Земля Четверых (СИ) - Ерма Фау. Страница 71

— Як хочешь. — старик не спеша поднялся на ноги и побрёл в сторону своего спального мешка. Завернувшись в него, словно гусеница в кокон, он тут же тихо захропел.

Ночь была тёплой и тихой. В блеклом свете луны особенно ярко ощущалось величие окружающих гор, а черное, усеянное мириадами звёзд небо завораживало своей красотой, дополняя общую картину. Дариус хотел бы ей наслаждаться, если бы не липкое, мерзкое чувство в груди. Страх. Ужас перед надвигающимся штормом.

Юный паладин хотел домой, но ему стыдно было себе в этом признаться. Трусость, сомнения, неуверенность всю жизнь преследовали его, и вот снова, он столкнулся с ними в неравной схватке. Дариус был уверен, что пройдя обучение в Академии, испытав все лишения мира на тропе паладина, он навсегда избавится от этих мерзких ощущений. Но они никуда не делись, погружая молодого некроманта ещё глубже в пучину сомнений.

— По чему тоскуешь, некромант? — неспешно вышедший из тени Шут встал рядом с парнем, любуясь догорающим костром.

— Дурацкое… Предчувствие. — Дариус посмотрел на пожирателя, лишь на мгновение задержавшись взглядом на его красных глазах. Они более не пылали холодной, бесчеловечной жестокостью и злобой. Это были глаза простого, живого фавна, лишь слегка неестественного цвета. — Не нравится мне здесь. И мне… так никто и не объяснил, по какой причине мы направляемся к ренегатам?

— Ренегаты… В долгу перед лордерионом. — спокойно сказал Флеаст, доставая из ножен свой кинжал, и присаживаясь рядом с собратом.

— И что же они должны? — безразлично бросил Дариус.

— Это политика… — коротко ответил пожиратель. — Она, подлая гадюка, как загадочный, обоюдоострый меч, со скользкой рукоятью. Глупец тянется к нему, манящий звон сладостных обещаний застилает его разум. Но стоит к нему лишь прикоснуться… — он на мгновение замолчал. — Получит невиданную власть, лишь на ветра дуновение. Но и в грядущее мгновение… Глупец лишиться головы.

— Но… Если я не ошибаюсь… вы сами неоднократно держали этот меч в руках… — юный фавн перестал опасаться своего собеседника, новсё равно старался говорить как можно более уважительно. От Флеаста не веяло опасностью, он более на казался жестоким садистом, или что там о нём говорят другие паладины, а скорее бывалым и опытным воином и следопытом, способным многому научить. — И держите его до сих пор.

Пожиратель тихо хмыкнул.

— Видимость власти, Дариус. Видимость. — Шут впервые обратился к некроманту по имени, и у того по коже пробежали мурашки. — Я понимаю, что ты имеешь ввиду… — он потянулся рукой к нагрудному карману своей куртки и не спеша вытащил оттуда небольшой, позеленевший от времени серебряный значок. На его поверхности с помощью кислоты было вытравлено изображение черного змея, кусающего себя за хвост.

— Знак «Черного Круга». — сердце юного паладина начало трепетать, а в глазах полыхнуло пламя.

— Лишь только видимость… — повторил пожиратель. — Она обманчива, как и мой облик. Я никогда не держал в руках этот меч. Ни одному паладину он не подвластен, не для того мы были созданы. А те, кто считает иначе… — он презрительно фыркнул. — Самодуры, что быстро найдут свою погибель. Лишь лордам, что ведут нас сквозь века, суждено держать его в руках, пока сердца их бьются с сердцем мира в унисон… — он говорил, как настоящий поэт.

Они оба замолчали.

— Можно задать вопрос? — нарушил неловкую тишину Дариус.

— Валяй… — безразлично ответил Шут. — Я сегодня добрый.

— Как это… — неуверенно пробубнил некромант. — Каково это, быть пожирателем душ?

— И что ты ожидаешь услышать, спрашивая меня об этом? — в голосе Флеаста вновь появился его фирменный нарциссизм. — Твой друг… — он указал пальцем на спавшего поодаль Паука. — Уже пытался выведать у меня что-то подобное…

— Да, возможно, я задаю слишком много вопросов… — некромант тут же отступил. — Я просто… Хотел знать, как это… умереть, и восстать вновь…

Такое объяснение, казалось, заинтересовало Шута, но он продолжал молчать.

— Паладины, сотни раз умирают на тропе, в бесчисленных сражениях. Но это не смерть… Лишь её тень… — Дариус сделал пас руками, будто пытаясь охватить что-то великое. — Я бы… Я бы так это назвал.

