ЛВ 2 (СИ) - Звездная Елена. Страница 26
Улыбнулась я.
Усмехнулась чаща…
Остался аспидушка во все тех же путах, только теперь лоза была обожженная, а потому крепче стала, надежнее даже.
И на этом демонстрацию силы прекратив, я приказала Лесе отпустить пленника и исчезнуть. Исчезнуть, это потому, что не умела чаща моя после пакости вид сурьезный принимать, и лыбилась издевательски, а у аспида, может, гордость.
Про гордость угадала — стоял теперь весь как туча грозовая, да смотрел на меня так, что я себя Гыркулой обмолвившимся о портках почувствовала.
— Предупредила ведь, — сказала примирительно, — я тебе не женщина, аспидушка, я хозяйка Заповедного леса, то есть я — это лес. Считай — я дерево. За деревом от непогоды укрыться не постыдно ведь, согласись.
Не согласился, но на шаг отступил. Да так что вроде и чуть за мной, а все же практически вровень.
— Ассспидушшшка, — прошипела я.
Поскрежетал зубами, но еще на шаг назад отступил. И вовремя, а то уже вампиры с волкодлаками как-то тоже опасаться перестали и решили подойти поближе.
— Двадцать шагов назад! — приказала я, голос повысив.
Кровопийцам и мясоедам пришлось послушаться, моровики весело остались на месте — им то что, им ничего не сделается.
А затем аспид достал два артефакта-ловушки, да и бросил их в октагон, на максимальном расстоянии друг от друга, так чтобы попали они по краям центрального прямоугольника, но не выходили за линию удаленных кристаллов.
И задымились оба артефакта.
Я сжала клюку напряженно вглядываясь, аспид, кажись, нарушил запрет и приблизился вплотную ко мне, но хоть стоял позади, и то хлеб.
А потом случилось то, чего ожидала я, но никак не ждал аспид.
Лесные ведуньи не простая нечисть, и нежить из них вышла тоже не простая, а потому из левого артефакта змеей-молнией метнулся побег тернистый прямо к горлу аспида, да ведунья в удар всю силу вложила, так что прорвал побег контур октагона и жертву бы свою настиг… но я на пути стояла.
Вскинула клюку, и отбросило лиану ядовитую терновую обратно в контур.
Вторая ведунья атаковать аспида не стала, поняла, что не противник она мне, от того не до аспида — до Гыркулы попыталась достать…
— Шаиссен! — прошептала я.
И осыпался побег пеплом безжизненным. Взмах клюкой и пепел смело в контур октагона.
— Я бы справился, — вдруг сказал аспид.
— Едва ли, — ответила, напряженно глядя на оба артефакта, которые дымились, но замерли, явно обдумывая следующий шаг, — ты пойми, аспидушка, мне не сложно им противостоять, потому что это мой лес, моя территория. Я здесь непобедима. А тебе силы беречь нужно, ведь по ночи опять в бой пойдешь, я правильно понимаю?
Помолчал аспид, да и ответил сдавленно:
— Правильно.
Улыбнулась я невольно, да и прошептала:
— Спасибо.
— За что? — мрачно вопросил союзник мой военный.
— За то, что понимаешь и гордыню свою в узде держишь. Я это ценю. Очень. Спасибо.
Хмыкнул аспид, говорить ничего не стал, оно и не требовалось.
Между тем, дым из левого артефакта валить перестал, показался побег, да весь черный, гнилой, больной, а из него как из семени восстала лесная ведунья. И содрогнулась я невольно, чуть шага назад не сделала, да отступать было некуда, позади меня вплотную уж аспид стоял, так что вид я приняла уверенный да гордый, а самой жутко было до крику истошного.
Мертвая лесная ведунья.
Вместо глаз человеческих — глаза ворона.
Кожа потемневшая, где зеленым мхом покрыта, а где черной потрескавшейся кожей. Впалый рот, да в ухмылке жуткой, хуже звериного оскала скалится, а в остальном… ну парик и плащ у меня пострашнее были, не зря в них столько сил да смекалки вложила. Даже гордость взяла за свое рукоделие.
Но хватило моего воодушевления ненадолго — я ж не только ведунья, я и ведьма еще. А от того больше увидела, чем хотелось бы — над этой нежитью висела черной тучей несправедливость, да мрачным туманом — предательство. И замерла я, в ведунью вглядываясь, а у самой дыхание перехватило, слезы глаза жгли.
