Комплекс андрогина (СИ) - Бунькова Екатерина. Страница 11

Пока я размышлял и рассматривал ректора, он каким-то образом умудрился вытащить пробку, не разломав ее на части. Потом осторожно наклонил горлышко над бокалом, и из бутылки хлынула жидкость рубинового цвета. Ректор наполнил оба бокала на треть и предложил один мне. Я осторожно взял.

Стекло было холодным, тяжелым и очень гладким на ощупь. Приятное ощущение. Я поднес бокал ближе и ощутил странный запах. Не могу сказать, что он мне понравился, но я определенно раньше не пробовал ничего подобного.

— Я знаю, ты не знаком с культурой распития спиртных напитков, так что должен просветить тебя, что без особой причины их не пьют. Это считается дурным тоном. Так что предлагаю выпить за твое совершеннолетие, которое, как я слышал, наступит через несколько часов.

Ректор поднес свой бокал к моему, аккуратно пристукнул. Раздался очаровательный музыкальный звон. Ректор поднял бокал к губам и немного отпил, подавая мне пример. Я наклонил свой бокал и осторожно попробовал. Прикосновение стекла к губам было восхитительно прохладным, а вкус у напитка оказался странный и вязкий. Даже не с чем сравнить. Я бы не сказал, что приятный, но и ничего особенно противного в нем не было.

— Знаешь, такое вино сейчас практически невозможно достать, — пожаловался ректор, покачивая бокал в руках. — Бурду, которую гонят в нашем винограднике, нельзя и сравнивать. Ты пей, пей. Открытое вино все равно не хранится.

Я послушно отпил еще, потом еще, пока ректор рассуждал о качестве спиртных напитков, в которых я в силу своего возраста ничего не понимал. Честно говоря, до полуночи мне нельзя было пробовать алкоголь, но сомневаюсь, что кто-то посмеет обвинить нашего ректора в нарушении законов. Тут даже ни одной камеры, похоже, нет.

Когда вино в моем бокале закончилось, он подлил еще. Присел на угол массивного стола недалеко от меня и спросил:

— Какие у тебя планы на будущее? Ты ведь собираешься поступать в высшую школу, не так ли?

— Да. Скоро буду сдавать экзамены, — ответил я, снова отпивая из бокала. Я успел привыкнуть ко вкусу напитка, и он уже не казался мне странным. Впрочем, нравиться тоже не начал.

— И как ты оцениваешь свои знания?

— Учителя говорят, мне все легко дается, — я пожал плечами.

— Да, мне в твоем возрасте тоже неплохо давалась учеба, — сказал он, слегка улыбнувшись своим воспоминаниям и задумавшись. Я поставил пустой бокал на стол. Ректор тут же спохватился и наполнил его, хотя я не собирался его об этом просить. Но отказываться было нехорошо: отдавать свою посуду другому человеку — негигиенично, а выливать по всей видимости очень ценный продукт — расточительно. Пришлось снова пригубить. На этот раз я решил пить немного медленнее, чтобы мне не подлили еще раз. Под накатившее на ректора желание рассказать о своем детстве это было очень удобно делать: он все равно не замечал, пью я или нет. Когда в бутылке осталось меньше трети, он задумчиво оценил ее на просвет, а потом поровну поделил между нами, хотя в моем бокале еще было вино. Я снова отпил, размышляя, в чем смысл этого ритуала, но так и не понял. Вино по-прежнему не казалось мне вкусным, и я бы совершенно точно не стал тратить на него деньги. Лучше воды попить, если уж так жажда мучает. Или сока. Очень люблю морковный, жаль, ректор мне не предложил. Было немного неуютно от того, что на меня тратят дорогой продукт, а я даже не в состоянии оценить его по достоинству.

— И все-таки, кем ты хочешь быть после окончания учебы? — снова спросил ректор.

Я задумался. Мысли почему-то замедлились, и я долго формулировал ответ:

— Не могу сказать точно. Пока склоняюсь к генетическим исследованиям и музыке. Если удастся пробиться, конечно.

— Да, я слышал, что у твоей модели есть музыкальные задатки, как у некоторых эпсилонов. При такой внешности, — он качнул прядь моих все еще распущенных волос, — пробиться будет не трудно.

— Я не хочу пользоваться своей внешностью, — уверенно сказал я, чувствуя, что говорить мне почему-то тяжело. В голове разливалась странная легкость и пустота, мышцы же при этом расслабились. — По крайней мере, не в том смысле, в котором мне все советуют.

