Барышня-певица, или наследство польской бабушки (СИ) - Князева Мари. Страница 39

Я замерла. До настоящего момента во мне жила надежда, что такой выбор делать не придётся. Но судьба недвусмысленно намекала мне на то, что - да, придётся. Я страшно разволновалась, мысли стали путаться, голова - кружиться. Наконец я жалобно пискнула:

- Прости, Гаяр, я не могу принять такое решение за одну минуту.

- Хорошо. Подумай до завтра. Сможешь утром передать мне свой ответ через Еву?

- Да. Хорошо.

Утро - это прекрасно. Папа всегда говорил, что это лучшее время для принятия решений.

Мой новый потенциальный жених ниже ростом и полнее, чем Гаяр, но в целом выглядит приятно. У него смуглое лицо, чёрные, как смоль, волосы и внимательные карие глаза. На лице есть отпечаток ума и воспитания. Всё это я отмечаю лишь с одной целью. Мне нисколько не интересно, смог бы он составить моё счастье, если бы я не знала Гаяра, или нет. Мне этот человек вообще не интересен ни с какой точки зрения, кроме одной - я надеюсь, что он поймёт: мы не сможем быть вместе ни при каких обстоятельствах - и убедит в этом родителей. Чтобы не злить матушку и заранее не настраивать Мунира на неприятие, я веду себя спокойно и вежливо, хотя внутри бушует настоящая буря. На ужине, помимо родителей, Айши и Евы, присутствует мой брат Карим и сестра Раиля - и это придаёт мне уверенности в своих силах.

В этот раз я ловчее накладываю магду в тарелку молодого человека, но поедание её даётся ему с трудом - это заметно, несмотря на то, что он очень старается "держать лицо". Потихоньку отщипываю кусочек и пробую сама - совершенно несъедобно! Крупа сухая, твёрдая, пресная. Небрежно-большие куски сухофруктов выглядят отталкивающе и на вкус ощущаются не лучше. Что ж, возможно, это хоть немного оттолкнёт претендента на мою руку и поможет ему не испытывать сожаления по поводу несостоявшейся помолвки.

Матушка тоже не слишком разговорчива. Перед Гаяром и его родителями она буквально рассыпалась в дифирамбах, представляя меня как крайне выгодное приобретение, теперь же ведёт себя любезно - и не более того.

Неожиданно камень в мой огород бросает Карим:

- Лайла! Почему бы тебе не спеть для гостей? - говорит он без всякой дурной задней мысли, но я бы с радостью отвесила ему подзатыльник, хотя никогда в жизни не била младших.

Матушка тоже прожигает второго сына недовольным взглядом, но ему не возражает.

- О да, мы слышали о вашем необыкновенном таланте! - восклицает госпожа Мавхуб. Интересно, откуда! - Будем очень счастливы оценить его вживую!

Я вопросительно смотрю на матушку, и она еле заметно кивает. Вздыхаю, встаю из-за стола и выхожу на середину комнаты. Пою старинную балладу на своём языке. Не особенно стараюсь, но и не фальшивлю, конечно - этого мама мне не спустит. Однако к концу композиции замечаю слёзы в глазах госпожи Мавхуб. Мунир тоже смотрит на меня зачарованно, в его умном взгляде мерцает нечто вроде изумления, смешанного с острым восхищением и ещё чем-то неуловимым. Я не раз встречала такие взгляды в клубе, но там меня от их обладателей защищал Хасан...

- Прекрасно! Чудесно! Просто невероятно, моя дорогая! - растроганно воскликнула госпожа Мавхуб, даже похлопав в ладоши. - У вас настоящий дар!

- Спасибо, - скупо поблагодарила я и двинулась к своему месту, но тут господин Мавхуб-старший спросил:

- Не будете ли вы столь любезны, чтобы спеть нам ещё что-нибудь?

- Лайла сегодня не может много петь! - ответила за меня матушка. - С утра у неё болело горло, доктор сказал беречь связки.

Я глянула на неё с благодарностью и села за стол.

После ужина мы все переместились в гостиную. Служанка привезла тележку с кофейными приборами и воздушным печеньем. Я села на стул возле неё, чтобы поухаживать за гостями, и Мунир примостился рядом. Он забирал у меня каждую чашку с блюдцем, чтобы передать кому-то, и всякий раз притрагивался своими руками к моим. Его крупные пальцы оказались теплыми и сухими, но их прикосновения всё равно были мне неприятны.

Когда чашек на тележке не осталось, Мунир сделал глоток из своей и сказал мне тихо:

- У вас восхитительный голос, Лайла.

- Спасибо, - ответила я и сразу приложила чашку к губам, чтобы скрыть неловкость. Мне было тяжело с ним беседовать: я волновалась перед важным разговором и не испытывала к этому человеку никакой особенной симпатии.

- Слушать такой голос каждый день всю свою жизнь - это настоящее счастье, - продолжал Мунир, усугубляя неловкость.

Я вздохнула:

- Возможно, вы ошибаетесь и делаете чересчур поспешные выводы...

- Вряд ли. Я наслышан, Лайла, о том... как вы покоряете сердца мужчин своим талантом и прочими... достоинствами.

Я вспыхнула:

- В таком случае... не кажется ли вам достойным отойти в сторону, если...

- Не кажется! - перебил он меня всё так же негромко, но резко. - Что же достойного в поражении без сражения?

Я судорожно сглотнула, собираясь с силами:

- А если... вы узнаете, что моё сердце тоже... покорено..?

- Предположу, что, раз оно не каменное, то и мне под силу с ним сладить.

- Как самоуверенно!

- Простите, милая Лайла, но я не считаю уверенность в себе недостатком. А вы?

Я судорожно вдохнула. Какая ещё "милая"?! Он ужасен... Катастрофа..!

- Уверенность в себе - нет. А вот душевную глухоту...

- Дайте мне шанс! Вы даже не знаете меня, а уже отказываете в симпатии и общении...

- Но к чему всё это, если я люблю другого?

Он усмехнулся и чуть качнул головой, глянув в сторону матушки:

- Насколько я понимаю, ваша любовь в любом случае обречена.

- Я всё равно останусь ей верна!

- Ваше право! Разве мы не можем быть друзьями?

Фыркаю:

- Женатыми друзьями?

- Почему бы и нет? Всякое бывает... Но не думайте, дорогая Лайла, что вы полюбили раз и навсегда - это иллюзия влюблённого сердца. Ничто не мешает вам со временем полюбить и меня.

- Никогда! - гневно прошептала я. - Я никогда не полюблю вас!

Мунир снова холодно усмехнулся:

- По большому счёту, это не имеет значения. Вы покоритесь воле родителей, деваться вам некуда!

Его слова отдавались в моём сердце горечью и болью.

- А вы? Зачем ВАМ это? Разве вам не хотелось бы жениться по взаимной любви?!

- Всё это глупости и иллюзии, которые рано или поздно проходят.