Пророчество: Дитя Земли - Хэйдон Элизабет. Страница 91

Закончив, Рапсодия открыла глаза и посмотрела на Дитя Земли. Пока песня звучала, оно затихла, но как только Рапсодия замолчала, снова начало метаться на своей каменной постели. Казалось, песня привела его в страшное волнение. Рапсодия печально подняла голову и вдруг почувствовала, как на ее плечо опустилась тяжелая рука.

— Не грусти, герцогиня, — сказал он. — Песенка была очень даже ничего.

Праматерь тоже пришла в страшное волнение, Акмед чувствовал беспокойство в ее вибрациях.

— Может быть, еще что-нибудь вспомнишь? — спросил он у Рапсодии, которая тихонько что-то бормотала, пытаясь успокоить Дитя.

— Мать пела мне тысячи песен, — ответила она и погладила Дитя по дрожащей руке. — Я не имею ни малейшего понятия, о какой из них говорится в предсказании.

— А если ты неправильно его поняла? — предположил Акмед. — Возможно, речь идет не о твоей, а о его матери.

Рапсодии показалось, будто у нее в сознании прозвучал чистый ясный перезвон колокольчиков.

— Ну конечно! Ты прав, — волнуясь, сказала она. — Но как я смогу спеть песнь его матери, если я даже не знаю, кто она?

— У него не было матери, — твердо заявила дракианка. — Она создана из Живого Камня.

— В таком случае, может быть, дракон, который его создал?.. — предположила Рапсодия.

— Нет, — прервал ее Грунтор. — Это Земля. Земля — его мать.

— Конечно, — пробормотала Рапсодия. — Конечно.

— Ты же знаешь эту песню, герцогиня. Слышала тысячу раз, снова и снова, ведь слышала, правда? И пела, когда мы шагали под Землей. Можешь спеть ее сейчас?

Певица вздрогнула. Ей стоило огромного труда удержаться от слез при мысли о том страшном времени, когда они путешествовали по Корню, убежав с Серендаира. Рапсодия снова закрыла глаза и сосредоточилась, вспоминая, как она впервые прислушалась к гулу могучей вибрации, которая меняла свою мелодию, разгуливая по бесконечным подземным пещерам и переходам.

Глубокая, точно море, песнь окутывала все ее существо и отзывалась в сердце, нежная и мягкая, словно падающий снег, порой едва различимая. Скорее ощущение, а не звук, наполненное мудростью, волшебное и неповторимое. Мелодия текла медленно, едва заметно меняя тон, не пытаясь ни за кем угнаться. Поющая душа Земли. А на заднем плане постоянно стучало сердце мира, и его ритм помогал Рапсодии пережить минуты отчаяния, давал силы в беспросветной темноте земной утробы. Она снова услышала эту песнь, как слышала ее всякий раз, когда спала, положив голову на землю.

И тут Рапсодия все поняла. Чаще всего она спала, положив голову не на землю, а на грудь Грунтору, широкую и могучую, надежную, словно базальтовая скала. А сердце великана билось в унисон с мелодией песни Земли. Она звучала в его душе, успокаивая ее во время ночных кошмаров.

«Ты же знаешь, Ой забрал бы себе все твои кошмары, если бы только мог, твоя светлость».

Рапсодия протянула руку и прикоснулась к руке сержанта.

— Грунтор, — позвала она, — ты мне поможешь? Как тогда, с ранеными солдатами?

Легкая улыбка озарила удивленное лицо великана.

— Ясно дело, мисси, — ответил он. — Как насчет парочки куплетиков из колыбельной песенки болгов? Она называется «Когти мамаши».

— Нет, — ответила Рапсодия. — Ты мне нужен, чтобы отбивать ритм. Наклонись, мне нужно положить руку тебе на сердце.

Грунтор выполнил ее просьбу молча, лишь скрипнула кольчуга да зашуршал плащ. Рапсодия мягко провела рукой по его груди и вскоре почувствовала биение сердца — размеренные гулкие удары, к которым она привыкла, казалось, целую жизнь назад. Он был по-прежнему настроен на ритмичную песнь Земли.

