Падение "ангелов" (СИ) - Кирнос Степан Витальевич. Страница 108

— Кто это!? — воскликнул Данте, смотря на перепылившегося Андронника, который сильно насторожился. — Опять ты? Пришёл меня обвинять!? Что тебе нужно!?

Данте печально-испуганным взглядом уставился на то место, где лежала его жена. Стоя на коленях он поднял руки к небу и закричал настолько сильно, что казалось будто в его вопле воссоединилось всё горе потерь от начала человеческой истории:

— Господи, почему всё так!? Почему всё так!? За что ты меня так караешь!? Я не хочу всего этого!

Данте ощутил присутствие какой психической силы, рождённой от него самого в тот момент, когда он осознал, что вина и горе за смерть жены лежат на нём, как он думает. Капитан погрузился в воспоминания. Он вспомнил первый поцелуй с Сериль, перед глазами встали образы прогулок, рождение дочери и последнюю поездку в Россию.

«— За то, что ты не любил её! — возопил голос в голове парня. — Ты недостаточно о ней заботился, ты — слабак!»

Снова память Данте наводнилась картинами прошлого, только это виды иного рода. Он вспомнил маленькие перепалки, недосказанности и даже ссору. Он помнит, что много раз обещал жене завязать с войнами и стать хорошим отцом для дочери, знает, что если бы взял их с собой, то они бы спаслись, или бы остался с ними, то в его силах возможно было бы защитить девушку.

— Не-е-ет! — проревел Данте.

«— Да-да», — зашептал голос, становящийся всё сильнее и материализующийся в пространстве из подсознания — и теперь перед Валероном предстало страшное существо, объятой шевелящейся смердящей тьмой, лицо искажено в страшной гримасе боли и ликования — перекошено по полам, а в глазах мерцают светло-зелёные огоньки смерти. «— По твоей вине».

Голос стал обличителем Данте, продолжая всё сильнее разжигать чувство вины и нестерпимой печали, проникает в самую сущность его души и разрывая её на части. Капитан почувствовал, что встал на дорогу вечного проклятия.

— Этого не может быть! — продолжает сопротивляться Валерон, он применяет все усилия души, чтобы подавить глас, но тот продолжает бесноваться и каждое осуждение словно удар по голове.

Данте, взирая сквозь пелену слёз на место, где лежала она, чувствует жуткое отвращение к самому себе, его сознание раскалывается на части под ударом рока и к смерти Сериль ещё прибавляет то, что он потерял и дочь.

Андронник, понимая в чём дело, загнал новую батарейку в мушкет и превозмогаю всю усталость, он поднял оружие, уставив его и уставив дуло в голову капитана, марая грязным металлом чёрные волосы.

— Решай, — сурово сказал киборг.

Он может покончить со всем — здесь и сейчас. Боль нервная может отступить, но это только иллюзия, ибо там, на том свете всякая печаль, ярость, горе или вина усилиться тысячекратно, разорвут его израненную душу. Он взирает на самого себя тёмного, который приближается всё ближе и Данте словно бы ощущает смрад от альтер-эго, забивающийся в нос клубами тошнотворной воображаемой дымки.

«— Для такого урода, как ты слишком почётно — умереть от пули… ты виновен… виновен… виновен в смерти их! И давай…. Умри, чтобы мы были вместе. Ты, я и Сериль, вместе с Мартой. Присоединись к своей семье в царстве вечного сумрака». — Протягивая свои призрачные руки, говорит существо, склоняя капитана к страшному шагу.

— Отвали! — вопит Данте, не понимая, что можно сделать; чувства сдавили всё у горла, а ком не даёт продохнуть, вся левая сторона груди стянулась и полыхает болью, кажется, что её пронзили десятки тяжёлых острых игл, мышцы стали подёргиваться по всему телу и Данте чувствует, что его может впасть в судорогу.

