Чернильный орешек - Хэррод-Иглз Синтия. Страница 45

– Да-да, он, конечно, даст нам какой-нибудь корабль, и мы соберем своих добрых друзей и помчимся на всех парусах. Ну, а ты, Гамильтон, с нами?

Гамиль снова преклонил колено и, приняв длинную сильную руку принца, опустил к ней свою голову.

– Ваше высочество, я с вами всем своим сердцем. Я прибыл сюда в поисках работы и, конечно, вряд ли мог надеться, что представится такое дело. Но если вы возьмете меня, то я ваш, сердцем и телом.

Руперт стоял, глядя на него сверху вниз, его большие темные глаза блестели. Преданность была милее его сердцу всего на свете, и он знал, как оценить ее.

– Да благословит тебя Господь, – промолвил он. – Я знал, что ты будешь с нами.

– Вот такие люди, как он, нам и нужны, сэр, – сказал О'Нейл. – Мы можем положиться на суровых мужчин, на кавалеристов, на джентльменов…

– На джентльменов? – с невинным видом переспросил Гамиль. – Ах, но ведь ты нам тоже понадобишься, Даниел.

И тот тут же шутливо шлепнул его по голове ручищей размером и весом с добрую медвежью лапу.

– А конь у тебя есть? – спросил Руперт Гамиля.

– Нет, сэр… моя добрая гнедая рухнула замертво прямо подо мной вот уже неделю назад.

– Не беда, мы тебе достанем новую. Я знаю, что вы, англичане, особенно те, что с севера, скачете, словно кентавры. Дайте мне полк таких воинов – и я покорю любую страну, какую бы мне ни назвали, – он обвел взором ближайшую к нему группу и увидел, что в каждом лице отразилось его приподнятое настроение. Отличная военная кампания в кругу друзей – вот настоящая жизнь для мужчины! Для Руперта думать – означало действовать. Он воскликнул: – А теперь во дворец! Через две недели мы будем в Англии!

«Англия, – подумал Гамиль. – Дом!» Его нога не ступала на родную землю вот уже почти десять лет. И за все это время он не получил ни единой весточки о своей сестре, да и сам ничего не сообщал ей о себе. Она то и дело вставала перед его мысленным взором, чистая и непорочная в блеске только что отчеканенного золота, хотя здравый смысл и подсказывал ему, что за все это время она, должно быть, изменилась. Какие же перемены найдет он дома, если дерзнет появиться там? Боль, которую он усиленно подавлял в своем сердце, состояла наполовину из страстного стремления побывать дома и наполовину – из мрачных предчувствий.

Спустя месяц они высадились в Скарборо с голландского корабля с сорока шестью пушками, их сопровождал и другой галиот [27], поменьше, на который погрузили вооружение и всяческие припасы, ради чего и продала свои драгоценности английская королева. Они высадились с наступлением темноты, но едва только на берег переправили обвязанных канатами лошадей, как Руперт, не в силах вынести никакой дальнейшей отсрочки, решил скакать прямо на Ноттингем, где, по последним сообщениям, находился король. С собой принц взял наиболее близких товарищей, прочие же вместе с обозом должны были двигаться следом за ними с доступной им скоростью.

Руперта сопровождали его младший брат, принц Мориц, а также О'Нейл, Гамиль и еще пара офицеров, ну и, разумеется, белый пудель Бой, устроенный в седле перед принцем и укутанный в алый плащ. В ходе их стремительной скачки они оказались на расстоянии какой-то мили от земель Морлэндов, однако Гамиль не промолвил ни слова, неотрывно и твердо глядя вперед, строго между ушей своего скакуна. Своими мыслями он управлял не столь хорошо, однако ему удалось сосредоточить их главным образом на пылкой тоске по горячим и никогда не спотыкающимся скакунам, выведенным Морлэндами, вроде Оберона, Психеи и Феи. Да, вот на такой лошади было бы отлично ринуться в битву! Он решил, что первым же делом, как только они доберутся до какого-нибудь опорного пункта, ему следует купить себе английскую лошадь, да и принца Руперта неплохо было бы убедить сделать то же самое.

