Реванш (ЛП) - Харт Калли. Страница 44

— У нас закончились те маленькие оливки с перцем, которые ты любишь, — говорит Кэм, целуя дочь в макушку. — Я сейчас сбегаю в магазин и куплю. Если вы, ребята, вспомните что-нибудь еще, напишите мне и дайте знать. Я не задержусь надолго.

Он берет связку ключей с тарелки у входа и выходит, не сказав больше ни слова.

— Так тактично, — говорит Сильвер с изрядной долей сарказма. — Он сбегает, чтобы мы могли поговорить.

Я верчу в руках полупустую бутылку пива, сверля взглядом ее лицо. Под её кожей уже появляются новые синяки, оставляя пурпурно-черные тени, которых не было раньше, когда я видел ее возле офиса Дархауэра. Мой гнев — стальная перчатка, сжимающая меня все сильнее. Живое, дышащее существо, прямо под поверхностью моей кожи, которое хочет, чтобы я потерял хладнокровие и в бешенстве начал разбивать вещи. Но я не могу этого сделать. Мне нужно... мне нужно оставаться чертовски спокойным, или это будет катастрофа.

— Это было очень мило с его стороны, — говорю я. — Нам действительно нужно поговорить. — Я беру время, чтобы выровнять дыхание. Только когда я думаю, что мое дерьмо заперто, я позволяю себе снова открыть рот. — Ты хоть представляешь, как трудно прожить целый день и половину вечера, не зная, что случилось с тем, кто тебе дорог? Видеть их обиженными и явно расстроенными, и не иметь ни малейшего представления, почему, что случилось и кто это сделал?

Она смотрит вниз, на кухонный островок, волосы образуют занавес вокруг ее лица, скрывая раскаяние.

— Мне очень жаль, Алекс. Если бы я рассказала тебе о случившемся в смс или звонке, ты бы пошел и сделал какую-нибудь глупость, а я не могу этого допустить. Если ты кого-то побьешь или сломаешь что-то, последствия будут гораздо более ужасными для тебя, чем для кого-либо еще.

— Потому что я — трейлерный отброс?

Она смотрит на меня печальными, спокойными глазами.

— Потому что ты уже попадал в беду раньше, и некоторые люди в этом городе хотели бы только одного — чтобы тебя отослали подальше, где ты больше не будешь для них занозой в боку.

Я откидываю голову назад, подавляя рычание.

— Давай перестанем притворяться, Сильвер. Мы оба знаем, кто сделал это с тобой, не так ли? Очевидно, что это был Джейкоб Уивинг. Пожалуйста, просто скажи мне, что случилось. Скажи, что с тобой все в порядке. Я просто схожу с ума.

— Окей. Но ты должен пообещать мне…

— Нет. Больше никаких долбаных обещаний! — Я уже принял решение об этом до того, как покинул Роли сегодня днем. Очень тяжело было найти способ привлечь Уивинга к ответственности с ограничениями, установленными Сильвер, блокирующими меня на каждом шагу. Я больше не собираюсь запутываться в каких-либо ограничениях. Время для этого давно прошло.

— Тогда я не могу тебе сказать, — неохотно говорит Сильвер. — Я сама разберусь с этой ситуацией. Я…

— Нет! — Боль хлещет вокруг моего запястья, стреляя вверх по моей руке, когда я ударяю в мраморную столешницу. Я не хочу на нее кричать. Не хочу быть тем парнем, который злится, когда не получает того, что он хочет, но это уже слишком. Сильвер распахивает глаза, удивление и шок отражаются на ее лице. — Ты больше не одна! Это больше не секретная история насилия, которую ты должна носить в себе, как яд в своем сердце, притворяясь, что это не убивает тебя изнутри. Это дерьмо чертовски ядовито. Я здесь, с тобой, черт возьми. Я люблю тебя. Я обещал, что тебе никогда не придется иметь дело с этим дерьмом в одиночку, и ты делаешь невозможным для меня сдержать это обещание. В чем дело, Сильвер? Ты чувствуешь, что должна быть в состоянии вынести весь этот груз самостоятельно? Думаешь, что ты будешь выглядеть слабой, если кто-то другой возьмет оружие и поможет тебе сражаться в этих битвах? Потому что теперь это уже не так работает.

Сильвер выглядит так, словно идет по тонкой грани между страданием и яростью. Она дрожит, ее глаза наполняются слезами.