— Я не обладаю воспоминаниями о своей гибели. — спустя несколько мгновений раздумья ответил Флеаст. — Я не ведаю, каково это, «умереть по настоящему»… Ты, адепт тёмного искусства смерти, должен знать о природе своей госпожи куда больше, чем простой «страж леса». А что касается бытия пожирателем… — он на мгновение умолк. — В чем-то паладины схожи с пожирателями, даже очень… Простой смертный, ставший паладином, прошедший путь самопознания, уже никогда не станет прежним. Теперь, Орден, это его новая семья, а лордерион и Мастер… Это его новый смысл существования… Вот и пожиратели. Благословение леса… Меняет нас. Лесное святилище, куда принесли тело мёртвого фавна, становится его новым домом, а желание служить лесу… — он дёрнул головой. Послышался мерзкий хруст. — Выбивает из головы все остальные чувства и эмоции.

— Но… — некромант замялся. — Вам ведь удалось… удалось высвободится?

— Что? — хмыкнул Шут, подбрасывая вверх свой стилет. — Глупость. — раздражено бросил он. — Ты совершенно не слушаешь. Уж повторил я и не раз, одолеть проклятье не возможно… Даже я, не смогу убегать от своей судьбы вечно. — он поймал кинжал за лезвие, и всмотрелся в собственное отражение на идеально гладкой поверхности клинка. — Как древесному листу, что по осени суждено упасть на землю, так и мне, рано, или поздно, суждено вернуться в сердце сумеречного леса и остаться там навсегда… Не важно, будет ли то моим желанием или проклятие поглотит остатки моего разума окончательно.

— Печально… — задумчиво молвил юный паладин.

— Бытие пожирателем лучше, чем безвозвратная погибель. Попомни мои слова, зубами ты будешь вгрызаться в любую возможность, лишь бы не распрощаться с жизнью… — он не спеша поднялся на ноги, и сделав шаг в тень, растворился в ней, словно дым. — Лишь только… Тебе. Это не поможет.

Вокруг Вальдо не было ничего. Ни света, ни тьмы, никаких звуков или запахов, лишь глухая, бесконечная пустота. Он не видел собственного тела, словно бы его не было, но где-то там, далеко, на кончиках пальцев было блеклое ощущение холода.

«Где я?» — промелькнула первая мысль, словно пробуждение, словно первый лучик солнца в беспроглядной ночи. — «Я сплю?» — ощущение холода становилось всё ярче, к нему медленно, по крупицам возвращались отголоски воспоминаний. — «Я должен быть в башне… Я помню, как засыпал…»

Парень попробовал пошевелить руками. Он ощутил, как сокращаются мышцы, натягивается кожа… Но будто бы она была не его, он лишь управлял чьим-то телом. И тут он что есть силы пожелал открыть глаза, и тело исполнило приказ…

Вальдо лежал на холодном, влажном камне, упёршись глазами в низкий, серый небосвод. Казалось, протяни он руку, и сможет коснуться низко проплывающей грозовой тучи, что напоминала запачканную в пепле вату. Тут и там, где-то высоко вверху, за этой серой стеной вспыхивал далёкий свет… Молнии. Поразительная, но в тоже время удручающая картина, подпитываемая отсутствием солнца и холодным, безжизненным воздухом, который было тяжело вдыхать. Он никак не вязался с надвигающейся грозой.

Вальдо вспомнил, как любил грозу и дожди в его родном мире. Приятные, прохладные капли окатывают тело, смывая усталость и тоску. И дышать становится поразительно легко. Вскидывая голову, можно было ощутить, будто летишь на крыльях ветра, навстречу высоким грозовым облакам. Дождь прогонял с улиц назойливых людишек, он давал по-новому взглянуть на окружающий мир, окутанный водной пеленой и лёгким туманом…

Но ожидание дождя ничего не принесло. Тучи просто проплывали мимо, одна за другой. Сухой воздух навевал сонливость, но от холода бросало в дрожь.

Он медленно встал и покрутил головой по сторонам, осматриваясь. Ученик лорда находился посреди смутно знакомой ему лесной поляны, усеянной огромными, мерцающими изнутри валунами. Сейчас их кто-то обрисовал грубыми, незамысловатыми узорами, используя рыжего цвета глину. Сочный травяной ковёр был еле заметен за стелющимся по земле белым, как вата туманом. Окруженная стеной деревьев со стеклянными плодами на лианах. Она почти не изменилась. Сам юноша сидел в самом её центре, прямо на той массивной плите, напоминающей каменный гроб.