Элегия погибшей звезды - Хэйдон Элизабет. Страница 35

Лазарис, хранитель Терреанфора, стоял на пороге с тусклым фонарем в руках. Когда каменная дверь закрылась, отрезав их от света, Талквист заметил, что и без того бледное лицо священника стало еще бледнее.

— Доброе утро, Лазарис, — ласково поздоровался с ним Талквист. — Как тебя встретил новый день?

— Прекрасно, милорд, — прошептал священник. — А вас?

— Ну, это зависит от того, с какой стороны посмотреть, Лазарис. Как наш проект?

Лазарис с трудом сглотнул.

— Я… я нашел несколько новых мест для поиска, милорд.

— Великолепно! — вскричал Талквист, с трудом сдерживая ликование. Он знал, что для Лазариса задача отрезать кусочек живой земли была почти непосильна, — будучи священником, посвятившим свою жизнь этой стихии, он испытывал, наверное, то же самое, как если бы его попросили отрезать у собственной матери грудь. — Покажи мне.

Лазарис едва заметно поклонился и поднял повыше фонарь, освещавший вход в собор.

Терреанфор был самой древней из пяти базилик, посвященных стихиям, — практически такой же старой, как сама земля, — и единственной, находившейся в Сорболде. Он являлся самым известным из нескольких оставшихся на континенте хранилищ Живого Камня. Магия этого места ощущалась даже в воздухе — с той самой минуты, как Талквист ступил в прохладный, сырой коридор, ведущий внутрь Ночной горы, оставив за спиной горячий, сухой ветер пустыни, он почувствовал его могущество.

Он следовал за тенью священника по петляющим коридорам, которые помнил со времен своей службы здесь, темные стены вспыхивали розовыми, пурпурными и голубыми отблесками, когда на них падал свет. Живая земля, в отличие от своей обычной, темной сестры, была наполнена разноцветным сиянием.

Потолок коридора превратился в высокий свод у них над головами, когда они вошли в храм. Лазарис загодя погасил свой фонарь, ибо его свет — а горел в нем огонь, зажженный на золотом блюде самим солнцем, — разрешен был только в коридорах, ведущих к базилике. Сам же храм освещали лишь фосфоресцирующие камни, испускавшие холодное сияние в кромешной тьме недр горы.

Они миновали первый из огромных столбов, изображавших деревья, чьи кроны упирались в потолок, и оказались в главной апсиде, украшенной статуями животных в полный рост — львов и газелей, слонов и тирабури. Их вырезали из Живого Камня, и казалось, будто они дышат. Наверху, в ветвях каменных деревьев, сидели птицы из Живого Камня, и их перья сверкали яркими красками в тусклом холодном свете. Талквист подумал, что, глядя на них, без труда можно представить себе, как они поют.

Лазарис провел его через сад к тропе, вдоль которой несли караул статуи солдат высотой около десяти футов, стоящие на весьма громоздких, хоть и приземистых постаментах, всего их было около трех десятков. Каменные воины образовывали над тропой арку из своих мечей, черты их лиц свидетельствовали о том, что прообразами для их создания стали коренные жители этих мест, какими они были еще до прихода намерьенов. Люди, построившие и сохранившие Терреанфор, высекли прекрасные каменные памятники внутри собора, посадили в живую землю семена деревьев, перья птиц и кусочки шерсти животных, которые со временем выросли из нее, подчиняясь законам здешней магии.

Наконец Лазарис подвел будущего императора к темной нише, украшенной каменными цветами с лепестками в форме звездочек, и медленно показал на землю.

— Вот, — грустно проговорил он. — Я изучил весь собор и, хотя это причиняет мне невыносимую боль, думаю, что если вам нужно еще немного Живого Камня, мы можем взять один или два цветка. Их больше, чем всех остальных.

Талквист закашлялся, стараясь скрыть охватившее его веселье, затем обнял священника за плечи.

— Лазарис, ты ведь шутишь, верно? — Он дружелюбно сжал его плечо, а потом отстранил от себя, при этом его лицо стало очень серьезным. — Боюсь, ты меня не понял, друг мой.

Он повернулся и окинул взглядом каменный сад: деревья и кустарники, цветы и водяные лилии, вырезанные из Живого Камня, окутанные пульсирующим светом сияющих кристаллов.

