Клуб "Твайлайт". Часть 1 (СИ) - Ефремова Тата. Страница 16

— Зачем я это делаю? Почему я это делаю? Почему я всем всегда должна? — рассуждала Марина, прячась от ветра за стеной остановки. — Это в последний раз, в самый распоследний.

Таксист оказался молодым парнем, разговорчивым и любопытным, даже попытался от скуки пофлиртовать с поздней пассажиркой. Марина соврала, что отстала в Лесенках от группы друзей и едет к ним. Таксист предположил, что друзья у нее богатые, раз живут в элитном прибрежном поселке, излюбленном месте Мергелевской творческой элиты. И не только Мергелевской. Многие дома покупаются москвичами и питерцами, шоуменами, актерами, музыкантами, для летнего отдыха. Марина заволновалась: ее могли просто не пустить в элитный поселок без предварительной договоренности. Но будка охранника у шлагбаума, до которого довез ее болтливый шофер, попытавшийся напоследок взять телефончик, была пустой. В ней горел свет, с шипением и помехами орал телевизор. Марина пробежала мимо шлагбаума, поискав глазами камеры на столбах и деревьях, но в мельтешении веток ничего не увидела. Ветер стал стихать, а дождь припустил во всю. Мимо, пробивая фарами водную пелену, проехало несколько машин.

Поселок оказался большим. Поближе к трассе улицы разматывались однообразной лентой кирпичных коттеджей, но чем дальше Марина шла, тем изысканнее и разнообразнее становились дома и тем больше ландшафтных выкрутасов наблюдалось у построек. Если бы Боря не описал подробно, где искать нужный дом, она могла бы бродить по поселку всю ночь. Однако приметный забор, башенки и флюгер на крыше подсказали, что ей удалось не заплутать.

Еще сутки назад Марине трудно было представить, что можно промокнуть и даже продрогнуть посреди знойного лета. С волос текло, футболка липла к телу, размокшие тапочки соскальзывали. Повернув ручку калитки в заборе без домофона, с облегчением убедившись, что во дворе нет собаки, Марина подошла к двери коттеджа, нашла звонок и несколько раз нажала. Отступив назад, подняла голову: в нескольких окнах горел свет, на первом — в выступающем эркере возле входа, на втором — почти во всех. Марина позвонила еще раз, нервно прислушиваясь. Что делать, если хозяин не отзовется, испугается ночного визита или не позволит объяснить ситуацию, она просто не представляла.

Дверь открылась, выпустив тепло, свет и тихую музыку. Марина сощурилась, рассматривая сквозь капли на ресницах мужскую фигуру в дверях.

— Простите за беспокойство, — крикнула Марина. — Мне нужен Георгий Терентьевич Кардашев. Это срочно. Он не берет трубку, поэтому я…

Фигура в дверном проеме молчала. Марину тоже рассматривали. Она подошла ближе, смахнула с лица и глаз воду:

— Передайте, что я от Бориса Танникова.

Открывший оказался молодым парнем, лохматым, в мятой футболке и спортивных штанах, мешковато висящих по современной моде на самых бедрах под белой резинкой трусов. Парень отступил к лестнице, задрал голову:

— Дед! Тут к тебе!

Сверху неясно откликнулся мужской голос. Парень выслушал и проорал, с подозрением глядя на Марину:

— Девчонка какая-то! Вся мокрая! Говорит, срочно. Говорит, от дяди Бори. Пускать?.. Ладно.

Подросток показал жестом наверх. Марина вошла, с хлюпом сняла тапочки, неловко вытерла мокрые ноги о половичок. Парень кисло поджал губы. Он был светловолосым, курносым и пухлогубым, довольно симпатичным и живым на мимику. Марина дала бы ему лет семнадцать. Мальчишка пошел вперед по ступенькам, постучал в одну из дверей в уютном коридорчике, сунул голову в комнату и, совершенно не стесняясь гостьи, повторил:

— Дед. Какая-то барышня. Подозрительная. На регулярную дядьборину подружку не очень похожа. Точно пускать?

— Игнат! — в голосе, раздавшемся из комнаты, прозвучали нетерпеливые нотки.

— Ладно, — парнишка отступил, пропуская Марину, но встал у косяка так, что ей пришлось мимо него протискиваться.

