Кровь брата твоего - Хэй Малколм. Страница 22
Поскольку еврейский народ отказывался принять христианство, Иннокентий видел в нем врага не только религии, но и того общественного порядка, который он стремился установить. «Он был убежден, что только папская власть может обеспечить совершенствование моральной и религиозной жизни в мире, и потому папа должен направлять жизнь людей при помощи церкви» (40, 6, 8). Для него было нестерпимо существование группки людей, столь непоколебимо враждебной идеалу мира, объединенного под его духовной эгидой. Но так как Бог в Своей непостижимой милости не велел уничтожать этих людей, Иннокентий считал, что его обязанность — ослабить их, насколько это в его силах. Торговые запреты, отверженность в обществе, изгнание со всех государственных постов служили основным и весьма действенным оружием в борьбе папы против евреев. Он был полон решимости обличить их перед всем миром, сделать объектом всеобщего презрения и повсеместной ненависти — «заклеймить их лица печатью позора». Эту политику унижения диктовали не эмоции — это была политика защиты христианского мира, в котором было столь трудно поддерживать единство, от людей, отказывающихся стать частью христианского сообщества и этим угрожавших его безопасности.
В 1215 году Четвертый латеранский собор под предводительством папы принял этот план. Четыре заседания были посвящены обсуждению еврейской проблемы. Участники (их было больше тысячи человек) начали с обсуждения сложного вопроса о лихоимстве; решение, к которому они пришли, состояло в осуждении злоупотреблений, но не самой практики ростовщичества. Евреям было запрещено требовать «тяжелый и неумеренный процент»; запрет этот относился и к христианам, о которых, однако, говорилось в более мягких выражениях: «властителям» рекомендовалось «не восставать за это на христиан, а скорее стараться удерживать от этого евреев».
Отношение собора к евреям было последовательно враждебным. На трех следующих заседаниях был принят целый ряд унизительных и дискриминационных постановлений. Евреям запрещалось появляться на люди в определенные дни, в особенности на Пасху. Им не разрешалось по воскресеньям облачаться в свои лучшие наряды. Тех, кто «дерзко богохульствует» (опасная своим всеобъемлющим характером формулировка), «светские власти должны были наказать подобающим образом». Евреи изгонялись со всех общественных должностей, а деньги, которые они заработали, должны были быть переданы христианам. Постановления были специально сформулированы так, чтобы распалить народ. Евреев следовало «опозорить» и удалить «с должностей, которые они бесстыдно присвоили».
Из всех постановлений Четвертого латеранского собора, принятых с целью изгнать евреев из общества и опозорить их в глазах христиан, наиболее действенным было постановление, обязывавшее евреев носить на одежде отличительный знак, подобно прокаженным или проституткам. «Совершенно очевидно, — деликатно замечает французский историк, — что наличие этого знака не преследовало цели побудить католиков искать общества евреев» (33, 47). Евреи не подчинились этому унижению без борьбы, и на первых порах далеко не везде удавалось заставить их носить отличительный знак. Однако самого факта подобного распоряжения церковного собора было достаточно, чтобы убедить людей, что евреи — народ изгоев, отмеченных Каиновой печатью.
Четвертый латеранский собор определил судьбу евреев на многие столетия; евреи продолжали скитаться по миру, лишенные всех прав, дома и безопасности; в любое время — в годину относительного спокойствия и в годину гонений — с ними обращались, как с существами низшего порядка.
Что? Приводите ваше Писание в оправдание ваших преступлений? Не проповедуйте мне то, что от меня и узнали. Некоторые евреи, как и все христиане, порочны, Но даже если племя, из которого происхожу я, Было целиком проклято за грех, Должно ли за их преступление судить меня?
Кристофер Марло *1, «Мальтийский еврей»
Вероятно, можно простить королей и прелатов за пренебрежение к папским посланиям, требующим воздерживаться от дурного обращения с евреями, которые в тех же посланиях неизменно характеризуются как люди «вероломные, упрямые, неблагодарные и заносчивые».