— Когда я просил тебя добыть камень, которым я воспользовался, чтобы Весы склонились в мою пользу, и, таким образом, оборвалась династия Темной Земли, а я стал императором, мне требовался совсем небольшой осколок, потому что у меня было вот это. — Он засунул руку в складки своего одеяния и достал слегка вогнутый овал, сияющий фиолетовым светом. — Новое Начало — вот что означает диск у меня в руках. Его могущество даже древнее Живого Камня, по крайней мере так говорится в найденных мною манускриптах. Камень, что ты мне дал, и этот диск стали в моих руках предвестниками новой эры. Но это всего лишь начало, Лазарис. Для осуществления моих планов нужно гораздо больше, чем расположить древние Весы в мою пользу. Поверь, Лазарис, у меня поистине грандиозные идеи. Я хочу, став императором, править государством, достойным моей мечты. Я смотрю далеко вперед, Лазарис, на многие тысячи миль.

Его глаза сияли в темноте.

Старый священник начал дрожать.

— Я вас не понимаю, милорд.

— Ничего страшного, Лазарис, тебе и не нужно ничего понимать. Ты прекрасно выполнил свою миссию, когда много лет назад был в этой базилике моим наставником, а я твоим прилежным учеником. Давным-давно я пришел к тебе в надежде узнать, как можно использовать диск, который я нашел в песке на Побережье Скелетов. Ты не смог пролить свет на загадку, так меня занимавшую, но я не зря провел здесь те годы и отнюдь не зря тратил время, обучаясь у лесников, капитанов кораблей и священников филидов, потому что повсюду, где я искал ответы на свои вопросы, я узнавал вещи, благодаря которым когда-нибудь возникнет цельная картина, — словно я собирал кусочки головоломки, в один прекрасный день они непременно встанут на свои места. — Он улыбнулся, довольный своей аналогией, и поднял повыше фиолетовый диск. — А это, Лазарис, центральная фигура.

— Да, милорд, — смиренно проговорил священник, как он делал всякий раз, когда Талквист начинал рассуждать в подобной манере.

— А где драгоценный? — внезапно спросил Талквист.

Найлэш Моуса, Благословенный Сорболда, возглавлял церковь этой суровой страны, в которой следовали заветам патриархальной религии, а также являлся одним из пяти Первосвященников, ближайших сподвижников самого Патриарха. В обязанности же Лазариса входило следить за благополучием Терреанфора.

— Он… в Сепульварте, на встрече с Патриархом, и остальные Благословенные там же. Он вернется не раньше чем через шесть недель.

— А в Терреанфор прибудет, только когда наступят священные дни, в первый день лета следующего года, так ведь?

— Да, милорд, — прошептал Лазарис, внутри у которого все похолодело.

— Прекрасно.

Черные глаза Талквиста сверкнули в темноте. Он повернулся к саду спиной, не спеша подошел к каменным солдатам и, усмехнувшись своим мыслям, показал на ближайшего к себе воина, стоявшего последним в строю.

— Думаю, этот подойдет, Лазарис.

Старый священник вытаращил от удивления глаза.

— Солдат, милорд? — в ужасе спросил он.

— Да, я хочу его забрать.

— Какую… какую часть солдата?

— Целиком, Лазарис. Мне нужно очень много Живого Камня, и его тело как раз обеспечит меня необходимым количеством.

Священник начал задыхаться.

— Милорд… — прошептал он.

— Оставь свои возражения при себе — ты слишком сильно запутался и скомпрометировал себя, чтобы что-нибудь мне говорить. Я вернусь завтра утром, к этому времени ты должен снять статую и положить ее на алтарь Терреанфора. Воспользуйся помощью учеников, чтобы донести ее туда в целости и сохранности. И постарайся соблюдать осторожность — думаю, она весит две или три тонны. Закрепите веревки так, чтобы не повредить выступающие части. Я также намерен использовать камень, который служит сейчас пьедесталом. — Талквист похлопал по плечу Лазариса, тихонько плакавшего от безысходности. — Не расстраивайся, Лазарис. Рождение всегда сопровождается болью. А когда ты увидишь то, что родится, когда увидишь новый народ, ты поймешь, что страдания того стоили.