Ты умрешь следующей - Лама Диана. Страница 21

— Какая ужасная история! И к тому же этот дом… сегодня ночью мне вряд ли удастся заснуть, и это все по вашей вине! — сказала Мария-Луиза. Она вошла так тихо, что Джованна, увлеченная рассказом, ее не заметила. Аманда сидела спиной к двери и поэтому тоже ее не видела. Мария-Луиза прижимала к груди дрожащие руки и смотрела на нее с негодованием.

— Извини, но кто тебя просил подслушивать?

— Ты… ты… — впервые Мария-Луиза не могла найти слов. Джованна посмотрела на нее с довольным выражением лица, Мария-Луиза развернулась и побежала прочь. В другом зале она столкнулась с Тутти и Лючией. Их удаляющиеся голоса звучали еще какое-то время: пронзительный и резкий голос Марии-Луизы и более тихий то ли Тутти, то ли Лючии.

— Слава богу, что она ушла. И что дальше? Продолжай.

Аманда сжала руку в кулак, как-то неестественно сморщила лицо.

— Нет, извини меня, я уже не в состоянии продолжать. Может, Мария-Луиза была права, говоря, что у нас у обеих разыгралось воображение? Но это на самом деле случилось, правда, давно, и много людей погибло ужасной смертью, а мы сейчас развлекаемся… Это я во всем виновата, извини меня… — И прежде чем изумленная Джованна смогла открыть рот, Аманда поднялась и убежала.

Я знала, что ты скучаешь в одиночестве. Ты даже в школе была не в состоянии обходиться без компании. Тебе кто-то был нужен рядом, твои подруги, чтобы ты могла улыбаться в ответ на их улыбки и говорить, когда тебе это позволяли. Их присутствие казалось оправданием твоего существования.

Ты совсем не изменилась, Пьера, ты и сейчас страдаешь в одиночестве, ты чувствуешь себя бесполезной. Именно поэтому я принесла тебе Дэду.

Суббота, 18.00. Мария-Луиза

Тутти, бедолага, была доброжелательна, но отделаться от нее было все равно что отодрать с себя присосавшуюся пиявку.

— Ты и вправду не хочешь чая с ромашкой? — Нет, Мария-Луиза не хотела чая.

— Тогда кофе? Сигарету, прогуляться, плечо, к которому можно прислониться и излить душу?

— Нет, нет, нет, нет, спасибо!

Бесспорно, Тутти всегда была готова прийти на помощь, возможно, эта склонность объяснялась характером ее работы с женщинами, убитыми горем, отчаявшимися, которые приходили в ее адвокатскую контору, чтобы решить вопросы развода с мужьями, в брак с которыми они и не должны были бы вступать изначально.

С божьей помощью Марии-Луизе удалось избавиться от Тутти под предлогом, что ей срочно нужно забежать в туалет.

Она закрылась в ванной и ополоснула распухшее от слез лицо.

Посмотри, какие мешки под глазами, тушь на ресницах размазалась. Я совсем не такая, как Дэда, которая без всяких усилий может безупречно выглядеть. Да, я тоже могу добиваться хороших результатов и хорошо выглядеть, но чего мне это стоит!

Самая сложная вещь в том, чтобы казаться естественной, если знаешь, что ничем особенным ты не отличаешься, если все понимают, что ты убралась в доме до последней минуты перед приходом гостей, или что макияж, волосы и одежду приводила в порядок наспех, прежде чем выйти из машины, или что ты готовилась к беседам достаточно основательно, чтобы казаться хорошо информированной.

Дэда не такая, ей не составляло труда быть самим совершенством, она могла не обращать внимания на небольшие нюансы, поскольку все равно казалась во всем остальном безупречной. Шаль брошена на диван, не хватает еще одного столового прибора, один завядший цветок в вазе среди других, только что срезанных. Мария-Луиза не знала, что делать, ведь она работала над собой, бесилась от злости, во всем стараясь подражать Дэде.

Кстати, по поводу того, что она плохо выглядела. Мария-Луиза смотрелась в зеркало, думая, не слишком ли перестаралась, ведя себя так? Ведь, в общем-то, она не была столь впечатлительной, но та жуткая история и то удовольствие, с которым подруги ее перемалывали — все это показалось Марии-Луизе непристойным!

А может, побег Дэды так расшатал ее нервы?

