Силиконовый маг - Хэмбли Барбара. Страница 17

Сам Керис не слишком хорошо видел в темноте, но кое-что он различал довольно неплохо. Сейчас послушник был спокоен — даже если он будет тут издавать какие-то шумы, то их никто не услышит из-за пронзительно воющего ветра.

И Керис принялся осматривать тут все, что можно только было осмотреть.

В свое время об этом чудесном столе ему рассказывала еще бабушка. Помнится, Керис сидел у бабушки на коленях, и та рассказывала ему, чтобы занять ребенка. И теперь чуткие пальцы Кериса ощупывали каждый выступ, каждую резную завитушку, ища разные потайные пружинки и кнопочки. Ветер, казалось, завывал все с большей и большей яростью. В одном ящике Керис отыскал еще одно воспоминание — это была фарфоровая свирель. Помнится, в те далекие годы дед частенько наигрывал на ней. А потом… Став послушником, Керис уже ни разу не видел деда играющим на свирели.

В другом ящичке отыскалась пригоршня пуль. Даже не пуль, а… Нет, ошибки тут быть не могло… Такие же конические, упакованные в латунные стаканчики… Керис рывком вытащил пистолет и попробовал загнать один патрон в барабан. Нет, патрон оказался слишком велик, но у Кериса не осталось никакого сомнения, что это были заряды к пистолету примерно той же самой конструкции, что он сейчас держал в руках. Керис, сразу вспотев, сунул руку глубже в ящик. Так и есть — под бумагами отыскался и сам пистолет. В его барабане два отделения были пусты…

Керис со стуком положил оружие на стол. Его трясло от гнева, растерянности, ощущения внезапно возникшей пустоты в душе. Теперь все сходилось — годы назад Сураклин убил его деда, убил подло и безжалостно. Убил, как до этого он убил и императора Херальда. А потом он убил старика Тирле, добродушного здоровяка, иногда любившего беззлобно поворчать. Убил потому, что тот оказался на его пути… И сколько еще жертв было на совести Темного Волшебника? Это, наверное, никто никогда не узнает. И он вовсю использовал любовь Кериса к нему как к деду, манипулировал им как хотел. И он пытался использовать его энергию, чтобы убить Антрига — единственного человека, который мог справиться с ним…

Керис с такой силой сжал кулаки, что у него потемнело в глазах.

И Сураклин безнаказанно гуляет на свободе! Он все еще дурачит людям головы и вершит свои злые дела. А Керис ничего не может поделать, поскольку он по рукам и ногам связан клятвой на верность Совету…

И хотя за окнами по прежнему царила непроглядная тьма, Керис знал, что вскоре начнется очередная тренировка по фехтованию. Нужно было уходить отсюда. Вынув из сундука кусок белого полотна, Керис бережно завернул в него оба пистолета и патроны. Затем он кошкой выскочил из окна, через которое и влез сюда, не забыв при этом тщательно запереть ставни на все крючки. Он пошел от дома, чувствуя тяжесть пистолетов из другого мира…

Глава 5

Страшная буря, подобно которой никто и не помнил, длилась почти до середины следующего дня. Джоанна задумчиво глядела на буйство стихии из крохотного окна потайной комнаты, что находилась в покоях принцессы Пеллициды в северном крыле императорского дворца. Войти в комнату можно было только через вращавшуюся на невидимых петлях деревянную панель резного дерева, что находилась позади изголовья кровати Пеллы. Ночь обе девушки провели на костюмированном балу, что давал богатый торговец Кальве Дирхам в своем роскошном особняке. Джоанна и жена регента проговорили аж до четырех часов утра. Все это время они издалека наблюдали за Сердиком, который наивно полагал, что если он надел на лицо маску в виде ракушки с раскрытыми створками, то его невозможно узнать. Естественно, что подле него находился и Сураклин, чья маска изображала оскалившийся желтыми зубами череп. Сураклин продолжал завоевывать доверие принца — подсказывал ему в игре, которая развернулась в игровой комнате. Игра эта чем-то напоминала рулетку. Сураклин шептал на ухо принцу, на какое именно деление ему нужно ставить. Конечно, волшебнику нетрудно предугадать результат, чем тот и пользовался — золотые монеты тысячами стекались к Сердику, и тот все с большим обожанием поглядывал на своего благодетеля.

Потом Сердику неизменно везло при игре в карты, кости, потом опять в рулетку. Глядя на колесо рулетки, Джоанна вдруг вспомнила о рулетке, которая была в доме Гэри и которая тоже развлекала его гостей. «Теперь мне понятна любовь Сердика к волшебникам!», — буркнула Джоанна. Тут же она подумала, что в запрещении заниматься магией в империи Феррит есть зерно истины.