В комнате пахло деревом, табаком и книгами. На секунду (так взволновали ее выхваченные из широкого пространства звуки и запахи: под босыми ногами скрипнули теплые доски, шторы поднялись под сквозняком и впустили влагу и шум дождя, «на-а-а-а том ка-а-а-амне…» сладко пропела пластинка на проигрывателе-чемоданчике) Марина растерялась и не сразу разглядела мужчину у окна. Он сидел в одном из кресел с потертыми подлокотниками под бьющейся на ветру шторой. Край шторы задел иглу, пластинка взвизгнула и зашипела. Мужчина протянул руку и щелкнул кнопкой на проигрывателе. Это был пожилой человек, худощавый и горбоносый, с седыми волосами, все еще густыми и пышными, несмотря на возраст. Кардашев поправил очки на носу, окинул Марину спокойным взглядом и строго обратился к мальчику:

— Игнат, наша гостья промокла. Прими меры.

Парнишка тяжело вздохнул и вышел. Слышно было, как он сбегает по лестнице. Примерно до половины.

— Вы Марина?

— Д-да.

— Боря мне о вас много рассказывал.

— Да? — Марина опять растерялась: они с Борисом виделись почти каждый день и подолгу болтали, но она и представить не могла, что массажист станет сообщать третьим лицам о таком незначительном факте, как дружба с соседкой по павильону.

— Итак, — терпеливо обратился Кардашев к Марине.

Та собралась с мыслями и начала рассказывать, а хозяин дома немедленно встал, попросил гостью присесть, толкнул незаметную дверь в ванную и принялся бросать в пластиковую коробку шприцы, бинты и упаковки лекарств из шкафчика над раковиной, при этом внимательно слушая и выкрикивая вопросы медицинского характера, на которые Марина, оставшись стоять, чтобы не дай бог не намочить гобеленовую кушетку, отвечала громким голосом со всей возможной точностью. Из немного бессвязных объяснений Бори она знала, что Кардашев еще до выхода на заслуженный отдых бросил медицину и стал заниматься чем-то другим.

Вернулся Игнат с полотенцем, от которого уже не было особого толку, потому что часть воды с Марины стекла на пол, а часть впиталась в джинсы, ставшие тяжелыми и тесными. Кардашев вышел из ванны с пластиковым чемоданчиком, бросил подростку:

— Как она поедет назад вся мокрая, представляешь себе? Футболку и штаны, живо.

Игнат так же тяжко, страдальчески, со свистом, вздохнул, подхватил крест-накрест край мятой футболки и принялся тянуть ее на голову, медленно обнажая крепенький торс.

— Отставить цирк! — рявкнул Кардашев. — Сбегал к себе в комнату — принёс все чистое. Быстро! Там дядя Боря ранен!

— Что, опять?!

— Игнат! — слышно было, что Георгий Терентьевич не на шутку рассердился.

Подросток покладисто, с очередным фарсом, сорвался с места, чуть не растянувшись на натёкшей с гостьи луже, и через минуту уже стоял перед Мариной со стопкой чистой одежды. Она быстро переоделась в ванной, сняв всё мокрое, и сразу же согрелась. Внук врача пожертвовал ей футболку с огненно-рыжим драконом через всю грудь и мягкие спортивные брюки на верёвочках. Выйдя из ванной, Марина еще раз окинула взглядом волшебную комнату, попытавшись запомнить все детали: подвесные светильники со стеклянными вставками на цепях, свисавшие с низких балок, и заплывшие воском, и с целыми свечами, этажерки с крошечными полочками, а в них грубоватые глиняные статуэтки, стопки книг на полу, японские маски на стене и глобус у кресла, не старинный, но прекрасно имитирующий пиратскую карту с изображениями чудовищ в испещренном меридианами «oceano orientalle».

В гараже Кардашев бросил чемоданчик на заднее сидение, а перед Мариной распахнул переднюю дверцу. Дождь был таким же сильным — ветер, как это часто бывает с «южаком», уступив место ливню, немного стих.

Кардашев, видимо, хорошо знал дорогу. Он казался спокойным, только пальцы на руле, выбивавшие тихую дробь, выдавали его тревогу. Что за отношения могли быть между степенным пожилым врачом и ветреным молодым массажистом? Родственные? Профессиональные? Словно услышав мысли Марины, Георгий Терентьевич произнес:

— Боря — сын моего старого друга, тоже врача. Не могу сказать, что одобряю образ жизни молодого разгильдяя, но Бориного отца уже нет в живых, а я еще здесь. Он не в первый раз попадает в… передряги. Помогаю, чем могу. Были также случаи в моей жизни, когда Борис меня здорово выручал. Вот так… Заедем в круглосуточную аптеку на трассе? У меня с собой не всё требуемое…Простите моего внука. Он ужасно избалован. Мальчик он не злой, но любит ломать комедию.