В какой-то момент Мария-Луиза посчитала возможным спуститься вниз и взять что-нибудь выпить. Бокал мартини, белого вина или того приятного красного вина, что делают на юге Италии, в общем, все равно что. Но перспектива оказаться застигнутой врасплох с бокалом в руке ее не устраивала.

Чтобы как-то занять себя, она сменила сережки. У нее была пара изысканных сережек из платины с маленькими кристаллами «Сваровски» в форме капельки, совершенно новое украшение, способное произвести фурор.

Мария-Луиза спустилась вниз, держа в руках книгу, готовая отразить любые атаки Тутти.

И все это из-за эгоистки Дэды, бросившей ее здесь!

Если бы она знала, что подруга так поступит, они бы сбежали вместе.

Или Дэда специально так сделала?

А может, она сбежала именно от нее?

Давняя неуверенность комом подкатила к горлу, а к ней добавилось и еще одно неприятное ощущение, которое Мария-Луиза уже хорошо знала.

Ревность. Давняя и укоренившаяся ревность, вовсе не ослабевшая с годами.

Она никогда не испытывала подобной ревности по отношению к Армандо.

— Кого ты хочешь убить?

— Что? — вздрогнула она. И что это за дурацкая привычка у Лючии неслышно подходить со спины? У нее были маленькие ступни, как у девочки, и передвигалась она легко, несмотря на свою пышную грудь.

— У тебя был такой свирепый вид, что я не хотела бы оказаться на месте той, о ком ты думала. Это женщина? Правда?

— С чего это ты взяла? — равнодушно спросила Мария-Луиза.

Но Лючия была очень проницательна и хорошо чувствовала ситуацию.

— Дорогая моя, ни один мужчина не был бы способен разбудить подобные чувства в женщине.

— Ты говоришь, опираясь на свой личный опыт?

— Скажем, еще и на профессиональный. В связи с моим характером работы я на подобные вещи уже насмотрелась. Женщины убивают и мужчин, да, они убивают их из-за ненависти. Но если покопаться, то обнаружишь в их сердцах страдание, но по другой женщине.

— Лючия, я поражена. Ты говоришь так, будто бы презираешь женщин.

— Искренность за искренность. Немного это так. Я должна была бы родиться мужчиной. Не было бы никаких сложностей, все конкретно, просто, никаких ненужных переживаний, никакого лишнего груза. Поскреби хорошенько любую женщину и обнаружишь мужчину, с несколькими сотнями граммов мозгов побольше, но абсолютно ненужных.

— Иной раз ты просто комична. Я уже было хотела обидеться, но по отношению к тебе это невозможно. Даже когда ты начинаешь плеваться обвинениями, извини, что я так говорю.

— Издержки профессиональной деятельности, детка, судья — всегда судья. Мы почти как хирурги. То же безразличие к судьбе других, и то же чувство морального превосходства. Мы — божий дар для всех остальных в мире.

— Теперь я уверена, что ты сейчас шутишь, — сказала Мария-Луиза, вовсе не уверенная в этом. Слова Лючии звучали так горько, в глазах полыхал коварный огонь.

— Получается, я была права. Дэда нас надула.

— Похоже, — добавила Мария-Луиза, стиснув зубы. Ну же, вперед, вонзи нож поглубже, чтобы было больнее.

— Ты не должна сожалеть об этом. Такого ты не могла предвидеть. Дэде нужна свобода, в этом весь секрет, — голос Лючии зазвучал необычно понимающе, и у Марии-Луизы непонятно почему на глаза навернулись слезы, но она сдержалась.

— Почему? Она что-нибудь сказала тебе?

— Да нет, ничего она мне не сказала, как и тебе, впрочем. Но когда я на нее посмотрела повнимательней, я заметила, что Дэда была на грани нервного срыва. Она правильно сделала, что уехала, это место плохо на нее действовало.

— Ты хочешь сказать, что это из-за… ну, ты понимаешь, из-за того, что случилось тогда? Из-за Риты?

— Я не столь чувствительна, чтобы разбираться в мотивах страданий других. Но что-то ее беспокоило. Когда мы вернемся в город, спроси ее об этом и она тебе все расскажет.

— Ты в это действительно веришь? — Как отвратителен этот патетический тон надежды в ее голосе, но Мария-Луиза ничего не могла с этим поделать.