Девушка из песни - Скотт Эмма. Страница 13

Вопреки здравому смыслу, я двинулся на звук, и когда валуны немного расступились, мое любопытство было вознаграждено. Мне удалось отыскать опасную тропинку по более мелким, округлым камням. Береговая линия приподнималась, уходя от воды, и волны мне больше не угрожали. Идти стало полегче. Скрип и хлопки теперь звучали громче.

Наконец я обогнул огромную груду валунов. Впереди скалы спускались вплотную к океану и пляж обрывался.

Тупик.

И тут я снова услышал этот звук. Позади меня.

Я повернулся и увидел дверь. Она висела на расшатанных петлях, и при каждом порыве ветра за ней зиял черный прямоугольник. В темноте ночи я не сразу понял, на что смотрю, но вскоре разглядел очертания квадратной деревянной хижины, притулившейся к скале.

Надо было пройти мимо и отправиться домой: завтра первый день в школе и все такое. Но что меня ждало дома? Чужой человек в нашей маленькой квартирке. А в школе лишь очередной год издевательств за непростительное преступление – бедность. А учитывая, как эпично я облажался сегодня вечером с Ви, то мне придется наблюдать, как она все больше сближается с Ривером, пока я не потеряю ее навсегда.

Я выудил сотовый из заднего кармана джинсов и включил фонарик.

– Вот так и погибают подростки в фильмах ужасов, – пробормотал я ветру. Скрипучая дверь захлопнулась, заставив меня вздрогнуть.

Я поднял тусклый фонарь и заглянул внутрь, подперев гитарой дверь.

– Эй?

Господи, голос, как у испуганного идиота. Но если здесь кто-то жил, хоть один, хоть двое, хоть десятеро, мне не хотелось быть невежливым.

Или убитым.

Хижина оказалась пустой. И больше по размерам, чем я думал. Фонарика не хватило, чтобы сразу осветить все внутри. Сквозь прорехи в крыше и лишенное стекла окно просачивался лунный свет, выхватывая на полу целые кучи песка.

Я прикинул, что хижина была около двухсот квадратных футов. Шаткие и неровные деревянные доски на полу. Беспорядочная куча удочек в углу, обмотанных леской – прямо как седые волосы ведьмы. Ведро. Скамейка. Даже маленький столик с ржавым ножом для снятия чешуи.

Я нашел рыбацкую хижину, обветшалую и продубевшую от соли. Затерянную между скал, забытую и пустующую многие месяцы, если не годы. У нее был свой собственный небольшой участок пляжа, а океан бушевал в сотнях ярдов отсюда и не представлял опасности.

Моя.

Я опустился на треснувшую, но все еще крепкую деревянную скамью. Внезапно накатила дикая усталость. Я положил руку на стол и опустил на нее голову, вдыхая запах дерева и соли. Глаза тут же закрылись.

Когда засигналили часы, в единственное окно хижины струились первые рассветные лучи, золотыми брызгами просочившиеся сквозь щели в досках. Я сразу понял, где нахожусь, как будто приходил сюда многие годы.

Сокровище. Я нашел спрятанное сокровище.

Как и четыре года назад, когда я, спотыкаясь, выбрался из леса и увидел лицо Вайолет Макнамары в окне ее спальни.

Я разжевал несколько конфет и допил бутылку апельсинового сока. Когда почувствовал себя увереннее, размял затекшее от неудобной позы тело и схватил гитарный футляр.

Снаружи солнце только-только показалось из-за горизонта. Глаза защипало от слез – конечно, просто от холодного ветра, а не от захватывающего вида, как утренний свет разливается по океану. Уже не яростному, но спокойному. Безмятежному.

Перед своей хижиной я нашел плоский камень и сел лицом к воде. Вынул гитару из футляра и перекинул через плечо ремень. Пальцы правой руки тут же нашли свое место на ладах, а левая потянулась к струнам.

Солнце взошло, и я заиграл песню Вайолет. Мой голос – охрипший и надсадный, как старое дерево, – запел слова, годами запертые в моем сердце. Я запел громче, с большим чувством ударяя по струнам гитары. Питаемые тщетной, безнадежной тоской, слова взлетали все выше и выше…

Пока их не подхватывал ветер и не разрывал в клочья.

3

Первый день выпускного года. У меня впереди еще много таких первых дней: годы учебы в университете, затем в медицинской школе, но для старшей школы этот год последний. Шайло не переставала меня подкалывать, как глупо радоваться началу учебы, когда все оплакивали конец лета.

– Как обряд посвящения, – пробормотала я, надевая узкие джинсы и кофту с открытыми плечами.

Я оглядела себя в зеркале. Джинсы оказались чуть более облегающими, чем я привыкла, но в целом вполне приличными. Эвелин предупредила, чтобы я не одевалась так, будто слишком стараюсь.

– Ты сногсшибательна от природы, – усмехалась она, когда мы неделю назад ходили за покупками в торговый центр Кингз-Виллидж. – Тебе достаточно вильнуть задницей и всем будет плевать, что вообще на тебе надето.

В то утро я вертелась перед зеркалом в своей спальне и поджимала губы. Два года назад Эвелин Гонсалес и ее популярная компания даже не взглянули бы на меня. Но в прошлом году знакомая из футбольной команды потащила меня на пляжную вечеринку. Каким-то образом я оказалась в усеянном песком туалете, утешая плачущую Эвелин, которая только что рассталась с Ченсом Блейлоком. Они встречались полгода.

– Ты такая милая, – произнесла она, вытирая слезы. – Большинство девушек в школе пришли бы в восторг, увидев меня слабой и жалкой.

– Ты вовсе не такая, – мягко возразила я. – Ты же человек.

Что-то в этих словах, должно быть, тронуло школьную королеву, потому что она внезапно взяла меня под руку и представила своим друзьям. В том числе и Риверу Уитмору. У меня все еще не хватало духу пообщаться с ним, но тем летом при встрече мы каждый раз обменивались улыбками, а однажды он даже купил мне коктейль в «Бургер Барн». Правда, в тот день он угощал всех, но было приятно оказаться в числе его друзей. Такой ботаник, как я, и представить себе не могла подобное.