Они достигли Ноттингема в ночь на двадцать первое августа, однако там их ждало разочарование: король уже был в Лестере. Поэтому, переночевав, принц со своими спутниками на следующее утро отправились дальше и вскоре встретились с королем и его свитой, возвращавшимися обратно в Ноттингем. Гамиль тогда впервые в жизни увидел короля Карла и был одновременно удивлен и приятно поражен. Удивило его то, что король оказался таким невысоким, поразила же яркая выразительность облика короля при всей его неприметной фигуре. Не то чтобы он был совсем уж маленьким, нет, но он выглядел этаким миниатюрным, словно существо какой-то иной породы, изящным и хрупким, как тончайший фарфор. Да, это было волнующим зрелищем, когда огромная, мощная богоподобная фигура принца Руперта опустилась перед ним на колени, чтобы поцеловать эту маленькую тонкую руку и смиренно предложить свои услуги у его стоп. Глаза короля наполнились слезами, когда он обнял своего племянника… это были большие темные глаза, глаза Стюартов – единственная сходная черта у двух этих столь разных мужчин. Когда Гамиль, в свою очередь, был представлен королю, монарх приветствовал его кратко, но весьма доброжелательно, и Гамиль остался доволен.

Они поскакали в Ноттингем, где на следующий день, двадцать второго августа, король должен был поднять свой личный штандарт. Руперту предстояло встретиться с уже собравшейся кавалерией численностью в восемьсот всадников, которой он в дальнейшем должен был командовать.

– Все они добровольцы, – сообщил О'Нейл Гамилю, когда они мчались в ноттингемский замок. – Джентльмены, их арендаторы и слуги, причем довольно значительное число из них с севера, что, несомненно, доставит удовольствие нашему принцу. Не те ли это северяне, для которых он приберегает столько разных припасов?

Слушая его, Гамиль рассеянно соглашался, но его разум и сердце дремали, поскольку ему и в голову не приходило, что среди добровольцев может оказаться кто-нибудь из его семьи или хотя бы из его соседей. В тот вечер оба принца ужинали с королем, но позднее они вернулись к своим соратникам, чтобы сообщить им о состоянии уже собравшихся новобранцев. Руперт был особенно доволен тем, что он успел услышать о своем будущем войске.

– Они не обучены воинской науке, – сказал он своим друзьям, – но отлично держатся в седле, да и наездники прекрасные. Нисколько не сомневаюсь, что им под силу не отстать от стаи волков, несущихся сквозь лесной пожар. Мы из них сделаем великолепную кавалерию. Гамиль, друг мой, как ты посмотришь на то, чтобы стать командиром конницы? Не отдать ли мне под твое начало отрад земляков-йоркширцев?

Глаза Гамиля сияли, когда он, запинаясь, высказал принцу свою признательность, и тем не менее чувства его по-прежнему дремали. И лишь на следующий день, когда пехота и конница были выстроены перед замком к подъему королевского штандарта [28], лишь тогда Гамиль, скакавший позади свиты короля, обнаружил, что его взгляд непреодолимо притягивает к себе один из конных отрядов. Он обратил внимание на гнедого жеребца с великолепным изгибом шеи и увидел прекрасно державшихся в седлах всадников, увидел их красновато-коричневые плащи и черно-белый герб Морлэндов. Красавец-жеребец волновался, и седоку приходилось сдерживать его. Это, конечно, был Оберон. Когда глаза кузенов встретились, губы Гамиля тронула горькая ироническая улыбка.

После того, как смотр войскам окончился, Га-миль задержался, понимая, что Кит захочет найти его. Кит подскакал к нему, но его улыбка неуверенно дрогнула, когда Гамиль, сделав каменное лицо, «не заметил» протянутой ему руки.

– Гамиль… я едва узнал тебя: ты ведь так давно не был дома. Очень приятно свидеться с тобой, кузен. Я заметил тебя в свите принца Руперта… Как же ты попал сюда? А я вот, как видишь, привел добрый отряд воинов от Морлэндов. Малахия тоже здесь, он будет рад встрече.

– Как моя сестра? – спросил Гамиль, когда любезное приветствие Кита смолкло, не встретив ободряющего отклика.

– С ней все хорошо, – ответил Кит, а потом, поколебавшись, добавил: – Теперь у нее ребенок… мальчик.

вернуться

27

Галиот – быстроходная парусная галера

вернуться

28

Автор не считает нужным подчеркивать ясную для любого англичанина вещь. В силу сложившихся в английской истории традиций и исходя из конкретной ситуации, поднятие королевского штандарта означало объявление войны. Поэтому двадцать второго августа 1642 года принято считать началом гражданской войны между партиями короля и парламента