Она закрыла глаза и очистила свое сознание от всех посторонних звуков, оставив только этот. Он пульсировал у нее в голове, отзываясь во всем теле. Рапсодия глубоко вздохнула и погрузилась в ощущение его присутствия, окутавшее ее, точно мягко вибрирующий плащ. Почувствовав покалывание в кончиках пальцев, она вытянула руку и прикоснулась к груди Спящего Дитя, а потом, осторожно миновав невесомое одеяло, положила пальцы ему на сердце. Ритм совпал, хотя Рапсодия почувствовала, что Дитя дрожит, и это ее несколько обеспокоило. Она наклонилась к ее уху, сжала губы и принялась тихонько напевать мелодию без слов.

Она сразу уловила верный ритм, и ее сознание тут же наполнили музыкальные образы из мистических страшных времен, глубокие басы гваддов, подземных жителей, прокладывающих путь в самом сердце мира, медленное, мелодичное гудение магмы под поверхностью, разрываемое время от времени редким шипением или хлопком, ровный голос Земной Оси и Корня, обвивающегося вокруг нее. Она слышала древнюю симфонию без слов, наполненную могуществом и вызывающую благоговение.

Она пела песнь Земли, стараясь изо всех сил, прислушиваясь к биению сердца Грунтора, лишь иногда меняя мелодию, едва заметно и осторожно, так, как это делала сама Земля. Словно издалека до нее донесся тихий вздох Акмеда, он давал ей понять, что они добились успеха и песня вы звала какие-то изменения.

Неожиданно она почувствовала, что дрожь в сердце Спящего Дитя утихла и оно задышало ровнее. Рапсодия поняла, что Дитя спит, глубоко и крепко, без тревожных снов. Точно такое же ощущение покоя снизошло и на нее, будто она тоже погрузилась в спокойный сон. Такой крепкий и глубокий, что тяжелое дыхание Грунтора и Праматери ей нисколько не мешало.

Ее привел в чувство только грохот, с которым они повалились на пол.

34

Открыв глаза, Рапсодия увидела, что Акмед склонился над Праматерью.

Дитя Земли спало, жемчужные капли пота, точно роса, усеивали его лоб, как будто оно наконец справилось с тяжелой болезнью. Оно лежало неподвижно и дышало легко.

Убедившись, что ему ничто не угрожает — по крайней мере, в настоящий момент, — Рапсодия подбежала к Грунтору, растянувшемуся на полу. Она помогла ему сесть и принялась осматривать, а великан вцепился обеими руками в голову.

— Что-то приближается, — пробормотал он. Глаза у не го остекленели, он с трудом дышал.

— Что, Грунтор? Что приближается?

Великан продолжал бормотать, он явно не понимал, где находится и что происходит.

— Он идет. Он остановился, но теперь снова идет. Что-то… что-то приближается. — Рапсодия чувствовала, как отчаянно бьется в груди огромное сердце, и его страх на чал передаваться ей.

— Грунтор, очнись, — прошептала она.

Она назвала его истинное имя, диковинное сочетание свистящих и гортанных звуков, а за ним произнесла имена, которые дала ему, когда они прошли сквозь Огонь в самом сердце Земли: Дитя песка и ясного неба, сын пещер и мрака земли, — пропела она. — Бенгард, фирболг. Старший сержант. Мой учитель, мой защитник. Господин Смертоносного оружия. Могучая Сила, Которой Следует Подчиняться Любой Ценой.

В глазах Грунтора появилось осмысленное выражение.

— Я в порядке, милая. — Он смущенно оттолкнул ее руку. — Дай Ою минутку, и он очухается. Помоги Праматери.

— С ней все хорошо, — сказал Акмед, который стоял по другую сторону от ложа Дитя Земли. Он помог старой женщине встать. — Что случилось?

Праматерь, казалось, достаточно твердо держалась на ногах, хотя и прижимала руку к горлу.

— Зеленая смерть, — прошептала она, использовав сразу три своих голоса. — Грязная смерть.

— Что вы имеете в виду, Праматерь? — мягко спросила Рапсодия.

— Не знаю. Это повторяется в его снах снова и снова. Я вдруг смогла разобрать слова. А теперь не в силах заставить голос замолчать. — Рука старой дракианки дрожала, Акмед взял ее в свои и сжал. — Твоя песня высвободила слова из ее сознания и передала мне. — Глаза Праматери взволнованно засверкали в темноте. — Я благодарна тебе, Дитя Неба. Теперь мне известно, что его мучает — хотя бы частично, — но я не понимаю смысла: «зеленая смерть, грязная смерть».

— Ему также снится, будто что-то приближается, — добавил Грунтор и взял платок, который протянула ему Рапсодия, чтобы вытереть пот со лба.