И все они – создания природы - Хэрриот Джеймс. Страница 34

Мы решили назвать ее Розмари. Чудесное имя, и оно мне по-прежнему очень нравится. Но продержалось оно недолго, почти сразу же сократившись в Рози, и, хотя я дважды пытался воспротивиться, верх остался за всеми прочими, так что нынче в Дарроуби ее называют не иначе, как доктор Рози.

А тогда, девятого мая, на краю обрыва я вдруг спохватился и вместо того, чтобы по блаженной привычке разлечься на пружинящем вереске, кинулся назад, в Скелдейл-Хаус, и принялся обзванивать друзей и знакомых, сообщая им радостную новость. Все меня горячо поздравляли, а Тристан сразу взял быка за рога.

– Новорожденных полагается обмывать, Джим, – произнес он внушительно.

Я был готов на все.

– Ну, конечно, конечно! Когда тебя ждать?

– Буду в семь, – произнес он твердо, и я понял, что он будет ровно в семь.

И естественно, Тристан занялся организацией празднества. Мы сидели в гостиной Скелдейл-Хауса вчетвером – Зигфрид, Тристан, Алекс Тейлор и я. Алекс – мой друг с четырех лет: мы с ним познакомились в приготовительном классе, а когда он демобилизовался после пяти лет службы в западно-африканских пустынях и в Италии, то приехал погостить у нас с Хелен в Дарроуби и так пленился здешней жизнью, что начал изучать основы сельского хозяйства в надежде стать управляющим. В этот вечер я ему особенно обрадовался.

Постукивая пальцами по подлокотнику, Тристан рассуждал вслух:

– Конечно, мы бы пошли в «Гуртовщики», но сегодня там кто-то уже что-то празднует в большой компании… А нам нужно тихое, уютное местечко. Хм, «Святой Георгий и дракон»? Пиво там первоклассное, но они не очень-то следят за своими трубами, и бывает, что оно отдает кислятиной. Ах, да! «Скрещенные ключи»! Шотландское пиво, превосходный портер. А «Заяц и фазан»? Светлое пиво там, конечно, так себе, но темное? – Он помолчал. – Можно бы заглянуть и в «Лорда Нельсона». Эль там всегда хорош, не говоря уж…

– Погоди, Трис, – перебил я. – Когда я под вечер был у Хелен, Клифф спросил, нельзя ли ему отпраздновать с нами. А раз так, то почему бы не отправиться в его любимый трактир? Как-никак девочка родилась у него в доме!

Тристан сощурился.

– А конкретно?

– В «Черного коня».

– М-м-да-а… – Тристан обратил на меня задумчивый взор и сложил кончики пальцев. – Торгуют от «Расселла и Рангема». Недурная пивоварня. И пропускал я в «Черном коне» весьма и весьма приятные кружечки, Но я заметил, что ореховый привкус становится слабее в зависимости от температуры. А сегодня было жарко, – и он с тревогой взглянул в окно. – Так не лучше ли…

– Ах, боже ты мой! – Зигфрид вскочил на ноги. – Это все-таки пиво, а не чувствительные химические реактивы!

Тристан онемело поглядел на него с глубочайшей укоризной, но его брат уже повернулся ко мне.

– Прекрасно придумали, Джеймс. Забираем Клиффа и отправляемся в «Черного коня». Приятное, тихое местечко!

И действительно, когда мы вошли туда, я сразу почувствовал, что ничего лучше и вообразить было нельзя. Косые лучи заходящего солнца золотили выщербленные дубовые столы и скамьи с высокими спинками, на которых расположились два-три завсегдатая. Никакой новомодной мишуры и блеска, но мебель, простоявшая в этом зальце более ста лет, придавала ему удивительно безмятежный вид. Именно то, что требовалось на этот раз.

Зигфрид поднял кружку:

– Джеймс, да будет мне разрешено первым пожелать Розмари долгой жизни, здоровья и счастья!

– Спасибо, Зигфрид, – сказал я и с умилением посмотрел, как следом за ним подняли кружки все остальные. Да, я был среди друзей!

Клифф с обычной своей сияющей улыбкой обернулся к хозяину.

– Редж, – произнес он благоговейно, – а оно все лучше становится. Все лучше!

Редж скромно поклонился, а Клифф объявил:

– Право слово, Джим, нет у меня друзей дороже мистера Расселла и мистера Рангема. Люди что надо!