И то едва не стоило мне жизни — протянула руку костистую ведунья, да сжала воздух у горла моего так, что не продохнуть уж вовсе не от жалости было. Да тут в дело аспид вмешался — обхватил рукой за талию, к себе рывком прижимая, да ударил пламенем, чистым потоком, прямо в октагон… а пламя то я перехватила.
На какой-то миг показалось — время остановилось.
Но затем прошептал аспид заклинание, вспыхнули контуры октагона, изолируя нас от ведуний и ведуний от нас, а меня Аедан резко к себе развернул, да и прорычал, глазами змеиными синими сверкая:
— Ты что творишь, ведьма?
Я бы ответила, может, но хватило меня лишь на тихое:
— Ключевое слово «ведьма».
И отпустил меня аспид, только глядел неодобрительно… Так неодобрительно, что казалось его воля — выпорол бы в назидание. Но тут я хозяйка, в этом лесу мне никто не указ.
Медленно я к самой грани октагона подошла — за силовым барьером бесновалась-бесилась нежить поганая… это вторая ведунья из артефакта выбралась. А первая стояла, все пытаясь снова до меня добраться путем захвата контроля над воздухом, но поздно — я уж себя в руки взяла, настороже была.
И вот дилемма новая — будь я ведуньей лесной, уничтожила бы обеих не глядя, но и ведьма я. И как ведьма видела отчетливо — одна ведунья черна была изнутри, словно гниль проела, и зависть в ней была при жизни, и злость, и голод тщеславия неутоленный, а вторая…
Та что слева была, была и иной. И стояла я, в нее вглядываясь, да искала… Чего искала-то?
«Веся, не так что-то?» — леший мой переживал-тревожился.
«Не так, — ответила я, да и показала ему обеих ведуний».
Недолго молчал леший, а потом произнес:
«Моей бывшей хозяйки нет».
Сама уж поняла, та повыше была, и хоть мельком ее видела, а узнала бы. Тут же…
«Лешинька, та что слева, девчонка ж совсем», — откуда мне то было ведомо я не знала, но мы, ведьмы, такие, мы многое ведаем незнамо как.
Через мгновение леший был рядом.
Встал, на аспида поглядел неодобрительно, так что тот даже отступил на шаг, опосля на меня еще более неодобрительно… я подумала, и отступила на шаг, вслед за аспидом. Просто лешинька он в гневе страшен, а аспидушка он и так страшен — минус на минус… пусть сами и разбираются.
— Веся, не смей! — проскрежетал леший, разрушая всю мою спешно придуманную стратегию.
— Не смей что? — не понял аспид.
Я постояла, прядь волос за ушко заправила, да и решила:
— А вам двоим определенно есть о чем поговорить. Аспидушка, портки мои у лешего есть. Есть-есть, правду говорю. Лешинька, а это аспидушка меня сегодня из лесу сманил, да под удар подставил.
И вот таким вот нехитрым образом доведя обоих до испепеления друг друга взглядами мрачными и настроения препаршивого, я аккуратненько лешиньку обошла, да обратно к краю октагона вернулась.
Я думала.
Быстро, решительно, соотнося свои силы и силы своего леса.
Девчонку можно было спасти.
Ведунью в ней нет, и магической силы у нее более не будет, но саму девчонку, а она меня едва ли старше, скорей одногодка практически, я по фону ее ауры судить могла, спасти можно было.
Сжала я клюку, вдох сделала всей грудью, да и…
— Веся! — заорал леший.
— Веся, стой! — вторил ему аспид.
Шаг на выдохе и то, что по всем законам магии было изолировано как от вторжения, так и от исторжения, пропустило меня, ласково коснувшись тела теплой, словно печное тепло, магией.
Дальнейшие мои действия были продуманы лишь частично:
— Смерть! — всего одно слово, но взмах клюки опрокидывает ведунью справа наземь, из земли прорываются побеги, оплетая хрипящую и орущую нежить, побеги впиваются в ее тело корнями, грибные споры покрывают тело и крик обрывается.
Любая смерть в лесу на пользу идет. Особливо если лес тот Заповедный, а хозяйка его приказ отдала. И мне не требовалось даже взгляда, чтобы ощутить окончательное разложение нежити — я просто это ощущала. Как ведунья. Как та, что чувствует лес, словно часть самой себя.