И все они – создания природы - Хэрриот Джеймс. Страница 40
– Вон как вы раковину испакостили! – воскликнул мистер Биггинс. – Да хозяйка, когда вернется, меня поедом есть будет.
– Не беспокойтесь, оно сразу отойдет.
Я выдавил из себя улыбку. Но он мне не поверил.
Я высушил стеклышко у огня, установил микроскоп на столе и посмотрел в окуляр. Ну, разумеется, ничего кроме эритроцитов и лейкоцитов. Ни единой сибиреязвенной палочки в поле зрения.
– Все нормально, – сказал я. – Можете звонить живодеру.
Мистер Биггинс надул щеки и страдальчески махнул рукой.
– Ну, задали вы мне чертову мороку, и все попусту, – пожаловался он.
Уезжая, я подумал – и не в первый раз, – что мистера Биггинса ничем пронять невозможно, верх всегда остается за ним. И месяц спустя это убеждение окрепло еще больше, когда в базарный день он вошел в приемную.
– У одной моей коровы язык одеревенел. Дайте-ка мне йоду, чтоб смазывать.
Зигфрид поднял голову от книги вызовов.
– Отстали от времени, мистер Биггинс, – улыбнулся он. – У нас теперь есть средства получше.
Фермер принял привычную позу – втянул голову в плечи и насупился.
– Мне эти ваши новые штучки ни к чему. Чем всегда скотину пользовал, тем и буду.
– Послушайте, мистер Биггинс, – со всей доступной ему убедительностью начал Зигфрид, – язык йодом уже сто лет никто не смазывает. Мы давно с успехом применяли йодистый натрий внутривенно, но даже от него отказались, потому что сульфаниламид еще лучше.
– Одни пустые слова, мистер Фарнон, хоть, конечно, и ученые, куда уж нам! – буркнул фермер – А что для моей коровы лучше, это уж мне решать. Так дадите йоду или нет?
– Нет, – отрезал Зигфрид, и его улыбка погасла. – Как ветеринар я просто не имею права прописывать устаревшие, отвергнутые средства. – Он обернулся ко мне. – Джеймс, будьте так добры, принесите фунтовый пакет сульфаниламида.
Под аккомпанемент протестов мистера Биггинса я пробежал по коридору в аптеку, где целые полки были заняты пакетами сульфаниламида, фунтовыми и полуфунтовыми, в тот период он находил широчайшее применение в ветеринарной практике, так как оказался куда действеннее наших былых панацей. С успехом использовался при многих инфекционных заболеваниях, служил великолепной присыпкой для ран и, как совершенно правильно сказал Зигфрид, быстро исцелял актиномикоз – или «деревянный язык», пользуясь средневековым термином.
Кубические пакеты из белой бумаги были перевязаны шпагатом. Схватив один, я рысцой вернулся в приемную. По коридору поочередно разносились два громких голоса.
Спор не оборвался, и когда я вошел в дверь. С первого взгляда мне стало ясно, что терпение Зигфрида истощилось. Он буквально вырвал у меня пакет и начал торопливо писать на этикетке дополнительные инструкции.
– Для начала дайте три столовых ложки в пинте воды, а потом…
– Говорят же вам, не желаю я…
– …давайте по одной столовой ложке три раза в день…
– …не верю я во всякие ваши новомодные штучки…
– …а когда пакет кончится, загляните сюда, и, если надо будет, мы дадим вам второй…
Фермер смерил моего партнера злобным взглядом.
– От этой пакости никакого толка не будет!
– Мистер Биггинс, – произнес Зигфрид со зловещим спокойствием, – сульфаниламид вылечит вашу корову.
– Не вылечит!
– Вылечит!
– Не вылечит!
Зигфрид хлопнул ладонью по столу. Категорически и оглушительно.
– Забирайте! А если не поможет, я с вас ничего не возьму. Договорились?
Мистер Биггинс сузил глаза, но я видел, что соблазнительная мысль получить что-то просто так, ничего не уплатив, взяла верх над всем остальным. Медленно, неохотно он протянул руку и взял пакет.
– Вот и хорошо! – Зигфрид взмыл из-за стола и похлопал фермера по плечу. – Позвоните, когда порошок кончится. И бьюсь об заклад, на что хотите: вашей корове сразу станет много лучше.
Дней через десять, возвращаясь после кастрации жеребят, мы с Зигфридом оказались возле фермы мистера Биггинса. Завидев его дом – массивное квадратное здание, с палисадником, где зеленела только картошка (мистер Биггинс считал всякие там цветочки зряшным переводом денег), – мой партнер притормозил.
