Молёное дитятко (сборник) - Бердичевская Анна Львовна. Страница 36

Я просто хочу рассказать о Боре, как он спас свою семью и стал, кем стал. Начну я с давних времен, когда мы еще не были знакомы.

Боря приехал в свой рай вполне взрослым, но молодым и сильным доктором. Приехал в цветущую деревню на слиянии двух рек с заснеженных просторов Урала, из промышленного города, коптящего небо над этими просторами. После окончания медицинского института он работал вначале патологоанатомом в милиции, потом в психушке терапевтом, потом венерологом в вендиспансере. А пока учился в институте, работал по ночам сначала санитаром, потом фельдшером, а последние два курса врачом на «Скорой помощи». Все эти годы — и в институте, и после — он жил в общежитиях. Вот такой у Бори был жизненный опыт.

Потом он влюбился, в Машу. Она была обычной и несказанной северной красавицей, которые невесть откуда берутся в заснеженных промышленных городах Урала и Сибири. У нее были синие глаза, очень белая кожа, темные волосы, длинные-предлинные ноги и необыкновенно добрые лицо и сердце. Она была замужем. И жила со своим мужем-боксером тоже в общежитии. Как Боря добивался Машу — история на три года, и, хотя эта история хорошая и правдивая, ее я тоже опущу.

Но чтобы жениться на Маше и, главное, народить с нею детей, причем много, Боря хотел получить квартиру. Получить квартиру можно было, только работая на одном из огромных заводов, коптящих небо над городом. И то к концу жизни. Если очень повезет. Но все-таки он пошел устраиваться в заводскую больницу, хоть кем. Вот тут и выяснилось, что Боря еврей, а международное положение было в тот момент таково, что евреев начали выпускать в Израиль, зато окончательно перестали брать на работу на военные предприятия. С целью предотвращения возможной выдачи на исторической еврейской родине советских военных тайн — примерно так.

Невоенных же предприятий, которые бы давали квартиры, в стране не было вообще.

Боря, который, чтобы жениться на Маше и завести с ней много детей, стал боксером и побил несколько раз, причем не на ринге, ее мужа-боксера, глубоко задумался. Он не хотел в Израиль, но что гораздо важнее — не хотела Маша. Вот тогда, как это всегда бывает, совершенно случайно он узнал от приятеля, что в одной теплой советской республике не хватает сельских врачей и что при этом простому доктору там обещают не то что квартиру, а дом с садом. Боря написал несколько писем, получил обстоятельные, но бестолковые ответы, и поехал, один, без Маши, искать место доктора с домом и садом. Он нашел место. Правда, дома не было, но был сад на берегу чистой и холодной речушки, текущей с ближних гор, и разрешение построить в саду дом. Сад на несколько месяцев стал домом. Боря спал в палатке под инжиром, утром умывался в речке и шел на работу.

Слава о Боре, русском докторе, за две недели облетела округу. Почетное звание «русский доктор» не было связано с национальностью, оно просто означало, что Боря был специалистом с настоящим, не купленным дипломом. То есть он умел лечить. Несмотря на то что Боря поначалу совершенно не знал местных языков (грузинского, абхазского, армянского, греческого, азербайджанского и еврейского), а местное население не говорило по-английски, по-русски же могло неплохо материться, обсуждать международное положение, торговаться на базаре с лицами промежуточных национальностей и, кто служил в армии, отдавать и понимать строевые команды — так вот, несмотря на это, все очень быстро поняли, что Боря не просто «русский доктор», но «очень хороший русский доктор». И Боря стал обнаруживать десятирублевки и даже четвертные в кармане халата после каждого визита к больному. Поначалу это привело его в смятение, он стал бегать по тем, кого лечил, чтобы возвращать мзду, перессорился с пациентами и узнал много местных слов и выражений. «Шени чири ме!» — кричал он через забор бабушке своего больного (значило это: «твои беды — мне»), «кал батоно!» (а это значило: «мадам» или «госпожа») «возьмите обратно ваши деньги. А то я больше не приду к вашему внуку!» На него обижались. Однако здоровье внука, дочери, брата было дороже обычая платить доктору. Платить перестали. Но на поляне посреди Бориного сада откуда ни возьмись появились щебенка, камень, цемент, песок, известь, доски и черепица. Не все сразу, а в необходимой и разумной последовательности. Соседи, которые гордились Борей как чемпионом мира по медицине, по счастливой случайности выбравшим именно их деревню для проживания с будущей женой и будущими детьми, шли к нему с советами и с помощью. Так что за полгода в саду вырос дом. Ну, не дом, но и не времянка, а настоящий капитальный чулан в глубине будущего дома. Чулан стоял гордо и одиноко, а вокруг него уже ждал будущих стен могучий и прочный фундамент.

