Проклятый лес (СИ) - Зволинская Ирина. Страница 29

Меня бросило в жар. Подкосились ноги. Бешено забилось сердце. Зашумело в ушах.

Предвкушение. Паника. Слабость.

Обморок с приветом в Эдинбургский лес был бы мне спасением, но в этот раз он не торопился наступать.

— Николас? — услышала я тихий голос госпожи Дианы, радуясь тому что нас прервали.

И не радуясь.

Холд не торопясь убрал от меня руки. Поправил подол моего платья. Встал во весь рост.

— Иди в дом, дорогая, — ничего не вкладывая в это обращение, заявил он. — И распорядись накрыть на стол.

Глава 14

Если бы я могла, я бы с радостью провалилась сквозь землю, а пока — темнота была единственным местом, где я могла укрыться от боли Дианы, ощутимой ярости Холда и собственного невыносимого стыда.

Закрыть глаза — и оказаться в кромешной тьме наедине с собой.

Ничего и никого вокруг.

Это страшно — не видеть. Но еще страшнее видеть, закрыв глаза. Видеть то, чего не может быть.

Лишенный всех красок мир. Серое небо, серая земля. Черно-белая Диана и господин Холд — пульсирующий кроваво-красный сгусток в форме человеческого тела.

Концентрированная чистая сила. Лава. Жаркая. Пугающая. Жадная. Она текла от него ко мне, окутывая меня багровым туманом.

«Увидела, наконец», — тихо хихикнул кто-то у меня в голове.

Я отступила назад, она рванула следом за мной нестерпимо яркой вспышкой.

Испуганно распахнула глаза, а потом сощурилась от такого же яркого света.

Госпожа Диана что-то говорила мужу. Он что-то отвечал.

Мир двоился. Цветной, серый, и снова цветной. И маршал — сила, льнущая ко мне, будто голодный кот.

— Прощу прощения, — сказала я чете Холд, сделала еще один шаг в сторону и сжала виски.

— Алиана? — насторожился маршал. Огонь в нем замер, недовольно вернулся к хозяину. — Тебе плохо?

— Нет. Да. Мне нужен Никки, — пробормотала я, подхватила подол и быстрым шагом направилась к корпусу младшего Холда, нисколько не волнуясь о том, как я в принципе туда попаду.

— Ты останешься на ночь? — услышала я тихий голос Дианы.

— Не вижу смысла, — равнодушный ответ мужчины.

Я руками зажала уши. Не хочу слышать, не хочу думать! Не хочу знать!

Свет. Тень. Красное марево за моей спиной. Господин Николас стремительно приближался, загоняя меня, словно зверя.

Я начала задыхаться. Из последних сил сорвалась на бег.

«Пожалуйста, не подходите ко мне!» — мысленно взмолила я Холда, чувствуя исходящую от него силу всем своим телом.

— Ана, стой! — окликнул меня мужчина, и в голосе его мне почудился страх и отчаянье.

«Бедный мальчик, — с издевкой сказали в моей голове, — столько приготовлений, столько сил. И всего один крошечный просчет. Ты».

Я запнулась и, чуть было, снова не свалилась. Вспомнила о двусмысленной помощи господина Холда и чудом удержала равновесие.

Еще одного такого лечения я не выдержу.

«Кто ты?» — спросила я свою личную шизофрению.

«Я? — удивился голос в моей голове. — Никто, — короткий смешок».

Меня затрясло от неконтролируемого ужаса.

«Никки!» — беззвучно закричала я, как будто он был единственным, кто мог бы укрыть меня. От безумия, от Холда-старшего и от всего мира.

Странного черно-белого мира, в котором я была самым темным пятном.

Подняла руку к глазам. Белая кожа, тонкие пальцы. И вместо крови — клубящаяся тьма.

Я всхлипнула, воздуха не хватало.

Камни под ногами. Конец серой дорожки. Газон. Угол здания.

— Тихо! — поймал меня Николас-младший и прижал к себе. — Я рядом, — успокаивающе погладил по голове.

Горячий. Жарче отца.

— Ты такой же! — затрясло меня еще сильнее.

Никки обхватил мое лицо руками и приказал:

— Смотри мне в глаза!

Я попыталась сбросить его руки, он не давал.

Облизнула пересохшие губы. Огонь Никки с ревом полетел мне на встречу.

— Ну же, Ана! — крикнул он мне, и я не смогла ослушаться.