— Почему? — искренне удивился ректор.

— Противно, — честно ответил я. Ректор улыбнулся, подошел ближе и склонился, разглядывая меня.

— Тебя не обижают другие ребята? — спросил он, коснувшись маленького шрама возле моего уха, оставшегося на память от свидания с каким-то гвоздем в классе начальной школы. После того случая в школе заменили всю мебель.

— Нет, — ответил я, с трудом шевеля языком. Кажется, начинаю понимать, зачем люди пьют алкоголь. Действительно, довольно приятное ощущение расслабленности и спокойствия. Я давно уже не дышал так свободно. Казалось, все неприятные мысли вылетели из моей головы. Я допил остатки вина, отодвинув бокал к центру стола, чтобы ненароком не разбить.

— Знаешь, иногда, чтобы добиться желаемого, не обязательно идти самым долгим и трудным путем, — ректор обошел мое кресло и встал позади, положив руку мне на плечо. — Зачем долго и упорно ползти по карьерной лестнице в том же театре, к примеру? За то время, пока ты добьешься хорошего положения, ты успеешь постареть, и растерять большую часть своего юношеского очарования. Выступать на сцене, не будучи привлекательным, куда труднее.

Ректор снова качнул мои волосы. Они коснулись щеки, и я вздрогнул от неожиданно нахлынувшего удовольствия, млея в этом удобном кресле. Отвечать не хотелось, и я просто слушал его, не особенно вникая в суть.

— Знаешь, Элис, — ректор склонился к моему плечу, — всегда есть люди, которые могут обойти систему и сразу устроить тебя куда нужно. Более того, они обеспечат тебя комфортом и уверенностью в завтрашнем дне. Защитят от тех, кто мешает тебе излишним вниманием. Скажи, ты ведь наверняка хотел бы жить там, где по коридорам не бродят толпы идиотов, мешающих тебе жить?

Зачем он спрашивает? Ответ же очевиден. Я даже не стал отвечать. Почему-то игнорирование вопросов ректора в этот момент не казалось мне вопиющим нарушением порядка. Мир был на своем месте, и я тоже. А вот мысли куда-то расплывались.

— Хочешь, я буду таким человеком для тебя? — спросил ректор, заправив волосы мне за ухо. Пересилив приятную слабость, я повернулся и посмотрел на него. Он стоял, слегка склонившись и мягко улыбался мне, все так же не настаивая на ответе. Седина серебряными иглами поблескивала в его строгой стрижке. Хотелось пощелкать по ней ногтями и проверить, не звенит ли она как стекло.

— Таким как ты нужна особая забота, — сказал он, разглаживая футболку на моем плече, — которую мало кто может обеспечить. Но у меня достаточно средств и связей для этого. Хочешь, я завтра же устрою тебя в театр?

— Так нельзя, — все-таки ответил я. — Сначала я должен получить образование, иначе мои будущие коллеги станут меня ненавидеть.

— Верно. Ты очень сообразительный и расчетливый парень. Впрочем, что еще ждать от тау-1. Вы умны и талантливы, — он провел пальцем по моему лбу, я машинально закрыл глаза и не пожелал открывать их обратно. — Жаль, генетики так редко запускают вашу модель. Между прочим, ты единственный тау-1 в нашей академии. Уже только этим ты можешь гордиться.

— Я не хочу этим гордиться, — возразил я, в то время как тело желало растечься в этом кресле и просто слушать, ничего не делая и не отвечая на вопросы. — Я хочу, чтобы люди ценили то, что я делаю, а не то, чем наградили меня генетики.

— Правильно. Слова, достойные полностью сформировавшейся личности, — сказал он, похлопав меня по руке, вяло распластавшейся по подлокотнику. Наверное, это нехорошо — все еще полулежать в кресле с закрытыми глазами, когда с тобой разговаривает старший по званию. Но он же сам меня напоил этим… как его… вином.

— И ты сможешь всего добиться сам. Нужно лишь немного помочь тебе в этом. Ты даже не представляешь, как я могу облегчить тебе жизнь. Особенно в стенах академии. Если нужно, ты будешь заниматься по особой программе, вдали от одноклассников, мешающих тебе. Я могу назначить лучших учителей и проследить, чтобы тебя готовили по высшему разряду. Я буду твоим покровителем.