Определение «вероломный» постоянно сопутствовало слову «еврей». На протяжении столетий (вплоть до 1948 года) в официальную церковную литургию Страстной пятницы входила молитва за «вероломных евреев»: «Oremus et pro perfidis Judaeis…» («Помолимся же и за вероломных евреев»). В действительности слово «perfidia» было употреблено в литургии в значении «лишенный веры», «неверующий». Однако на протяжении веков оно употреблялось и понималось церковниками и их паствой в ином, уничижительном смысле — «вероломный». В конце 13 века христианам иногда предписывалось не молиться за евреев слишком горячо. Не удивительно, что при чтении этой молитвы в церкви миряне отказывались преклонять колена и до 1948 года ее произносили стоя. «Молясь за вероломных евреев, — объяснял католический теолог отец Констан, — верующие не становятся на колени, как они делают во время других молитв, потому что евреи оскорбили Спасителя вероломным и издевательским коленопреклонением»2. Более того, отец Констан заявлял, что «церковь всегда исходит из предпосылки, которую она считает несомненной, что всякий еврей склонен к предательству», и именно по этой причине «церковь не считает возможным… в наиболее торжественном месте литургии молить о милосердии к евреям, не прибавив к их имени справедливое определение: 'Огеmus et pro perfidis Judaeis'» (44, 239).
Это употребление слова «perfidia» в церковной литургии и неправильный перевод, придающий ему уничижительный смысл, еще более увековечивали ненависть в людских умах. Слово было не только неправильно переведено, но и истолковано церковью вопреки свидетельствам евангелий о том, что Христос был распят римскими воинами, а не евреями. В «Литургическом ежегоднике» Проспер Геранжер начинает свой комментарий к молитвам на Страстную пятницу следующими словами: «Церковь, не колеблясь, включает в литургию молитву за потомков убийц Иисуса» (81, 484). Итак, вопреки свидетельству Св. Иоанна-евангелиста, написавшего, что «это сделали» римские воины, христиане вплоть до 1948 года молились, с неохотой и не преклоняя колен, не за потомков римлян — итальянцев, а за «вероломных евреев».
Евреев обвиняли в «упорстве», потому что их не убеждали аргументы христиан и средневековые чудеса. С другой стороны, считалось, что Бог ослепил их и ожесточил их сердца, — действие, которое, по логике вещей, снимало с них всякую ответственность за это жестоковыйное упорство. Характерно, что в предыдущую эпоху в том же обвиняли и первых христиан. «Если христиане упорствовали, я приказывал казнить их, — писал Плиний *3 римскому императору, — ибо я не сомневался, что их упорство — лишь тупое упрямство, заслуживающее наказания». Когда в 1135 году Иннокентий II прибыл в Париж, еврейская община преподнесла ему Свиток Закона (Тору), облаченный в шелковое покрывало. Папа проявил к евреям интерес и благосклонность; он поблагодарил их и сказал, что «надеется, что Бог снимет пелену с их глаз». Ответ раввинов не сохранился, но они могли бы ответить тем же вопросом, который впоследствии задал Поль Клодель *4: «А вы, зрячие, на что употребили вы свет?»
Еще одно распространенное обвинение против евреев гласило, что они заносчивы и неблагодарны. В этих пороках римляне обвиняли своих рабов, а в новое время богатые бездельники — уволенную прислугу. Евреи «неблагодарны» потому, что не ценят дарованного им права на жизнь; они «заносчивы», потому что отказываются признать свою неполноценность, на которую их осудила церковь.
При чтении некоторых папских установлении и решений церковных соборов начинает казаться, что церковь ставила перед собой цель заставить христиан чувствовать презрение и даже ненависть к еврейскому народу. В этих документах евреи почти всегда характеризуются как извращенные, упрямые и порочные люди, осужденные на жалкое существование, а долг христианских властителей, как указывали церковные авторитеты, — следить за тем, чтобы божественный приговор исполнялся должным образом. В 1222 году английский епископ Оксфорда издал предписание, запрещающее христианам под страхом отлучения от церкви продавать евреям съестные продукты, но король отказался санкционировать это варварское предписание. Порой местные церковные соборы сами пытались защитить евреев от насилия. «Мы строжайше запрещаем, — заявили епископы в Type в 1236 году, — крестоносцу или какому-либо другому христианину покушаться на жизнь еврея, сечь его, посягать на его собственность, отнимать ее или наносить ему какой-либо другой ущерб».