Сквозь красную пелену я увидела проступающие черты Холда-младшего, а затем и его глаза. Его зрачки увеличивались, и открывшаяся темнота странным образом успокаивала меня.

Я прерывисто вздохнула и расслабилась.

— Умница, — похвалил меня Никки и отпустил.

Отстранилась от подростка. Огляделась.

Странная истерика ушла. Зрение больше не играло со мной злых шуток. Обеспокоенный, но абсолютно нормальный господин Холд шел в нашу сторону.

«Перегрелась я, что ли?» — с недоумением посмотрела на мокрые от слез руки.

И почему защиты я искала у Никки?

Господин Николас почти подошел к нам, и ничто в нем не напоминало о недавнем инциденте, кроме мертвенно бледного лица.

Никки выставил руку и сказал отцу, останавливая за несколько шагов до нас:

— Всё в порядке, мы сейчас придем.

Холд бросил на меня быстрый взгляд. Острый, обжигающий, болезненный.

Никки взял меня за руку.

— Я уеду после обеда, — сказал мужчина. — Удели мне несколько минут.

— Тебя интересует мое мнение о новой военной кампании на юго-западе материка?

Господин маршал согласно кивнул.

— Вводи войска, — равнодушно заметил Никки. — Тем более, вы ведь уже назначили переброс основных сил на завтра.

— Я не уверен в необходимости гласности.

— Так ведь это южане развязали этнический конфликт, что нам оставалось? — холодно улыбнулся Николас-младший. — И ведь что творили, стреляли по детским садам.

— Бедные, бедные перепуганные дети, — протянул господин Николас.

Никки тихо засмеялся, а мне стало страшно от этого смеха. Не доброго, отнюдь не мальчишеского.

«Кто же ты, черт возьми? — впилась глазами в его лицо. — Одинокий ребенок, умеющий исцелять одним прикосновением или бездушная машина, способная просчитывать противника на несколько шагов вперед?»

— Империя никогда не откажет в помощи валийцам, — широко улыбнулся господин Николас. — Где бы они не проживали.

Я аккуратно забрала руку и спросила:

— В детей стреляли? Кто-то погиб?

Холд младший удивленно посмотрел на пустую ладонь. Побледнел.

— Нет, Алиана, — ответил за сына маршал. — Мы ведь уже вмешались в этот конфликт.

«А был ли конфликт?» — похолодела я.

Так ли сложно развязать войну, если она нужна одной из сторон?

— Так вот как делаются новости? — вопросительно посмотрела на господина Николаса.

— Правильные новости, Ана, — поправил меня мужчина и, будто сам того не замечая, шагнул ко мне.

Я отшатнулась, он закаменел. Коротко поклонился, развернулся и, прежде чем уйти, бросил:

— Догоняйте.

— Я сделал что-то не так? — робко спросил меня Никки. — Почему ты забрала ладонь?

«Господи, он даже не понимает, насколько страшные вещи говорит!» — с ужасом догадалась я.

Маленький гений, ум которого не ограничен никакими рамками.

Ум, беззастенчиво используемый его отцом.

— Никки…

Я вздохнула, собираясь с мыслями. Как объяснить, что такое сострадание и сопереживание тому, кто был лишен даже материнской ласки?

— Ничего, — взяла его за руку. — Тебе показалось.

Он расцвел, расправил плечи, улыбнулся.

— Тогда, пойдем обедать?

— Пойдем, — согласилась я.

Господин Николас шел впереди. Чем короче становилось расстояние между нами, тем сильнее я нервничала. Казалось, еще чуть-чуть, и красное марево вновь вырвется из него, чтобы поглотить или… обнять меня?

— Скажи, Никки, если человек видит и слышит то, чего не существует, его можно вылечить? — посмотрела на подростка.

Он задумчиво нахмурился.

— Зачем? — ответил Никки в своей излюбленной манере.

— Чтобы опять стать нормальным?

— Что есть норма? — пожал он плечами.

— Действительно, — посмотрела на зажатую в руке Никки ладонь. Наши пальцы снова были переплетены. Каждый шаг усиливал ощущения от этого прикосновения, и такую прогулку, безусловно, нельзя было назвать нормальной.

— Существование чего-либо всегда оценочно, — равнодушно заметил подросток. — Есть небо, есть земля, есть я и ты. А теперь убери из этого уравнения себя. Кто подтвердит, что я всё еще существую? Может быть, без тебя и небо, и земля — всего лишь галлюцинации умирающего в одиночестве разума?