Зеркало наших печалей - Леметр Пьер. Страница 9

Момент просветления продлился, увы, недолго: вернувшись, она вытащила из ящика письмо от судьи Лепуатвена: он предлагал мадемуазель Бельмонт явиться 9 мая в 14:00 к нему в кабинет по делу, имеющему к ней непосредственное отношение.

Луиза запаниковала, нашла и перечитала документ, выданный полицией при выписке из больницы. В нем было засвидетельствовано, что дело закрыто и к ней не имеется никаких претензий. Вызов к судье терял всякий смысл.

Страх возобладал над разумом, у Луизы подкосились ноги, жестокий спазм перехватил горло, и она рухнула в кресло.

4

Габриэля снова затошнило, он сложился пополам, но желудок был пуст. Задымление стало таким сильным, что в метре уже ничего не было видно. «Неужели я умру в этих стенах?» Из груди вырвался хрип, дым подобрался совсем близко, лизнул по лицу, он резко отшатнулся и вдруг заметил, что дверь приоткрыта.

В помещение проник сквозняк, и сквозь слезы Габриэль разглядел, что у самого пола воздух стал прозрачнее. Он рванулся вперед, поскользнулся на луже собственной блевотины и выбрался в коридор, по которому бежала толпа. Его отталкивали, осыпали грубой бранью, но никто и не подумал остановиться.

Обессилевший, потерявший ориентацию во времени и пространстве, Габриэль никак не мог сообразить, куда идти, потом опознал дверь санчасти, постучал и вошел, не дожидаясь ответа. На пяти койках лежали пострадавшие в толчее.

– Ну и вид у вас… – буркнул майор, который и сам напоминал скорее призрак, чем человека.

– Меня случайно заперли на складе… В туннеле…

Голос выдал его ужас, и врач нахмурился.

– Меня туда втолкнули…

Доктор велел Габриэлю раздеться, осмотрел его, послушал стетоскопом.

– Что значит «втолкнули»?

Пациент промолчал, и врач понял: продолжения исповеди не будет.

– Вы астматик!

Диагноз он произнес торжествующим тоном, подтекст был совершенно ясен: подтверди Габриэль вывод медика, тот сразу внес бы его в список подлежащих комиссованию по состоянию здоровья.

– Нет.

Майор раздосадованно покачал головой и сосредоточился на своем стетоскопе:

– Все в порядке… все будет хорошо… теперь.

Габриэль надел вонючую рубашку и начал застегивать пуговицы дрожащими пальцами.

Выдержав паузу, медик кивнул, соглашаясь с решением пациента.

Угроза увольнения с военной службы миновала. Почему он принял такое решение, не будучи ни идейным борцом, ни – тем более – героем? Что за могущественный посыл заставил его отвергнуть «подарок судьбы», в который любой солдат вцепился бы, как голодный лев в антилопу? Он читал газеты, никогда не верил Гитлеру, Мюнхенские соглашения казались ему безумием, а дувший из Италии ветер наводил ужас. Габриэль не стал уклоняться от призыва, свято веря, что страна должна дать отпор извечному врагу. «Странная война» многих деморализовала, и Габриэль, что правда, то правда, не раз подумывал, не будет ли он полезнее родине, если вернется в Доль, в коллеж, и продолжит заниматься математикой, но жизнь распорядилась иначе, и он остался. Вторжение в Норвегию, напряженная обстановка на Балканах, «предупреждения» нацистов Швеции… Последние новости заставляли Габриэля думать, что его присутствие в войсках может оказаться небесполезным. По природе он был скорее боязлив, но редко отступал перед лицом опасности и даже находил извращенное удовлетворение, оказываясь в запредельно опасных ситуациях.

Военврач оставил его на два дня в санчасти, сказав, что «хочет понаблюдать», и Габриэль получил возможность обдумать случившееся.

Доктор по-прежнему не понимал, как молодой старший сержант оказался запертым на складе.

– Вам следовало бы подать рапорт начальству… – не слишком уверенно предложил он.

Габриэль даже слушать не стал.

