Амбровое дерево (ЛП) - Оллред Кэтрин. Страница 28

– Может быть, мне стоит пойти с тобой? – моя мать направилась к двери.

– Нет.

Как бы мне сейчас не было неприятно это признавать, но где-то в глубине души я отчасти винила ее во всем, что происходило. Если бы она не настаивала на том, чтобы я вышла замуж за Хью, если бы она осталась вчера вечером и выслушала нас, вместо того чтобы спешить на свою дурацкую встречу, Ник, возможно, не вернулся бы домой так рано. Это было неразумно, я знаю, но ничто в то утро не было разумным.

Она остановилась.

– Аликс...

– Нет, – повторила я. – Со мной все будет в порядке.

Оттолкнувшись от стола, я встала, и пошатнулась, когда на меня накатила очередная волна головокружения.

Отец крепко сжал мою руку.

– Держись, – пробормотал он, его голос предназначался только для моих ушей. – Ради Ника ты должна быть сильной. Он в плохом состоянии, милая.

Я закрыла глаза, выпрямилась, сделала глубокий вдох и кивнула. Для Ника я могла сделать все, что угодно.

– Я готова.

Тюрьма в Морганвилле была крошечной – четыре грязные, сырые камеры, пристроенные к задней части здания мэрии, где располагался полицейский участок. Они служили, главным образом, камерами предварительного заключения до тех пор, пока заключенного не перевозили в большую тюрьму в Джонсборо, где располагались Окружной и Федеральный суды. Я молилась, чтобы мне не пришлось видеть Ника в одной из этих камер, и, очевидно, на этот раз Бог меня услышал. Они привели его в небольшой конференц-зал, где за дверью стоял на страже дородный помощник шерифа.

Ник сидел, ссутулившись, за длинным столом, упершись локтями в столешницу и спрятав лицо в ладонях. Наручники, застегнутые на его правом запястье, крепились вокруг ножки стола, давая ему достаточно места, чтобы свободно двигаться, но не позволяя отойти от стола больше, чем на фут. Боль, которая росла внутри меня, поселилась в горле и груди, расширяясь, пока я не задохнулась, когда тихо закрыла за собой дверь.

Прошла секунда, прежде чем он поднял голову и посмотрел на меня, и еще одна, прежде чем в его глазах появилось узнавание. За одну ночь Ник постарел на десять лет, его лицо было искажено горем и усталой покорностью, а прекрасные глаза налились кровью и наполнились безнадежностью, которая терзала меня.

Он медленно встал, и я, не сознавая, что двигаюсь, обнаружила, что держусь за него, а он левой рукой крепко прижимает меня к своему телу. Никто из нас не произнес ни слова, мы просто обнялись, пытаясь утешить друг друга единственным доступным нам способом, даже если это простое человеческое прикосновение.

– Они не должны были позволять тебе приходить, – задыхаясь, проговорил Ник дрожащим голосом. – Но, боже, я так рад, что они это сделали. Я так боялся, что больше не увижу тебя.

– Все не так уж плохо, – прошептала я. – Ты можешь писать мне, и я тебе отвечу. Через четыре года ты придешь из армии и сможешь вернуться домой. Я подожду, Ник. Столько, сколько потребуется. Я люблю тебя.

Он покачал головой и мягко оттолкнул меня.

– Ты не понимаешь, Аликс. Я не могу вернуться сюда. В течение длительного времени. Если я это сделаю, они могут бросить меня в тюрьму.

– Тогда я приду к тебе, где бы ты ни был.

– Нет, – Ник поднес руку к моей щеке. – Я тебе этого не позволю. Здесь твоя семья, твои корни. Ты не можешь разрушить свою жизнь ради меня.

– У меня нет жизни без тебя.

Я была в отчаянии, обезумев от страха, когда поняла, что он делает.

– У тебя она есть, – Ник глубоко вздохнул. – Как бы мне ни хотелось верить и мечтать об этом, было глупо думать, что люди примут наше совместное существование. А теперь все будет еще хуже. Я не просто мусор, я – убийца, и они всегда будут видеть меня таким. Я не могу так поступить с тобой. Ты должна забыть обо мне, малышка.

– Ты сможешь забыть меня?

Его глаза блестели от слез.

– Нет. Нет, даже если я доживу до ста лет.

– Тогда не проси меня делать то, что ты не можешь.

Ник снова прижал меня к себе и зарылся лицом в мои волосы.