«— Нет, ты никогда её не любил… никогда…»

— Лжёшь! — оправдывается Данте. — Я любил её больше жизни…

Трясущимися руками Данте касается покрасневших глаз и зажимает их, но не может удержать поток слёз, его тело дёргается и содрогается, только не от холода, а от игры нервов, которые, следуя повелению души так же словно бы пытаются порвать тело надвое. Над головой Данте медленно плывут грозовые облака, поливающие город дождём и стирающие каплями грязь с щёк капитана, которую он нанёс пальцами. Он повернулся к Андроннику и жалобно-жалобно простонал:

— Давай… даруй мне забытье…

Напоследок Данте снова взирает на этот мир, цепляя последние картины этого мира. Он видит разорённый город, надеясь, что это последнее, что он увидит в этом мире. За пеплом Коринфа он видит ещё сотни войн, ещё миллионы жертв по всему миру, ещё тысячи восстаний и в конце всего, в конце истории покаяние, которого принесёт всё человечество, но будет поздно.

— Ты уверен? — спросил Андронник, вынимая тихо шприц и убирая мушкет.

— Да! Давай скорее покончим с этим! Забытье, — прокряхтел Данте. — Даруй мне вечный покой.

— Хорошо.

Андронник отбросил мушкет, и игла шприца вошла ровно в вену, а киборг выдавил всё вещество прямо в шею. Вещество сковало разум, лёд бесконечного хлада эмоциональный, лёд выплеснулся из глубин разума, вызывая оледенение души. В этот момент Данте осознал, что не только смерть дарует освобождение, но когда холод сжал сердце капитана, завладел его душой, он понял, что сделал правильный выбор. Голос, ранее его донимавший отступил, а существо растворилось в воздухе, на последок прошептав:

«— Я ещё вернусь».

Наконец-то, он ощутил покой.

Глава 23. Господин «Ледяное Сердце»

Глава 23. Господин «Ледяное Сердце»

Рим. Неделю спустя.

Большой город простирается за пределами небольшого балконного перешейка, по которому идёт группа людей. Огромное массивное серое здание высится среди одиннадцатиэтажных блочных зданий, уподобляясь гиганту среди обычных людей, став оплотом одного из органов имперской власти. Сам же град на семи холмах окончательно принял облик серого монолита и сосредоточением воплощения всех идеалов и мыслей Канцлера.

— Как вам здесь? — спросил один из мужчин, на котором строгий классический костюм. — Не правда ли вид с Цитадели Инспекторского Главного Управления прекрасен?

Все, кто были на длинном, балконе посмотрели вдаль, на запад, думая, что же сейчас может происходить в городе. Город с западной стороны медленно, но верно продолжает утопать в золотисто-огненном пожарище уходящего солнца.

Один из присутствующих так же устремил свой взор в глубь града, утопающего в золоте. Лёд его зелёных очей смотрит то здесь, то там по полотну столицы, а «затвердевшее» сознание помышляет о том, что там может быть. Там, в Риме сейчас течёт размеренная тихая жизнь — дети играют на площадках, семьи спешат в магазины, чтобы купить товаров на неделю, усталые мужья и жёны возвращаются с работы домой, к родным. Для того, чей мертвенно-душевный взгляд стремится в городские дали, вкусить жизни обычных людей — с семьёй и простой работой, рутинными заботами и несложным весельем есть сокровенная мечта, которая ютится в закромах разбитой души, напоминая о том, кем был этот человек.

— Данте, как тебе? — вопрошает высокий мужчина с чёрными волосами, опускающимися на плечи, обличённые в кожаное пальто до колен; сам спросивший окружён четырьмя рослыми мужиками в штатском, под пиджаком каждого из которых покоятся пистолеты.

— Прекрасно, — ответил Валерон, когда на поверхности его глаз засияло солнце; ему кажется, что небесное светило проникает в саму суть души, хоть немного её обогревая завораживающим зрелищем.

Данте поднял ладонь и всмотрелся в неё, думая он это или уже другой человек. Всё произошло слишком быстро для его сознания, слишком удивительно и неповторимо. Ещё недавно его что-то беспокоило, волновало и терзало, а теперь в душе завывает вьюга, а сердце словно покрылось толщей пакового льда и теперь все чувства, все устремления его будто бы вморожены. Только одно его волнует — чтобы не повторилось того, что стало причиной его эмоционального вырождения. Он всё ещё чувствует, будто что-то терзает его изнутри, рвётся наружу нечто тёмное и жуткое, но работа транквилизатора сдерживает это, при этом заглушая всё остальные эмоции.