– Такие истории плохо пахнут, сержант. В таком месте, как наш форт, все мы зависим друг от друга…

Доктор не отступился: в день выписки он передал Габриэлю, что его хочет видеть комендант форта Майенберг. Немедленно. Майор не был ни смущен, ни расстроен, разве что напряжен, как человек, полагающий, что исполнил долг, тогда как он всего лишь пошел на поводу у собственной навязчивой идеи. Габриэль хотел было разозлиться, но это ничего бы не изменило, и он смирился.

Ожидая приема, Габриэль размышлял о сложившейся ситуации, а войдя и отдав честь, приготовился стоять на своем, но это не понадобилось: врач написал рапорт.

– Вы преподавали математику, я прав?

Ответить Габриэль не успел – его назначили унтер-офицером интендантской службы.

– Младший лейтенант Дарас будет отсутствовать три месяца, вы назначены его замещать.

Габриэль не верил своему счастью: прощай, подземная жизнь в Майенберге, да здравствуют вольный ветер и свет! Теперь он сможет ездить в Тионвиль, возвращаться в форт и чувствовать себя свободным!

– Вы знаете, что должны делать. Подберите трех человек, с которыми будете комплектовать заказы интендантства и оплачивать их, отчитываясь мне за каждую операцию. Возникнет проблема – сразу докладывайте. Вопросы?

Габриэлю хотелось расцеловать командира, но он, конечно же, сдержался, взял приказ о назначении и отдал честь.

Интендантство снабжало Майенберг мясом, кофе, хлебом, ромом, сублимированными овощами и много чем еще, все это возили грузовиками или доставляли по железной дороге в товарных вагонах. Остальное продовольствие – ранние овощи, парную птицу, молочные продукты – покупалось в розницу, и с этого дня закупками, равно как и «оплатой наличными» ведал Габриэль, что позволяло иметь дело с поставщиками, не имевшими армейских подрядов. В последние несколько месяцев конкурирующие службы, рекомендованные старшим капралом Ландрадом, серьезно затруднили деятельность официальных поставщиков.

Габриэль почувствовал себя много лучше, ему нормально дышалось, и он первым делом отправился поблагодарить врача, тот в ответ только рукой махнул – мол, не о чем говорить… Жить Габриэлю предстояло на квартире рядом со складом, нужно было собрать вещи. Вот ведь счастье – днем он сможет дышать деревенским воздухом, а ночью будет смотреть на звезды.

– Надо же, унтер-офицер интендантства! – Рауль Ландрад восхищенно присвистнул.

Габриэль забрал вещи и, не простившись, пошел по коридору навстречу свободе.

Ему пришлось задержаться у связистов, чтобы предъявить приказ командира и получить пропуск. Через три месяца вернется штатный сотрудник, а он снова отправится в Майенберг. Думать об этом не хотелось, и он решил не переживать. Мало ли что еще может случиться… хорошего.

Широкую эспланаду до отказа забили машины, одни солдаты грузили на них бобины колючей проволоки, другие повзводно шагали мимо. Габриэль направился к интендантству, жадно, как выпущенный из тюрьмы узник, вдыхая воздух свободы.

В пять вечера он вселился в свою комнатушку – крошечную, но с окном, выходящим на лес за эспланадой, холодную, зато отдельную.

Он бросил вещмешок на пол и тут услышал шум из соседнего помещения, предназначенного его команде: кто-то ходил и разговаривал. Габриэль открыл дверь.

Ландрад, Шабрие и Амбресак раскладывали вещи.

– Эй, вы! – крикнул Габриэль.

Солдаты обернулись, изобразив удивление.

Рауль вышел вперед, улыбнулся:

– Мы подумали, что на новой должности тебе понадобятся опытные люди…

– Черта с два!

Рауль притворился оскорбленным:

– Ты отказываешься от помощи?!

Габриэль шагнул вперед, стиснув зубы, чтобы не прорвалась ярость, и процедил:

– Вы сейчас же уберетесь отсюда. Все трое.

Рауль опустил голову, долго шарил в кармане, достал платок в синюю полоску и медленно развернул. Габриэль похолодел. На ладони Ландрада лежала печатка с инициалами П. Д., похожая на ядовитое насекомое, та самая золотая печатка, пропавшая несколько месяцев назад у одного из солдат. Тогда из-за нее было много жарких споров.

– Дружок, мы видели, как ты прятал ее в мешок… – Рауль обернулся. – Правда, ребята?