Все засмеялись, а Зигфрид похлопал меня по плечу.

– Ну, мне пора, Джеймс. Повеселитесь. Не могу выразить, как я за вас рад!

Я не стал его удерживать. На фермах в любую минуту может случиться непредвиденное, и кто-то должен нести вахту в приемной. А это был мой праздник.

Все шло чудесно. Мы с Алексом вспоминали наше детство в Глазго. Тристан рассказывал занимательные истории о наших холостяцких днях в Скелдейл-Хаусе, а Клифф светил нам своей широкой улыбкой.

Меня же переполняла любовь к ближним. Вскоре мне надоело копаться в набитом бумажнике – днем я специально завернул в банк, и я вручил его хозяину.

– Наливайте прямо отсюда, Редж, – распорядился я.

– Будь по-вашему, мистер Хэрриот, – ответил он, не моргнув и глазом. – Так оно проще будет.

И вышло куда проще. Люди, почти или вовсе мне незнакомые, то и дело поднимали кружки за здоровье моей дочери, и мне оставалось только благодарно кивать и улыбаться в ответ.

Не успел я оглянуться, как Редж предупредил, что пора закрывать, и я расстроился. Неужели так скоро – и уже все? Я подошел к хозяину.

– Нам домой еще рано, Редж.

– Вы же знаете, так по закону положено, мистер Хэрриот, ответил он с легкой иронией.

– Но ведь сегодня вечер особый, верно?

– Пожалуй… – он поколебался. – Давайте так: я запру двери, а потом спустимся в погреб и пропустим кружечку-другую на дорожку.

Я обнял его за плечи.

– Чудесная мысль, Редж! Пошли вниз.

Мы спустились по ступенькам в погреб, зажгли свет, закрыли за собой крышку и расположились среди бочек и ящиков. Я оглядел компанию. Она несколько увеличилась с начала празднования – к исходному ядру добавились два молодых фермера, бакалейщик и служащий управления водными ресурсами. Всех нас связывала теплейшая дружба.

И вообще в погребе было очень уютно. Например, никто не беспокоил хозяина, а прямо шел к бочке и открывал кран.

– В бумажнике еще что-нибудь есть, Редж? – крикнул я.

– Битком набито. Не волнуйтесь, наливайте себе на здоровье.

Мы наливали, и веселье не убывало. Было уже за полночь, когда на наружную дверь обрушились тяжелые удары. Редж прислушался и вылез из погреба. Он скоро вернулся, но прежде в дыру просунулись ноги в синих форменных брюках, а затем мундир, испитое лицо и каска полицейского Хьюберта Гулла.

Он обвел нас меланхоличным взглядом, и последняя искра веселости угасла.

– Поздновато пьете, а? – безразличным тоном осведомился он.

– Как сказать, – Тристан испустил заразительный смешок. – Случай ведь особый, мистер Гулл. У мистера Хэрриота супруга утром разрешилась дочерью.

– А? – Аскетическая физиономия над костлявыми плечами повернулась к моему другу. – Но, по-моему, мистер Уилки не обращался с просьбой о продлении часов торговли ввиду этих чрезвычайных обстоятельств.

Возможно, это была шутка, хотя мистер Гулл шутить не любил и не умел. В городе он слыл суровым служакой, который никогда ни на йоту не отступал от правил и инструкций. Во время его дежурства никто с наступлением темноты не рисковал выезжать на велосипеде с неисправным фонариком. А уж за нарушение часов торговли питейными заведениями он карал беспощадно. Он ведь пел в церковном хоре, хранил свою репутацию незапятнанной, принимал деятельное участие в различных благотворительных начинаниях и всегда поступал правильно. Непонятно, почему на шестом десятке он все еще оставался простым деревенским полицейским?

Тристан нашелся немедленно.

– Ха-ха-ха! Отлично сказано. Но ведь все получилось само собой. Под влиянием минуты, как говорится.

– Называйте, как хотите, но закон вы нарушили, и вам это отлично известно. – Мистер Гулл расстегнул грудной карман и извлек записную книжку. – Ваши фамилии?

Я сидел на перевернутом ящике и при этих словах прижал колени к груди. Какой финал блаженного вечера! В городке редко случались интересные происшествия, и «Дарроуби энд Хултон таймс», конечно, раздует сенсацию. В каком я предстану свете и все мои друзья тоже? А бедняга Редж, жмущийся в уголке, он-то поплатится больше всех – и по моей вине.