей из СССР. Садовник подсуетился, сумел подлить гостю в стакан что-то из любимых снадобий сеньора Влади, и срочно сформированная группа захвата вывезла пускающего слюни в счастливом наркотическом трансе Уэбба на базу в Сиуатанехо. Эвакуацию было решено провести немедленно, тем более что почти все лица из списка уже были в наличии. Пётр Миронович Тишков связался с президентом Мексики Ордасом, который был ему кое-что должен после того, как «Крылья Родины» помогли унять намечавшиеся во время Олимпиады народные волнения, и попросил посодействовать в отправке на Родину советского гражданина, с коим случилось неожиданное психическое расстройство. По ручательству самого президента для Уэбба выписали временные документы, не утруждаясь установлением его личности, и «философский самолёт» в виде подвернувшегося чартерного рейса, срочно зафрахтованного у «Эр Франс», вылетел из Мехико в Париж.

В эти дни проходил официальный советский дипломатический визит во Францию — первая международная встреча на высшем уровне для нового генсека Шелепина. В июне на авиасалоне в Ле-Бурже был показан сверхзвуковой авиалайнер «Конкорд», а вот Ту-144 туда не отправили — машина была ещё слишком сырой, и Андрей Николаевич Туполев наотрез отказался нести ответственность, если из-за желания политиков покрасоваться огромный самолёт грохнется парижанам на головы. Всё же позднее Шелепин сумел его продавить, и было решено, что «тушка» посетит французскую столицу во время его визита, чтоб продемонстрировать, что Советы тоже не лыком шиты. И надо же было такому случиться, что «философский самолёт» с особо ценным наркоманом и несколькими десятками возвращенцев на борту и советская «золотая птица» одновременно оказались в аэропорту Ле-Бурже! Уэбба требовалось доставить в Москву как можно быстрее и без огласки. Решение вывозить его на экспериментальном самолёте было принято со скрипом, но без проволочек. Туполеву никто не посмел сообщить, что намечается первый полёт Ту-144 не с балластом, а с настоящими пассажирами. Сажать машину решили в Воронеже, чтобы, в случае чего, сразу же засунуть её обратно на завод, где она и была построена. Эмигранты, которым, разумеется, тоже никто не сказал, с каким риском будет сопряжена заключительная часть их путешествия на Родину, пришли в восторг — почти никто из них и понятия не имел, что в Советской России умеют делать такие вещи, как сверхзвуковые авиалайнеры. Ведь подобных машин не было даже в Америке! Без прохождения паспортного контроля и всяких прочих формальностей всех перегрузили из одного самолёта в другой, и громадная алюминиевая стрела взмыла в парижское небо.