– Сделай это для меня, Аликс. Я хочу знать, что ты будешь счастлива, если у меня будет хоть какой-то шанс пройти через это. Обещай мне. Пожалуйста.

– Я тебе это обещаю. Я буду любить тебя до самой смерти, даже, если мне придется жить без тебя. И если через пятьдесят лет ты вернешься домой, Ник Андерсон… Ты меня слышишь? Я буду тебя ждать.

Он вытер слезы, струившиеся по моим щекам, и заставил себя улыбнуться.

– Это не церковный пикник, дорогая. На этот раз ты не сможешь меня спасти.

– Ты знал?

– Я знал.

Позади нас открылась дверь, и вошел шериф, переводя взгляд с меня на Ника.

– Вербовщик уже здесь и готов к работе, Ник.

Пока шериф расстегивал наручники, Ник не сводил глаз с моего лица.

– Оставайся здесь, пока я не уйду.

Я кивнула, понимая, что ему будет только тяжелее, если я буду смотреть, как он уходит.

– Я люблю тебя. – Я произнесла эти слова одними губами, когда шериф взял его за руку и повел к двери.

Внезапно Ник остановился.

– Подождите. Еще одну секунду, пожалуйста.

Шериф взглянул на меня и кивнул. К моему удивлению, Ник сунул руку под рубашку и вытащил кулон в виде половины сердца. Не сводя с меня пристального взгляда, он надел мне на шею цепочку.

– Никто не должен идти по жизни только с половиной сердца, – прошептал он.

Я не уверена, что сказала это вслух, но он увидел понимание в моих глазах. С последней, душераздирающей улыбкой Ник ушел, и мне показалось, что моя жизнь закончилась. Возможно, он никогда не произносил этих слов, но этим последним жестом Ник вернул мне мое сердце, давая понять, что без меня у него его не будет, и эта мысль почти уничтожила меня.

Тогда я еще не знала, через что прошел Судья, чтобы дать Нику этот шанс, и, наверное, было хорошо, что я этого не знала. Видите ли, Судья все еще имел большое влияние на наших сотрудников правоохранительных органов, и он оказал большое давление и подергал за многие ниточки, чтобы Ник не попал в тюрьму. Если бы я знала об этом, то, наверное, возненавидела бы его и обвинила бы в том, что он забрал у меня Ника.

Сжимая кулон в одной руке, я погрузилась во тьму, которая накрыла меня, и на какое-то время мне не нужно было думать, не нужно было чувствовать.

Они отвезли меня домой и уложили в постель, мама и тетушки порхали вокруг меня, как красивые, бесполезные бабочки. Они вытирали мне лоб холодной тканью, когда мысль о том, что я никогда больше не увижу Ника, вызвала у меня тошноту, и приносили миски с супом, которые стояли на ночном столике нетронутыми, пока сверху не образовывалась пленка. Они смотрели на меня встревоженными глазами и уговаривали заснуть, но сон не шел. Я лежала без сна в течение долгих часов пятницы и субботы, глядя в никуда. Все моменты последних нескольких недель с Ником прокручивались в моем сознании, как видеокассета, включенная на повтор.

Наконец, поздно вечером, в воскресенье, я выскользнула из дома, слабая, как новорожденный котенок, и, на дрожащих ногах, направилась к сараю. Оказавшись в комнате Ника, я завернулась в его рубашку и свернулась калачиком на кровати, которая все еще хранила мужской запах, и наконец, смогла заснуть. Это был глубокий сон без сновидений, вызванный эмоциональным истощением, и, хотя часть меня осознавала, что кто-то приходит и уходит, я окончательно проснулась только в понедельник вечером.

Когда я открыла глаза, то увидела, что тетя Джейн сидит в кресле-качалке, откинув голову на спинку и наблюдая за мной. Она выглядела такой же усталой, как и я.

– Как ты думаешь, Ник хотел бы видеть тебя такой? – тихо спросила она.

– Он уехал и больше никогда не вернется, тетя Джейн.

Она выпрямилась и выгнула спину, пока та не хрустнула.

– Значит, ты собираешься свернуться калачиком и умереть? Проснись, Аликс. Жизнь не добра, и мы редко получаем от нее то, что хотим. Мы делаем все, что в наших силах, и постоянно ставим одну ногу перед другой. Может быть, у тебя и нет Ника, но у тебя есть много других людей, которые любят тебя и беспокоятся о тебе. Пришло время тебе подумать о них.