Потом Джоанна и Пелла принялись обсуждать возможные планы спасения Антрига. Обсуждали долго. И тут поднялся этот страшный ветер — сильный, холодный, как где-нибудь на Северном Полюсе. Джоанна предложила было поехать в дом Магистра Магуса, но Пеллицида решительно отвергла это предложение — слуги, как известно, народ чрезмерно любопытный. Они не успеют поздороваться с Магусом, как об их визите к Магистру уже станет известно при дворе. И принцесса предложила Джоанне свое гостеприимство.

— Насчет Фароса можешь не беспокоиться, — говорила она Джоанне, когда карета катилась по булыжной мостовой ко дворцу, — он находится в своем старом дворце! Мне говорили, что он даже выделил там своему возлюбленному Леннарту постоянные комнаты там!

— Мне кажется, — хохотнула Джоанна, — что Фарос даже не знает точно, где находятся твои комнаты!

Пелла все еще была в маске, но можно было догадаться, какое выражение приняло в этот момент ее лицо.

— Возможно! — нашла в себе силы сказать она.

Джоанна поняла, что сказала лишнее, и покраснела. Хорошо еще, что в кабине экипажа было темно. Какой бы медовый месяц с регентом Пеллицида не испытала, Джоанна не сомневалась, что Фарос обладал всеми повадками Джека-Потрошителя. Неудивительно, что Сураклин сразу догадался о несчастье принцессы и выбрал именно такой путь, чтобы попытаться завоевать ее доверие. Когда они проезжали через парк, справа выступили темные очертания дворца регента. Кое-где в его окнах горели огни. Обе девушки равнодушно посмотрели на дворец, но ни одна из них не вымолвила ни слова. Джоанна подумала, что регент, возможно, сидит сейчас в своем кабинете и читает умную книгу — типа сочинений маркиза де Сада. А может быть, он развлекается с кем-нибудь из своих друзей.

— Ах, если бы только все это действительно не имело ко мне никакого отношения! — нарушила тишину Пеллицида, — если бы я могла взять, и… Я не знаю… Просто закрыть глаза, а потом, проснувшись, узнать, что кто-то убил его… И я была бы избавлена от него, и на моей душе не лежал бы грех косвенного соучастия в его убийстве, — тут принцесса вздохнула и покачала головой. Белый парик с буклями тоже покачивался в такт движению кареты, — но вот дело в том, что мне известно, что он хороший правитель! Я видела, каким может быть хорошее правление — видела это дома. Вообще-то Сентервинг — страна не слишком большая, но дядя Тай старается, как может! Кстати, он всегда хорошо отзывался о правлении Фароса! Фарос, говорил он, отлично разбирается в торговле, в устройстве мануфактур, вообще знает массу такого, чем правители обычно не обременяют свои головы, больше полагаясь на умных советников. Может быть, поэтому он на мне и женился — ведь Сентервинг

— это сосредоточие крупных мануфактур и богатых банков. Но, выходит, быть хорошим управителем — это еще не означает быть при этом хорошим человеком!

— Я знаю это, — тихо сказала Джоанна, — вся загвоздка в том как раз и состоит, что он отменный администратор! Вот потому-то Сураклин и хочет избавиться от него, посадив на трон безвольного Сердика. Уж Сердик даст ему полную свободу рук в этой стране!

— Это звучит, может… немного напыщенно, — вздохнула Пелла, — но это только одна причина, по которой я хочу тебе помочь. Вообще-то очень модно говорить о добре и справедливости, но я всегда была воспитана в уважении к разумно применяемой власти и мудрому правлению. Так что для меня это многое значит, — девушка замолчала, поигрывая красивым веером. Ее короткие, совсем не женские пальцы вертели изделие из шелка и слоновой кости. Сейчас Пеллицида хотела смотреть на что угодно, но только не на Джоанну. Вдруг Джоанна увидела, что сейчас лицо принцессы вовсе не походит на лицо восемнадцатилетней девушки. Это было лицо умудренной годами женщины, скорее королевы. Но Пелла наконец заговорила опять, — так вот, ты говоришь, что периоды черной меланхолии и слабости вызываются этой машиной Сураклина… Один такой период произошел в тот момент, когда я неожиданно для себя самой отдалась ему… Честное слово, потом я была близка к самоубийству! Я ненавидела себя! Но не из-за чувства вины перед Фаросом, совсем нет! Просто в тот момент я поняла, что мое будущее, вероятнее всего, будет состоять в периодической смене любовников. И так пройдет вся моя жизнь… Все это такая грязь… Мне стало интересно, как много людей испытывали потом отвратительные чувства… Как много людей прошло сквозь это?