— Больше не так? Что изменилось, Алекс? Ничего. Эти ублюдки в Роли всегда так делают…

— Ты изменилась! Я изменился! Все чертовски изменилось! Когда кто-то причиняет тебе боль, мне тоже приходится это терпеть, потому что я люблю тебя больше, чем когда-либо любил что-либо за всю свою несчастную гребаную жизнь. Ты мое сердце и моя душа, и я буду защищать эти две вещи своей собственной жизнью. Я не вынесу, если с тобой что-нибудь случится. Я не могу видеть твою боль и не чувствовать ее. Я не могу видеть, как ты страдаешь, и не чувствовать, как что-то увядает и умирает внутри меня. Я не могу видеть, как ты ранена, и не чувствовать, что я тебя подвожу. Если ты просишь меня не реагировать на это, то ты просишь меня больше не заботиться о тебе. Ты просишь меня перерезать чертовы провода к моему сердцу, а я не могу... не хочу этого делать.

Она даже не дышит. Сильвер застыла на месте, дрожа, ее глаза наполняются слезами, когда она смотрит в центр моей груди, как будто ее взгляд может проникнуть сквозь ткань моей рубашки, через кожу, кости и мышцы, пока она не увидит тот самый орган, о котором я только что упомянул. Я надеюсь, она его заметит. Надеюсь, что она сможет увидеть, как оно сломано и изношено, что оно держится вместе с веревкой и гребаной клейкой лентой. Надеюсь, что она сможет увидеть, как мне чертовски больно прямо сейчас.

— Трудно признаться, что мне нужна помощь, — шепчет она себе под нос. — Мне никогда раньше не приходилось этого делать. Может быть, я слишком гордая. Но как я могу говорить тебе такие трудные вещи, когда у меня нет никаких гарантий, что ты не сделаешь чего-то такого, что неизбежно приведет к тому, что тебя заберут у меня?

— Ты должна мне доверять. Вот как это работает. Я только что нашел тебя, Argento. Я вспыльчивый и реактивный, но ещё я чертовски умный. Я никогда не буду подвергать нас опасности. Для меня нет ничего важнее.

Одинокая слеза стекает по ее щеке, и боль пронзает мою грудь словно ножом. Я просто не могу видеть, как она плачет. Это мучительно.

— Ты совершенно прав. Ты знаешь, кто это сделал, — говорит она, указывая на синяки на шее и щеке. Она выглядит такой подавленной. — Я не собираюсь произносить его имя вслух.

Я выдыхаю воздух через нос. Может быть, снаружи и холодно, но прямо сейчас в моей голове завывает пустынный ветер, становясь все горячее и горячее с каждой секундой, сжигая все на своем пути в пепел и прах.

— Он был один? – цежу я сквозь зубы. — Или с ним кто-то был?

— Один, — бормочет Сильвер. — Мы были одни.

Мой желудок бунтует, тошнота поднимается к горлу.

— Зачем он это сделал?

— Ну, не знаю. Я разозлила его. Почему Джейк вообще что-то делает? Он попытался поцеловать меня. Он продолжал бить меня затылком о стену…

Ох. Бл*дь. Нет. Он. Не. Сделал. Это.

— ...а потом он попытался затащить меня в раздевалку для мальчиков, и я... я просто сорвалась. Я ударила его кулаком и продолжала бить, пока он не отпустил меня. Следующее, что я помню, это то, что он лежит на земле, а я сижу на нем, и мои руки кровоточат. Я не могла перестать бить его. Кажется, я сломала ему нос.

Я обрушиваюсь сквозь кухонный пол, мысленно посылая якоря вниз, в подвал, через фундамент дома, глубоко в мерзлую землю под нами. Я застываю на месте так, что едва могу пошевелить хоть одним мускулом, и это отнимает у меня каждую унцию силы.

Я убью его на хрен. Я собираюсь, бл*дь, содрать с этого ублюдка кожу живьем. Он умрет с криками, а я буду наслаждаться каждой последней секундой.

Я прерывисто выдыхаю воздух, подавляя темные мысли, которые поднимаются в моей голове, откладывая их, чтобы разобраться с ними позже, когда мне не нужно будет доказывать девушке, которую люблю, насколько разумным и спокойным я могу быть.

Я задаю единственные важные вопросы, которые имеют значение в данный момент.

— Ты в порядке, Argento? Что я могу сделать?

Сильвер поднимает подбородок, в ее глазах появляется сталь. Взмахнув руками, она смахивает слезы. Эта женщина — сложное создание, но я знаю, как вращаются шестеренки и винтики внутри нее. Мы с ней очень похожи. Ей больно, и она боится, но я не могу так с ней обращаться. Я не могу обойти вокруг кухонного островка и обнять ее. Только не сейчас. Может быть, через час или около того я смогу обнять её и прижать к себе. Я смогу сделать так, чтобы она чувствовала себя в безопасности. Если я только подумаю о том, чтобы нянчиться с ней сейчас, ее боль и страх станут еще хуже. Они набросятся на неё с разрушительной силой, и это не поможет. Вопреки собственному здравому смыслу, я стою прямо и позволяю ей дышать.