– Завернем-ка туда, Джеймс, – прожурчал он. – Наш приятель словно воды в рот набрал. Подозреваю, самолюбие не позволяет признать, что от сульфаниламида толк все-таки есть. – Он тихонько засмеялся. – Вот мы ему хвост и прищемим!
Он свернул во двор позади дома. Но когда собрался постучать в дверь кухни, вдруг опустил уже занесенную руку, дернул меня за локоть и возбужденно прошептал:
– Нет, Джеймс, вы только поглядите!
За стеклом кухонного окна на подоконнике красовался наш кубический пакет и белой обертке, целый и невредимый. Даже шпагат не был снят.
Зигфрид стиснул кулаки.
– Чтоб его черт побрал, осел упрямый! Он ведь даже не попробовал – из чистой подлости.
Но тут мистер Биггинс отворил дверь, и Зигфрид весело с ним поздоровался.
– А, мистер Биггинс! Доброго утра. Мы проезжали мимо и решили посмотреть, как дела у вашей коровы.
Глаза под мохнатыми бровями забегали, но мой партнер произнес самым дружеским тоном, небрежно взмахнув рукой:
– Разумеется, бесплатно. Нам самим любопытно взглянуть.
– Э… а… Я вот в шлепанцах… Сел вот чайку попить… Чего вам затрудняться…
Но Зигфрид уже устремился к коровнику. Обнаружить больную оказались проще простого: обтянутый шкурой живой скелет – с морды свисают сосульки слюны, под нижней челюстью длинное вздутие. Среди упитанных товарок она сразу бросалась в глаза.
Зигфрид быстро ухватил ее за нос, повернул мордой к себе, другой рукой открыл рот и потрогал язык.
– Нет, вы только, пощупайте, Джеймс, – шепнул он.
Я провел пальцами по твердой бугристой поверхности.
– Ужасно! Чудо, что она еще хоть что-то ест. – Я понюхал пальцы. – И йодом смазано.
– Да. Он сразу от нас отправился в аптеку.
Тут дверь коровника распахнулась и на пороге возник запыхавшийся мистер Биггинс.
Мой партнер устремил на него печальный взгляд вдоль коровьей спины.
– Видимо, вы были правы. Наше лекарство нисколько ей не помогло. Просто не понимаю! – Он погладил подбородок. – И бедной вашей корове, боюсь, очень плохо. Совсем истощена. Приношу вам свои искренние извинения.
На лицо мистера Биггинса стоило посмотреть!
– А… да ну… оно, конечно… не полегчало ей… Того и гляди…
– Послушайте, – перебил Зигфрид, – я чувствую, что вина моя. Мое лекарство ей не помогло, значит, я обязан ее вылечить. – Он решительно зашагал сквозь строй коров. – У меня а машине есть раствор, который обязательно должен ей помочь. Извините, я сейчас.
– Да погодите вы… я ж не знаю… – Но его возражения пропали втуне, Зигфрид уже открывал багажник.
Он тотчас вернулся с флаконом – я не понял, чего, – и начал набирать его содержимое в двадцатикубиковый шприц, не спуская глаз с мерных делений и фальшиво насвистывая какой-то мотив.
– Подержите хвост, Джеймс, будьте добры, – скомандовал он и занес шприц над ягодичной мышцей страдалицы, но внезапно обернулся к фермеру и сказал: – Великолепное средство, мистер Биггинс, и так удачно, что вы скормили ей наш пакет.
– Чего-чего?
– Без такой подготовки это средство могло бы подействовать не самым желательным образом.
– Э… убило бы ее, что ли?
– Не исключено, – промурлыкал Зигфрид. – Но не тревожьтесь! Она ведь получала сульфаниламид.
Игла уже почти вонзилась в шкуру, когда фермер не выдержал:
– Э-эй! Да погодите же! Не колите!
– В чем дело, мистер Биггинс? Что случилось?
– Ничего… только вот тут неувязочка вышла… – На лице фермера отразились противоречивые чувства. – Дело, значит, такое… она, думается мне, вашей этой штуки еще не так чтоб много наглоталась.
Зигфрид опустил руку со шприцем.
– Вы снизили дозировку? Но ведь я, если помните, подробно все написал на обертке.
– Так-то так, да я маленько не того… спутал, значит.
– А, пустяки! Давайте ей полные дозы, и все обойдется. – Зигфрид всадил иглу и, не слушая отчаянных воплей мистера Биггинса, ввел корове все двадцать кубиков.