Была ранняя весна, зацвели абрикосы, когда Боря понял, что пора ехать за Машей.

Они вернулись, когда цвел гранат. Пока Боря ездил за Машей, соседи поставили вокруг сада новый забор и ворота. Боря привез Машу на рейсовом автобусе в полдень. Первым их увидел Вахо, хозяин и шеф-повар «точки» у моста через реку, ту реку, в которую впадала речушка, возле которой цвел Борин сад. Вахо стоял в дверях своей «точки», прислонясь к дверному косяку, и смотрел на реку под мостом, где его младший брат Миша мыл мотоцикл «Индиан». Мотоцикл был старше Миши лет на сорок. Вахо смотрел на Мишу и на его мотоцикл, но на самом деле, каким-то загадочным образом, боковым зрением, почти что ухом, но очень зорко, Вахо смотрел на Машу. Он разглядел ее хорошо и понял: в деревню приехало счастье. Вахо, человек на редкость громоздкий и молчаливый, перестал подпирать косяк, сошел с крыльца, чтобы взять сумку из рук Маши и чемодан у Бори. Уже у самого сада их догнал Миша на сверкающем мокром «Индиане», сложил чемоданы и сумки в мотоциклетную коляску и с треском доставил имущество доктора и докторши к фундаменту будущего дома. А вечером в гости к русскому доктору и его Маше пришла вся деревня. Молодым подарили все, что нужно для семейной жизни, включая большую кровать, телевизор, умывальник и даже детскую коляску, которая была пока не нужна. Еще подарили щенка кавказской овчарки по имени Барс. Маша стала звать щенка Барсиком.

Через семь лет у Бори и Маши было трое детей, два мальчика и девочка. Барсик стал огромным псом, добрым, как Маша, и неутомимым, как Боря, дом из чулана, как из семечка, вырос в разлапистое дерево, к которому каждый год прирастала новая ветка — то веранда, то мезонин, то гараж. В гараже стал жить «жигуленок». Не новый, но зато цвета морской волны.

Еще через год началась война.

Нельзя сказать, чтоб совсем внезапно. Она началась, как стихийное бедствие, с предчувствий, со слухов, с мигрени и ломоты в костях. Казалось, приближается гроза, или ураган, или сход лавины. Но вместо этого однажды днем с востока на запад по мосту мимо «точки» и стоящего на пороге Вахо промчались три боевых машины пехоты со странными знаменами на тонких длинных древках. Что-то средневековое было в этих белых знаменах с рыцарем и драконом. Через несколько дней с запада на восток в деревню проследовало четыре танка. На броне сидели с дюжину галдящих парней, все они палили из автоматов, как им казалось — в воздух. Однако они умудрились подстрелить мальчика, взобравшегося на орех возле моста. Рана была несерьезная, но, падая, мальчик сломал руку и ногу, так что русскому доктору пришлось повозиться. С этого времени Вахо перестал стоять в дверях своей «точки», а рядом с деревянной стойкой, набухшей и растрескавшейся от вина, поставил свою старенькую двустволку. Она ему не пригодилась. Как-то утром, не рано, часов в десять, Вахо смотрел в окно за реку, когда вдруг почувствовал, ощутил всем большим телом, что как раз оттуда что-то несется, со свистом раздирая воздух. И вдруг грохнуло, разорвалось прямо перед окном. Стекла лопнули и просыпались в котел с красным лобио. Все, кто был в «точке», бросились к окну, посмотреть — в чем дело, когда из того же мелкого леска, из зарослей акации за рекой раздалась короткая пулеметная очередь. Все посетители «точки» так и торчали в окне, головы не пригнули, ведь невозможно было представить, что кто-то всерьез стреляет в живых людей. Самой крупной мишенью в этой толпе раззявивших рты мужчин был Вахо. Со странным звуком, знакомым каждому повару, прямо в сердце вошла смерть. Этот звук — последнее, что слышал Вахо в жизни. Боря, которому пришлось доставать пулю, поразился, с каким тщанием была сделана эта штуковина, одна из сотен в пулеметной ленте. Пуля для Вахо. И еще Боря подумал, что у кого-то хранится сейчас пуля для Бори. Дальше его воображение не пошло. Он запретил своему воображению идти дальше. Однако с этого дня вся Борина семья перебралась жить в подвал. Только Боря и огромный Барсик бродили по ночам в пустом и тихом доме.